Гитлер сидел, но когда он услышал это предложение, вскочил и, потрясая в воздухе кулаком, грохнул им по столу:

— Я слышал от вас подобные предложения, господин генерал. Да, да, уже не раз. Я решительно их отклоняю. Сталинград необходимо взять, несмотря ни на какие потери.

— Если мы намерены брать Сталинград, тогда, мой фюрер, нам придется хотя бы временно отказаться от Кавказа. Немецкие армии должны перейти к обороне на Кавказе до овладения Сталинградом — таково мое мнение. Но, как вам будет угодно, мой фюрер.

Гитлер резко поправил прядь волос, упавшую на лоб, сказал:

— Я давно уже слышу ваши глубоко ошибочные мнения, господин генерал. Но и от действий на Кавказе я не откажусь. Мне все ясно. Вейхс, доложите ваши соображения по этому вопросу.

— Господин фюрер, смею напомнить, я докладывал свое мнение и обращался с предложением в штаб верховного командования и. к вам лично.

Но Гитлер тут же оборвал его:

— Понимаю, вы хотите уйти от ответственности. Я вижу, вы разделяете точку зрения генерала Гальдера и предлагаете отказаться от захвата Сталинграда. Эти половинчатые суждения мне и раньше не нравились. О них мне докладывал генерал Иодль после боя под Калачом.

«Значит, начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами Иодль умышленно предвзято информировал о моих намерениях фюрера, — подумал Вейхс. — После совещания придется просить у Гитлера личной аудиенции для доклада».

— Считаю это стратегическим недомыслием, — резко выкрикнул Гитлер. — Я заставлю всех выполнить мой приказ. Сталинград должен быть взят во что бы то ни стало, и притом в самое ближайшее время. Я, и только я предопределю дату его падения.

Гитлер был взбалмошной натурой. Все он любил и всем увлекался постольку поскольку: наукой, искусством, военными знаниями. Только люди, обладающие сверхъестественной интуицией (к которым он причислял и себя), были, по его мнению, способны рождать великие идеи и добиваться их осуществления решительно и бесповоротно.

Когда Гитлером овладевала какая-то новая идеи, он уединялся и замыкался в себе. Но стоило ему встретиться с возражениями или столкнуться с внезапным препятствием, он приходил в буйное неистовство. Он не старался отягощать себя глубокими знаниями, считая, что это вредно сказывается на рождении гениальных идей.

Но все это кажущееся, напускное и порой простоватое на первый взгляд, кто его не знал лично, могло лишь ввести в заблуждение. Иодль вспомнил, как однажды Гитлер небрежно исчертил туристскую карту Франции и Испании синими стрелами. Вызванные к нему в салон-вагон Кейтель и Иодль, переглядываясь, лишь пожимали плечами. Они хорошо понимали идеи фюрера, знали его военный талант и покорно отвечали одно: «Яволь» (Ясно). Хотя многое для них тогда оставалось загадкой. «Я даю вам идею, — говорил Гитлер, — и исхожу из того, что мне нужна важная английская база — Гибралтар. А как сделать, чтобы он был в наших руках, подумайте сами. На то вы и назначены на высокие военные посты. — Но тут же вскоре он как бы отходил от запальчивости и говорил, и приводил такие расчеты, что даже они, опытные военные генштабисты, только диву давались. — Я рассчитал, что для переброски наших войск потребуется три месяца. Переход франко-испанской границы мы осуществим за месяц до нападения. Остальное надо разработать штабу в деталях и доложить мне не позднее чем через месяц весь оперативный план».

Иодль, слушая Гитлера и вспоминая об этом, хорошо знал, что фюрер не преминет спросить у него мнение по вопросу предстоящего наступления на Сталинград. И он в своем предчувствии не ошибся.

— Генерал Иодль, — обратился Гитлер, — прошу высказать ваши соображения.

Иодль поднялся, неторопливо и уверенно подошел к карте и встал в позу самоуверенного ученика, отвечающего учителю у доски и поглядывающего с пренебрежением на однокашников.

— Считаю, мой фюрер, что надо непременно завершить начатое сражение нашей армии под Сталинградом. Мы не можем упускать инициативы на таком важном оперативно-стратегическом направлении. Иначе русские перехватят ее у нас. По моему глубокому убеждению, шестой армии надо в самое ближайшее время очистить еще не захваченные районы города от противника и окончательно перерезать Волгу, а с нею и все коммуникации, связывающие большевиков с южными районами страны. Нас обязывают утвержденные вами, мой фюрер, планы, требует наш престиж перед союзниками, да и международная обстановка. Мы должны выполнить ваши гениальные замыслы и быть непреклонными в достижении этих великих целей

Гитлер обвел сидящих острым вопрошающим взглядом.

— Вы правильно мыслите, Иодль. Вы, как я понял, настаиваете на необходимости выполнения директивы, отданной главным командованием? Мне ясно. Ваши доводы считаю единственно разумными.

Барон Вейхс поднялся и попросил слова. Гитлер покровительственно сделал ему знак рукой.

— Мой фюрер, я не против того, чтобы покончить со Сталинградом. Но сил наших двух армий для решения такой задачи в настоящий момент недостаточно. Резервы армии на исходе, тылы далеко остались позади. У нас очень затруднительное положение со снабжением.

Гитлер перебил его:

— Но вместе с вами, не забывайте, успешно воюют армии наших союзников: румын и итальянцев. Мы в свое время, Вейхс, усилили вашу армейскую группу танковой армией Гота. Однако пока я не вижу, чтобы это благоприятно повлияло на исход последних сражений. Я принял решение пополнить шестую армию и четвертую танковую свежими частями. Все вы видели, как ликовал сегодня народ в Берлине, провожая новое пополнение для окончательного разгрома большевистских войск на Волге. Мы должны сделать все, чтобы оправдать надежды великого немецкого народа. Но я жду от вас, барон Вейхс, решительных действий. Только захват Сталинграда может покрыть все ваши прежние промахи.

Слова попросил рейхсмаршал Герман Геринг. Гитлер поправил тыльной стороной руки снова упавшую на лоб косую прядь волос. Видно было, что он вошел в азарт, свойственный его неуравновешенной натуре.

— Прошу вас, господин рейхсмаршал.

— Считаю, мой фюрер, что со Сталинградом надо покончить навсегда. Это не только поднимет престиж германской армии в глазах союзников, но и потрясет мир. Падение города на Волге, носящего имя их вождя, главнокомандующего страны — это, прежде всего, политический удар по большевикам. Я приказал усилить воздушную армию Рихтгофена новыми бомбардировочными полками. В самое ближайшее время наша авиация сотрет в порошок остатки этого города. Он, клянусь, не будет существовать более на земле.

За ним поднялся доктор Геббельс. Он обвел всех присутствующих поблескивающими глазами.

— Рад сообщить вам, господа, благодаря военному гению фюрера наша пропаганда стала одним из самых мощных видов оружия. Оно метко разит наших врагов, поднимая дух народа и доблестной армии. По личному указанию фюрера министерство пропаганды подготовило широкую программу всенародного праздника, посвященного падению Сталинграда. Лучшие радиокомментаторы разосланы по всем фронтам. Сам Ганс Фриче будет вести передачу из поверженной крепости большевиков на Волге — Сталинграда. Мы увеличиваем количество передач последних известий для наших соотечественников. Наши репортажи с передовой линии фронта, подводных лодок, находящихся во вражеских водах, и бомбардировщиков, которые действуют на территории врага, приобрели огромную популярность немецкого населения.

Наши киностудии и знаменитые артисты примут участие в съемках фильмов о героях-победителях, сокрушивших большевиков в городе их вождя — Сталина. Я твердо уверен, господа, что гений фюрера ведет нас к победе, которая прославит немецкий народ и его великую армию в веках.

Гитлер нервно поглядывал на часы. Он не терпел долгих разговоров, чувствуя, что никто не может предложить лучшего, чем это сделал он сам в короткой беседе со своими подчиненными и ближайшими соратниками.

Все присутствующие на совещании высказались за овладение Сталинградом.

— Итак, господа, — обратился ко всем Гитлер, — наше совещание утвердило во мне окончательно уверенность, что Сталинград должен быть взят немецкой армией не позже конца сентября. Это главная цель для нас сегодня. Кавказом я предлагаю заняться вам, Иодль и Гальдер. Он почти в наших руках, его судьба решена, и он меня уже не волнует. Вы свободны, господа!