«Бежать, драть из этой страны…» — в который раз подумал Борис, садясь в машину.

— Завтра звони в офис, вечером. Буду до девяти. — Юрка повернул обратно к калитке.

СОБРАНИЕ ПИСЕМ ОПТИНСКОГО СТАРЦА

ИЕРОСХИМОНАХА АМВРОСИЯ

(Конспект)

Сны простые:

от чревоугодия и иных страстей наигрываются разные сновидения от бесов.

Сны зрения:

людям тщательным, очищающим свои душевные чувства к постижению вещей Божественных. Они повторяются на протяжении многих лет и не забываются.

Сны откровения:

людям совершенным, пророкам.

* * * * *

Если покража — она послана за какой‑то твой грех.

* * * * *

Отчаяние хуже всякого греха.

* * * * *

В разговоре с неверующими должно быть осторожным, ибо через них говорит сатана.

Рано выехать из города не удалось. Когда газик уже выныривал с окраины на магистраль, Стах вдруг вспомнил о каком‑то неподписанном акте, связанном с незаконным отстрелом джейранов, о том, что его ждёт бухгалтерша, и повернул обратно, благо дирекция заповедника находилась поблизости.

По прежнему опыту Артур был уверен: Стах застрянет надолго.

— Иван Степанович, все хочу понять, какого рожна нужен этот Бобо Махкамбаев? — спросил он, не в силах подавить нарастающую волну раздражения. — Что‑то крутишь, вертишь… Зачем увёз меня из Москвы? Ведь ты приехал, не зная об Анне…

— Точно. Не зная… Тебе плохо? Дома было бы лучше?

— Пойми, я тут ничего не делаю. Вчера целый день болтался по городу, сегодня неизвестно куда едем. Зачем ты со мной возишься?

— Найдется дело, не стони, Артур, самому тошно. Может быть, каждый день на счету… — Стах словно бы спохватился. — Заповедник никому не нужен. Все разваливается. Впрочем, что мне тебе объяснять!

Через раскрытые ворота въехали на территорию дирекции заповедника, прокатили по дорожке вдоль арыка, за которым стояли ряды старых яблоневых деревьев с побелёнными известью стволами, остановились возле конторы. Здесь в теньке у крыльца, сидя на корточках, ждали Стаха егеря. Поодаль, привязанная к сломанному трактору, пощипывала свежую травку осёдланная низкорослая лошадь.

Егеря молча поднялись, прошли за Стахом и Артуром в кабинет, расселись за длинным столом, приставленным торцом к столу директора. Стах вызвал секретаршу, попросил принести всем пиалушки и чай. Началось обсуждение вопроса о том, что второй месяц нечем платить зарплату, что правительство прекратило дотации, а заповедник почти ничего не зарабатывает.

Артур сидел со своей пиалушкой в стороне у раскрытого окна, за которым весело чирикали воробьи, видел висящую на противоположной стене огромную карту–схему. Протянувшаяся на сотни километров территория заповедника совпадала с протяжением горного хребта, отделяющего республику от иностранного государства. Единственная магистраль, по которой они должны были сегодня ехать, стрелой летела вдоль предгорий. С одной стороны — горы, с другой — бесконечный океан пустыни.

Полузабытое, страстное чувство поднималось в душе Артура. Легкий ветерок из окна, оглушительное чириканье птиц, прыгающих на зацветающих ветках яблонь… Тяга к странствиям оживала в нём.

Он поднялся, прошёл вдоль стены с картой, вышел наружу.

Подошел к лошади, все так же выщипывающей травку, погладил крутую холку, взглянул поверх яблонь, за которыми в солнечной дымке парили синеватые вершины гор.

Вслед за ним из конторы вышел человек в солдатской ушанке, издали помахал рукой, крикнул:

— Здравствуйте! Здравствуйте! С приездом! — Он подошёл, поздоровался. — Не узнали меня? Я Шовкат. Возил вас со Стахом на Шахское озеро.

— Узнаю, — Артур пожал узкую ладонь крепкого смуглого парня. — А почему теперь Иван Степанович сам водит газик?

— Рыночные отношения, — улыбнулся Шовкат. — Пересел вот на эту Беглянку, бензин не нужен, хорошо! Добываю американские деньги для заповедника. Вот сейчас Стах так и сказал: вся надежда на меня. Если не боитесь, идём в гараж, там как раз дойка.

— Серпентарий завели? — Артур без особой охоты зашагал за Шовкатом.

…В бетонном гараже горело электричество. За столиком с микроскопом и чашечками Петри узкоглазая лаборантка сосредоточенно вылавливала кого‑то пинцетом в пузатой баночке из‑под мёда. Точно такие же баночки сотнями теснились на длинных деревянных стеллажах.

В каждой из них оказалось по скорпиону.

Сжатая пинцетом лаборантки тварь, одновременно похожая на паука и рака, бессильно извивалась, взмахивала хвостом с коготком на конце и оставляла на стенке чашечки чуть заметную каплю.

— Угадали, — сказал Шовкат, — хотим ещё серпентарий завести. Выдаивать змей тоже выгодно. Дороже золота этот яд.

«Господи, — думал Артур, — ну зачем ты сотворил такую мразь?» Вспомнилось, как однажды не здесь — на Кавказе видел похороны ребёнка, ужаленного скорпионом. И в то же время он поймал себя на сложном чувстве, какое ощутил вчера, глядя на обречённую змею в клетке.

Шел обратно к конторе вдоль сверкающего на солнце, позванивающего струями арыка, мучительно думал: «Зачем? Не может быть, чтоб не было какого‑то смысла в существовании скорпионов, змей. Но если смысл, замысел есть, он в принципе непостижим — к чему биться головой о стенку, о мироздание? Течет вода. Вот пчела пролетела. Цветут яблони. Чего, Артур Крамер, тебе ещё надо? Анна на пятнадцать лет младше, и Ты, Творец, её забрал. Меня оставил. Зачем? Для какой цели?»

У крыльца, окружённый егерями, стоял Стах. Приземистый, в брезентовом костюме. На спине пузырилась неумело пришитая заплата.

— Садись! — обернулся он к Артуру. — Через минуту едем.

Тот забрался в газик, сел на переднее сиденье, отодвинул в сторону от ног тяжёлую пластмассовую канистру с водой, которую Стах всегда возил с собой, отправляясь в дальние путешествия.

«Куда еду? Зачем? Нет цели, нет смысла», — продолжал думать Артур, но это была инерция мысли, ибо душа его по–детски радовалась тому, что должно было начаться через минуту, вот–вот…

— Как ты думаешь, — спросил он Стаха, когда они наконец выехали из города и помчались по стреле автомагистрали, — зачем Бог создал змей, скорпионов?

— Видишь ли, американцы и немцы готовы платить бешеные деньги за яд. Шовкат знает места, неделями один в горах то на этом газике, то на своей Беглянке. Ловит, рискует жизнью. У него даже сыворотки с собой нет, противоядия. Может, сегодня достану. Всё исчезло. Кстати! Обожди меня ещё минутку! — Он тормознул у стоящего на отшибе магазина «Электротовары», но, прежде чем выйти, достал бумажник, стал пересчитывать деньги. Потом начал шарить по карманам куртки.

— Подкинуть тебе? Что ты собираешься покупать?

Стах отмахнулся, вышел. И вскоре вернулся с каким‑то пакетом.

— Я не о том спрашивал. Смотри: величественно, прекрасно вокруг — горы, пустыня. Вон орёл повис над хребтом. И одновременно здесь же скорпионы, змеи, смерть.

Стах искоса глянул на него.

«Мучаю человека дурацкими вопросами, морочу голову», — думал Артур.

А Стах вдруг запел: «Ах ты ноченька, ночка тёмная, ночь осенняя!..»

Все вокруг было залито солнцем, впереди над шоссе дрожал и струился горячий воздух, вспугнутые газиком хохлатые азиатские жаворонки взлетали с обочины, вонзались в слепящую голубизну.

Репертуар Стаха был неисчерпаем. Украинские и русские народные песни, песни времён гражданской войны… Хотя стрелка спидометра стояла за отметкой сто километров, Стах легко вёл машину, голос его набирал силу: «Там вдали за рекой загорались огни, в небе ясном заря догорала, сотня юных бойцов из будённовских войск…»

Он вдруг смолк. Потом зло сказал:

— Столько голов полегло! Говоришь: змеи, скорпионы… А эти Сталины, коммунисты скольких людей отравили своим ядом.

— Они не коммунисты, — отозвался Артур. — Коммунистами были те, кто жизнь отдавал за то, чтобы люди любили друг друга. Безвестные, они гибли в тюрьмах, под расстрелом.