повелителя. Будь решительной и помни, что сейчас не время мешкать.

— Если вы приказывает господин, я пойду, — повторила Суматика. — Но, наверно, я не вернусь.

Мурадеви очень сильно подозревает меня и как только увидит, что я пытаюсь уйти из дворца, прикажет убить

или бросить в тюрьму. Вы обо мне больше и не услышите. Но умоляю вас, отправляйтесь к махарадже и

немедленно, под любым предлогом уведите его из дворца. Если это удастся, вы спасете раджу. Но если вы этого

не сделаете, все пропало. Жизнь махараджи можно сохранить, если он уйдет из спальни Мурадеви. Вы

приказываете — я ухожу. На все воля божья.

Ракшас не очень внимательно слушал речь служанки. Он был занят своими мыслями и не сразу заметил,

что Суматика ушла. Министр удивился ее внезапному уходу и позвал привратника. Тот сказал, что гостья

действительно ушла, и Ракшас снова погрузился в собственные мысли. Он понял, вернее почувствовал, что на

Магадху надвигается беда.

“Ради блага царского дома, — думал министр, — я не дал тогда этой женщине из касты шудр стать

царицей. И хотя отцом ее сына был раджа, все-таки решил убить мальчишку, ибо рано или поздно он осквернил

бы престол. А сейчас эта низкорожденная, от которой раджа без ума, снова стала для меня помехой. Дханананда

теперь невозможно даже увидеть, а о беседе с ним и говорить нечего. Самое страшное во всем этом то, что я до

сих пор ничего не могу придумать. На днях я сочинил предлог, чтобы встретиться с раджей. Я сказал, что нам

грозит вражеское нашествие и что мне необходимо его видеть. Встреча состоялась. А что придумать на этот

раз? Если министр не может увидеть своего повелителя, поистине, это дурной знак. Но я должен сделать все,

что в моих силах”.

Он тут же написал письмо радже и отослал его с верным человеком в покои Мурадеви. Письмо было

доставлено без помех и немедленно принято, словно только его и ждали. Когда раджа сломил печать и

погрузился в чтение, Мурадеви, сидевшая рядом, спросила, кто пишет махарадже.

— Ракшас, — ответил тот.

— Что-то министр стал присылать слишком много писем, — сказала Мурадеви. — Похоже на то, что он

хочет с вами встретиться. Ваша любовь вернулась ко мне, а он ненавидит меня по-прежнему. Мне кажется, он

решил писать письма, чтобы не приходить в мои покои.

— Ракшас пишет, — сказал раджа, — что ему мешают встретиться со мной и что с ним поступают

несправедливо.

— Поступают несправедливо? — удивилась Мурадеви. — Когда самому не хочется идти, всегда

мерещатся разные помехи. А чего он добивается?

— Он хочет еще раз встретиться со мной наедине, — ответил раджа. — Пишет, что речь пойдет о деле

государственной важности.

— Да ведь и прошлый раз как будто были государственные дела, — насмешливо сказала Мурадеви. — О

каком нападении он теперь собирается сообщить? Министр предан вам, повелитель, и мне кажется, что именно

поэтому, он всегда сомневался в вашей безопасности. Ведь он и меня подозревает, не так ли? И, по-моему,

подозревает очень сильно. Но почему? Впрочем, я не буду вмешиваться. Мое желание — быть всегда у ваших

ног, повелитель. Кроме вас, мне все безразлично. Пока вы верите мне, я спокойна и ничего не боюсь. Мне все

равно, что обо мне думают и говорят. Но все-таки, что же пишет министр?

— Так вот, он пишет, — ответил раджа, — что дело это государственной важности, и просит принять его

как можно скорее и выслушать. Ах, я без тебя не могу теперь прожить ни минуты, а тут эти бесконечные

заботы! Я ему говорил, что есть Сумалья и править можно от его имени, а я, как и полагается отцу взрослого

сына, оставляю дела государства. Но министр ни за что не соглашается с этим. Как же мне быть?

— Нехорошо, мой повелитель, — сказала Мурадеви, — если ваши подданные заметят, что вы не

заботитесь о государстве. Меня все станут ненавидеть. Никто не должен думать, что вы отказываетесь

обсуждать важные дела из-за того, что увлечены мною. Нужно пригласить Ракшаса и выслушать его.

— Да, наверно, опять какой-нибудь пустяк, — ответил раджа. — Но если и в самом деле что-нибудь

серьезное, почему бы не сообщить об этом в письме? Нет, я напишу ему, что…

— Нет, нет, не делайте этого, повелитель, — проговорила Мурадеви. — Даже если вам не хочется, все-

таки примите его и выслушайте. Если кто-нибудь из ваших могущественных соседей узнает, что раджа не

занимается делами государства, — будет беда. Вам нужно почаще приглашать министра для бесед. Я прошу вас

только об одном — никуда не уходить отсюда. Я очень тревожусь. Вы окружены врагами. Помните, что было в

той корзинке? Теперь вас попытаются выманить отсюда, потому что прошлый раз у них ничего не вышло из-за

моей бдительности и осторожности. Берегите себя, а я ради вас готова пожертвовать жизнью. До тех пор пока

сын арьев в безопасности, мне тоже ничто не угрожает. Но если с вами что-нибудь случится, мне не миновать

беды. Мои враги меня заживо сожгут или бросят на растерзание хищным зверям.

— Зачем ты говоришь такие слова? — сказал раджа. — После всего, что произошло, я буду очень

осторожен и никуда не пойду. Я казнил бы всех, кого подозреваю, но не делаю этого потому, что ты

отговариваешь меня. У тебя очень доброе сердце. А то они давно были бы наказаны. Так ты говоришь, что

нужно позвать министра и выслушать его? Хорошо.

— Эй, кто-нибудь там! — крикнул Дханананд. — Если есть кто из людей министра, скажите ему, чтобы

он передал Ракшасу, что я согласен его принять.

Посыльный, принесший письмо Ракшаса, ушел, чтобы передать ему слова махараджи. Вскоре после

этого министр прибыл, и между ним и раджей началась обычная беседа о положении дел в государстве.

— Махараджа, — вдруг тихо сказал Ракшас, — мне нужно вам кое-что сообщить. Если вы меня

выслушаете, то… — Было видно, что министру трудно начинать щекотливый разговор.

— Ну, ну, — проговорил раджа, — говори, что у тебя. Только покороче, самую суть. И не стесняйся. Мне

далеко не безразлично, если я могу быть чем-то полезен.

— Махараджа! — начал Ракшас. — Я только хочу сказать, что вы совсем не ходите в совет и не

занимаетесь делами. Враги Магадхи решили, что у нас царит смута. Народ думает то же самое. Поэтому, прошу

вас, появляйтесь ежедневно перед своими подданными и выслушивайте их просьбы и жалобы. Было бы хорошо

это сделать уже сегодня или завтра. Пойдите в совет, посидите там некоторое время, и люди успокоятся.

Это был, конечно, только предлог: министр считал, что в дальнейшем все наладится, если раджа уйдет от

этой женщины хотя бы на время. Во всяком случае, он надеялся, что когда раджа начнет заниматься делами

государства, то можно будет исподволь открыть ему глаза на грозящую его жизни опасность.

Дханананд, выслушав Ракшаса, рассмеялся.

— Как же назвать такое положение, — проговорил он, — если все дела я поручил тебе и Сумалье, сам

решил отдохнуть, а вы беспокоите меня по пустякам? Я ведь сказал вам, что если будет что-либо действительно

важное, не стесняйтесь и приходите ко мне. В остальном поступайте по собственному усмотрению. Я ничуть не

намерен ежедневно сидеть в совете. Мне теперь нужен покой.

— Ваш слуга знает, что вам нужен покой, махараджа, — ответил Ракшас. — Вам, конечно, необходимо

отдохнуть и развлечься. Но оттого, что вы хоть ненадолго окажете нам честь своим присутствием, будет очень

большая польза. Поэтому я и дерзнул обратиться к вам с покорнейшей просьбой.

— Раз уж ты так настаиваешь, уважаемый советник, то я подумаю о завтрашнем дне, — сказал раджа. —

Но у меня нет никакого желания ходить туда ежедневно. Я спрошу Мурадеви и, если она захочет, возьму ее с

собой.

— В государственных делах я буду только помехой, — раздался голос скрытой за занавесью Мурадеви.