— Нет-нет… — Она сделала попытку освободиться.
— Но ты ведь спросила ее сынишку, как его зовут? Может быть, ты еще что-нибудь спрашивала?
Девочка вырвалась наконец. Теперь она стояла перед братом, вызывающе глядя на него сердитыми черными глазами, полными слез:
— Ничего я не спрашивала. А он вовсе не сынишка.
До Коли не сразу дошел смысл этих слов. Он был бессилен, сражен, уничтожен. Это он сказал, что Лавсан «не кусачий». И теперь Гриша, сын той женщины, умрет.
— Откуда ты взяла, что он ей не сын? — устало спросил Коля.
— Он же называл ее «тетя»! Тетя Даня! Тетя Даня! Тетя Даня!
Подумайте, какая смышленая, какая наблюдательная, какая памятливая девчонка!.. Он готов был расцеловать сестру. «Тетя Даня!», «Тетя Даня!» — это было уже нечто… Он пойдет по Парковой аллее, будет заходить в каждый дом.
Да… Но Парковая аллея длинная. На ней множество дач. И, кроме того, она связывает три улицы; кто знает, куда именно направилась тетя Даня с племянником Гришей? Даня — это Дарья? Внезапное сомнение заставило Колю снова позвать сестру:
— Может быть, тетя Таня, а не Даня?
— Может быть, — спокойно отвечала Настя, прыгая через скакалку.
Идиотка! Шесть лет, а соображения никакого!
Он не мог больше так сидеть и думать. Надо было действовать.
— Сиди дома! — бросил он девочке и пошел к калитке.
Все выглядело здесь точно так же, как и вчера. Было жарко и тихо. Так же прозвучал голос электрички и замер. И фигуры людей с кошелками показались на пригорке.
Вот бы сейчас эта тетка… Он ее узнает вмиг!
Люди проходили торопливые, озабоченные.
Коля дошел до Парковой. Что теперь? А теперь надо искать. И он решительно толкнул калитку.
— Кто там? — Подозрительный голос раздался из глубины гамака. — Ты зачем, мальчик? — спросил голос с еще более подозрительной интонацией.
Теперь Коля увидел, что он принадлежит толстой даме в очках, лежащей в гамаке, провисшем под ней почти до земли.
— Извините. Здравствуйте! — заторопился Коля. — Я хотел спросить, нет ли у вас женщины… тети Дани… или Тани…
— Нет, — холодно и вразумительно сказала женщина, — ни Дани, ни Тани нет.
— И не приезжала к вам? — смутившись, продолжал Коля.
— Нет, нет, мальчик. Не надо ничего придумывать, — строго заметила дама, пристально глядя на Колю через очки. — Закрой за собой калитку на крючок!
Коля вышел с пылающими щеками: его, конечно, в чем-то заподозрили! Наверное, в том, что он воришка! Ох, как стыдно! Надо было сразу сказать про бешеную собаку. Тогда уж каждый захочет помочь.
Полный решимости, Коля подошел к соседней даче. Калитка была открыта настежь; молодая краснощекая тетка гнала метлой мусор прямо на улицу.
— Тебе чего? — спросила она не глядя.
— Понимаете, тут у нашего соседа взбесилась собачка…
— Взбесилась? О господи! — Женщина поспешно захлопнула калитку перед Колиным носом, словно ограждая себя и свой дом от бешенства. — Чего же ты стоишь? Иди себе, иди, мальчик. Ступай скорей на уколы! Уколы надо! Поди ж ты, греха-то… А у нас сроду собак не держат!
Коля побрел домой. Он пришел к тому, с чего начал. Он снова сидел на ступеньке террасы, а Настя прыгала на дорожке. Ему была видна ограда, отделяющая участок от дороги. Верхушки тонких хворостинок быстро двигались вдоль каменной стены, и Коля сообразил, что это связка удилищ. Все ясно: милиционер Титов отправляется на рыбалку.
4
В Колином представлении Титов раздваивался. Был Титов-милиционер, и был Титов-рыбак. Между ними не имелось ничего общего. Титов-милиционер мчался на мотоцикле в погоне за бандитами, думалось Коле (хотя в их поселке вряд ли водились бандиты). У Титова-милиционера были серые глаза со стальным блеском и пристальным взглядом и квадратный волевой подбородок, еще более выдающийся вперед от спущенного ремешка фуражки. У него был твердый, с металлом, голос. Он мчался на мотоцикле и презирал мальчишек.
У Титова-рыбака голубые глаза добродушно щурились на солнце. Голос? Голоса не было слышно: Титов-рыбак говорил шепотом — не спугнуть бы рыбу! Подбородок казался округлым и мягким в вороте капроновой тенниски. Милиционеру было лет двадцать пять. Рыбаку можно было дать восемнадцать. И мальчишек он уважал. Во всяком случае тех, кто сидел молча, так же неподвижно, как он сам, уставившись на поплавок. С ними изредка Титов обменивался краткими и важными сообщениями: «Ушла», «Берет», «Червя объела». Он ловил на середине реки, с лодки, закрепленной на двух буйках, чаще других рыбаков взмахивал удилищем, снимал с крючка рыбу, насаживал ее на кукан и привязывал кукан к борту так, чтобы рыбка полоскалась в воде. При этом Титов довольно крякал, потом снова насаживал на крючок связку мотыля, плевал на нее, говорил скороговоркой: «Ловись рыбка большая и маленькая!» — и опять закидывал. Все точно так, как делали другие рыбаки.
Невозможно было себе представить, что Титов, который ловит бандитов, и Титов, который ловит рыбу, — один и тот же человек. Коля и не старался совместить несовместимое. А между тем удивительные превращения Титова происходили тут же поблизости, в небольшой дачке, где жили мать Титова и его братишки.
Вероятно, именно это навело Колю на мысль… Титов-рыбак мог… мог бы, если бы захотел, мгновенно превратиться в Титова-милиционера. И тогда… Коля стремглав побежал за Титовым, уже порядочно отдалившимся.
«Захочет ли он? Он не на службе. Он идет рыбачить. Он это дело любит. Он не захочет». Так думал Коля, сбивчиво рассказывая о случившемся.
Странно! Титов предстал на этот раз безусловно в образе рыбака: на нем была голубенькая капроновая тенниска, а белая панама, сдвинутая на затылок, придавала ему совсем-таки несерьезный вид. И вдруг в лице, повадке, даже в голосе Титова стали проступать те, другие его черты, из которых складывался Титов-милиционер.
Вероятно, Титов-рыбак не задавал бы Коле этих быстрых, четких вопросов:
— Как был одет мальчик?
А когда Коля ответил: «В трусиках и маечке», Титов тотчас же спросил:
— А больше ничего из детской одежды при них не было?
— Нет, — ответил твердо Коля.
— А чемоданчика или сумки не было?
— Нет, была только авоська.
— Значит, они не располагали оставаться здесь надолго или даже до вечера. Мальчику было бы холодно, — заметил Титов. — А в авоськах одежку не носят.
— Да… Но, может быть, они живут тут, у нас.
— Вряд ли. Ты, наверное, уже видел бы их когда-то…
— Верно.
Коля подумал, что это заключение никак не может помочь им, и вздохнул.
Они уже давно повернули обратно и теперь стояли у забора дачи Титовых.
— Поищем. Может, найдем, — сказал милиционер утешающе.
— Поселок велик, — усомнился Коля.
— Да, но, может быть, они где-то недалеко.
Тут Колю озарило: как же это он забыл? Когда он предложил поднести женщине авоську, она ответила: «Мне недалеко». «Недалеко» — какое важное слово!
— Вот видишь. Подожди меня здесь, — сказал Титов и так же, как будто неторопливо, но вместе с тем и не мешкая, пошел к дому.
«Будет полностью превращаться в милиционера!» — решил Коля.
Он не ошибся: Титов вернулся в полной форме.
— Мы поедем на мотоцикле? — спросил Коля.
— Мотоцикл тут ни при чем, — коротко ответил Титов.
«В самом деле, — догадался Коля, — ведь нужно заходить в каждый дом, не останавливать же поминутно мотоцикл».
Только сейчас Коля вспомнил про Настю и про машину, которая придет за ними.
Титов посмотрел на часы:
— Попробуем уложиться.
Потом он остановился и задумался на минуту, нахмурив брови. К его милицейскому виду это подходило.
— Вот что. Запри вашу дачу. А сестренку возьмем с собой. Раз недалеко, можно и с ней!
Коля подумал, что Титов берет Настю, потому что она может еще вспомнить что-нибудь. Когда Коля рассказал про платок и «тетю Даню», милиционер похвалил: «Ты приметлив!» И тогда Коля, конечно, объяснил, что это его сестра Настя. Хотя вообще она ничего не соображает…