Нельте подъехал к своей загородной вилле и будто очнулся от сна. Да, все это было так дорого для него, но с годами осталось как далекое воспоминание о добром невозвратимом прошлом. Теперь же, после похода в Россию, и особенно после того, что он видел и пережил в Сталинграде, и то, что он увидел сейчас, в Берлине, пышность этого военного карнавала раздражала его. «Мы там воюем, а здесь». Главное, его мучила загадка: чем все это вызвано, по какому случаю такие торжества? Может, удалось окончательно разбить русские армии и сбросить их в Волгу? Но ведь всего несколько дней тому назад их танковый корпус все еще вел бои под Сталинградом. Месяц бьется на одном и том же месте, несет большие потери, а продвигается медленно, десятками метров. От горьких воспоминаний заныла рана.

«Нет, нет, — сказал он себе, — творится что-то непонятное, но, по-видимому, серьезное. — Фюрер не посмел бы устраивать подобных торжеств без особых причин. Значит, что-то произошло».

Нельте почти бегом направился к дому. На большой застекленной веранде увидел жену. Она не ожидала его и несколько минут стояла молчаливая и беспомощная, опустив руки, сразу заметив и побелевшие виски, и желтовато-отечный, нездоровый цвет лица.

Они также молча, как-то сдержанно расцеловались, неловко обнялись и, ошеломленные неожиданностью встречи, недоверчиво глядели друг на друга.

— Ганс, милый. Неужели это ты? — сказала жена почти шепотом.

— Брунгильда, ты не знаешь, почему сегодня в Берлине такой большой праздник?

— Для меня этот праздник, — ответила она, чуть улыбнувшись краешками губ, — по случаю твоего приезда. А ты ничего, ничего не знаешь, милый? Сегодня выступал по радио фюрер. Он обратился к немецкому народу и заверил, что с большевиками будет покончено до наступления зимы. Наша армия успешно штурмует Сталинград.

Нельте взял со стола еженедельник «Imperia» с передовицей Геббельса.

— После трудной дороги, Ганс, приведи себя в порядок, отдохни, милый, тогда обо всем узнаешь.

Нельте подошел к библиотечному столику, взял пачку газет. Все передовицы были посвящены Сталинграду. «Крепость большевиков на Волге — Сталинград накануне катастрофы», «Немецкие войска разрубили большевистские армии в Сталинграде и достигли берегов Волги», «Последние дни Сталинграда», «Близится час нашей победы», «Русские уходят за Волгу», «Кавказ скоро будет в наших руках». Их автором был доктор Геббельс.

«Да, по-видимому, под Сталинградом произошел серьезный перелом. Чаша войны склонилась в нашу пользу, — подумал Нельте. — Но удивительно, всего этого не чувствуешь там, в России. На узком участке фронта — «кочке» не ощущаешь великих событий. Здесь же, в Берлине, где сходятся пути всех фронтов, видны, как с высокой горы, все ходы и перспективы гигантской войны».

Нельте облегченно вздохнул и, повеселевший, направился в ванную. «Может, мне не придется возвращаться в Россию?»

Вдруг он вспомнил о сыне.

— Где Отто, Брунгильда?

— Он мне сегодня звонил. Он весь в тебя, милый. Отто у нас почти солдат, — сказала она с гордостью. — Его зачислили в военизированный спецотряд. Их там будут готовить в военные училища.

Нельте вспомнил, что сын в прошлом году вступил в члены «Гитлерюгенд». Тогда он прислал ему письмо и фотографию, где он снят в военной форме со значком. И этот разговор почему-то невольно напомнил ему о солдате Хейде, без обеих рук, которого он случайно встретил там, в России. (Может, потому, что Хейде действительно был чем-то похож на Отто?)

Брунгильда прервала его раздумья:

— Отто примет участие на торжествах в Берлине. Там устраивают проводы солдат на Восточный фронт.

«На Восточный фронт? Но зачем такие многочисленные проводы, если фюрер и Геббельс заверяют немцев, что скоро конец войне с Россией?»

— Некоторые из старших сверстников Отто изъявили желание ехать на фронт добровольцами.

— А Отто?

— Ну что ты, милый? Он еще так молод. Ему же только семнадцатый год. Его не возьмут. Я не верю, чтобы забрали даже тех, кто двумя годами старше его. По-моему, просто так поддерживают их стремление к военной службе. — Брунгильда обняла мужа. — Очень жаль, что Отто не знает о твоем приезде. Он так хотел с тобой повидаться и угрожал сбежать к тебе на фронт. Тянется за старшими и подражает им. О, если бы видел, какой гордостью блестят его глаза, когда он показывает мальчишкам врученный ему кортик с «Бис цум Тод грай».

Нельте принял ванну, надел домашний просторный халат и легкие мягкие туфли. Он вышел на веранду, почувствовав легкость во всем теле, будто сбросил тяжелый груз напряженной дороги.

За столом, сервированным на двоих, было все по-домашнему уютным и приятным. Ему даже не верилось, что всего неделю назад он ходил по обвалившимся окопам на сталинградской земле, где каждую секунду ему грозила смертельная опасность.

На столике для журналов он увидел красивую, яркую рекламу.

— Откуда это, Брунгильда?

— Позавчера у нас был доктор Зульцман.

— А, Зульцман. Ну, а как его юридическая карьера? Не иначе как метит в личные советники к генеральному прокурору?

— Нет, Ганс, Зульцман изменил юриспруденции. Он пошел на повышение и работает старшим инспектором в министерстве пропаганды Геббельса.

Нельте невольно улыбнулся:

— Я давно замечал за стариной писательские наклонности. Помнишь, когда мы с тобой познакомились, он частенько выступал в газетах. На первых порах старику не повезло. А потом он написал нашумевшую статью «Гитлер как оратор». Его похвалил тогда сам доктор Геббельс. По-моему, это Геббельс составил старику удачную протекцию. Добрые услуги власть имущим, Брунгильда, никогда не забываются. — Нельте взял в руки броскую и яркую рекламу. — Это что, очередное произведение Зульцмана?

— Нет, Ганс, это министерство пропаганды готовит большие торжества по случаю падения Сталинграда.

— Интересно.

Нельте прочел вслух:

— «Программа и план манифестации на Адольфгитлерплац. Торжества великой победы над большевистской Россией откроются. (Дальше стояла дата — сентябрь 1942 года). В манифестации примут участие, — читал он, — части вермахта, СС, полиции и особой службы специального назначения. На всех площадях должны быть подготовлены трибуны. В празднике будут участвовать все военные оркестры. Торжественный фейерверк и салюты (указывались площади и улицы). Бесплатные сеансы для немецких воинов-победителей, посещение театров, цирков, варьете (перечислялись названия и адреса). В этот день все радиостанции будут работать по особым программам. (Тексты прилагаются)». О, это грандиозно задумано, Брунгильда.

Нельте налил в бокал вина и чокнулся с женой:

— За нашу победу! За скорую победу, Брунгильда!

Дальше Нельте читал про себя:

«Издательства, типографии должны подготовить чрезвычайные выпуски газет о взятии Сталинграда, плакаты, афиши. Немцы! Вывесьте ваши флаги! Сталинград пал!»

Киностудиям предписывалось создать специальные выпуски кинохроник о торжествах немецкого народа по поводу великой победы в России.

Эта же программа намечала проведение широких торжеств на захваченных территориях Франции, Польши, Норвегии, Югославии, Греции, Чехословакии, Болгарии, Румынии и, конечно, в самой России.

— Вот это размах. Потрясающе, — сказал Нельте, снова наливая рюмки. — Понимаешь, Брунгильда, когда я прилетел в Берлин, то был ошеломлен. Меня, если хочешь знать, даже злила эта парадная шумиха. Подумай только! Неделя, как я из-под Сталинграда, где кипит страшное пекло войны. Там дни и ночи идут непрерывные бои.

После ванны, за семейным столом, рядом с женой, которую он так давно не видел, Нельте очень хотелось рассказать обо всем, что испытал он там, на фронте.

— Ты о чем задумался, Ганс? — спросила жена, увидев, что он перестал есть и смотрит куда-то неподвижным, задумчивым взглядом. — Ты устал, милый, тебе немедленно надо идти отдыхать.

«Нет, ей не надо обо всем рассказывать, — подумал он. — Зачем ее расстраивать? Она живет сейчас радостью моего возвращения и скорой победы».

Он погладил ее красивую руку с тонкими пальцами.

— Да, Брунгильда, не верится, что все плохое уже позади, и я дома, и ты рядом со мной.