— Тебе нужны сапоги, — сказала я. — Уверена, в бакалее есть кошачьи ботинки.
В этой бакалее Ребекка покупала Оуэну любимое лакомство с кошачьей мятой — «Весёлого цыплёнка Фреда».
— Свитера для собак они точно продают.
Герк тряхнул на меня хвостом. А потом повернулся и прошёл сквозь дверь. В буквальном смысле. От этого у меня всегда перехватывало дыхание. Не понимаю, как он это делает. Вообще–то, впервые увидев, как он небрежно проходит сквозь полуторадюймовую дверь библиотеки, я решила, что у меня галлюцинации или даже инсульт. Кошки ведь не умеют ходить сквозь двери и стены, верно? Кроме Геркулеса. Оуэн этого не умеет. Он мог становиться невидимым, когда его это устраивает. Что обычно случалось, когда это не устраивало меня.
У обоих котов имелись некоторые магические способности. Суперспособности, если хотите. Понятия не имею, почему или каким образом. И есть ли в Мейвилл–Хайтсе другие коты, которые такое могут. Это точно не то, о чём стоит упоминать в разговоре.
Нельзя же пригласить Рому на кофе, а потом спросить: «Да, кстати, в твоей клинике есть коты, которые умеют проходить сквозь стену? Или делаться невидимыми, когда захотят?»
Я не могу никому рассказать. В лучшем случае меня сочтут слегка чокнутой, а в худшем кто–нибудь захочет выяснить, как котики это делают. И мне не нравится думать о том, что это может означать. Узнав, на что они способны, я всячески старалась, чтобы об этом не узнал никто другой. В глубине души я надеюсь найти какое–то логическое объяснение: генетическая мутация, эволюционный скачок, нечто в таком роде. И чем дальше, тем менее странной кажется эта идея.
Оуэн вернулся за минуту до моего ухода и завыл у входной двери. Когда я открыла, он вихрем пронесся на кухню. На его мордочке налип снег. В отличие от Геркулеса, Оуэн любил снег и запросто мог сунуть голову в сугроб, если рассчитывал найти в нём что–то интересное.
— Стой спокойно, — я взяла полотенце и вытерла ему морду. Кот потряс головой, пару раз провёл лапой по шерсти.
— Ты красавец, — заверила я его, погладив по голове, дала ему пару кошачьих крекеров и проверила миски с водой.
— Ну всё, я ухожу.
Оуэн был слишком занят — таскал по полу своё угощение, поэтому сказал только «мрр».
— Геркулес, — позвала я, — я ухожу.
Он на секунду высунул голову и снова исчез.
Я заперла заднюю дверь, обошла дом и пошла вниз по дорожке. Плетясь по Маунтин–роуд, я опять подумала — всё–таки надо купить машину. Я оставила городскую жизнь в Бостоне почти год назад, а вместе с ней и бóльшую часть вещей. По маленькому городку нетрудно повсюду ходить пешком, а от прогулок вверх–вниз по холму бёдра становились похожи на те, которым я всегда завидовала у более спортивных женщин. Правда, иногда по дороге на работу начинало казаться, что я где–то за Полярным кругом.
Когда я добралась до кафе Эрика, Мэгги уже сидела за столиком у окна. Она помахала мне через стекло. Удивительно, но за стойкой Эрика не было, а Клер снова работала. Она вопросительно подняла кофейник, и я кивнула. Клер встретила меня у стола.
— Спасибо, — сказала я, опуская на пол портфель.
— Ты уже решила, чего хочешь, или принести меню? — спросила она.
— Я уже заказала, — сказала Мэгги. — Умираю от голода. Догоняй.
— Можно мне пару блинчиков с черникой и цитрусовый фруктовый салат?
— Сделаем, — улыбнулась Клер. — Через пару минут. Мы немножко запаздываем этим утром. Эрика нет.
— Эрика нет?
Я ни разу не была в этом ресторане без Эрика.
— Он сломал зуб, — поморщилась Клер.
— Ох, — сочувственно сказала я.
Клер криво улыбнулась.
— Принесу через пару минут, — повторила она, направляясь с кофейником к соседнему столу.
Мой правый ботинок развязался. Я нагнулась поправить шнурки и вытряхнуть снег, набившийся за отворот серых брюк.
— Ты отвезла всё обратно в студию прошлой ночью? — спросила я, выпрямившись.
Мэгги кивнула.
— Допоздна оставалась на работе?
— Не очень.
Я посмотрела на неё.
— Ну ладно, довольно долго, но… — она наклонилась ко мне, — я поняла, что делать со свиньёй.
— Сандвич с беконом? — спросила я.
— Ха–ха.
— И что же?
— Я тебе не скажу. Придётся подождать, это будет сюрприз для всех.
Я подняла чашку, обхватив пальцами, чтобы согреть их.
— Может, хоть намекнёшь?
— Нет. — Мэгги откинулась на спинку стула с чашкой в руке. — Если дать тебе подсказку, ты догадаешься, и сюрприза не получится.
Я заметила, как она опять выглядывает в окно.
— Ждёшь ещё кого–нибудь?
— Руби. Она принесёт лампы. Мне нужно верхнее освещение, а у неё есть пара маленьких гирлянд, думаю, удастся их использовать. — Она взглянула на часы и чуть покачала головой. — Новый друг.
— Что? — удивилась я.
— Руби с кем–то встречается. Сейчас у неё глупый период, когда на всё смотришь сквозь розовые очки. Помнишь, это когда не обращаешь внимания на время и думать можешь только об этом парне?
— Ага, смутно припоминаю что–то похожее, — отмахнулась я.
Я пила кофе и вспоминала Эндрю, оставшегося в Бостоне вместе со всем остальным. Широкие плечи, голубые глаза и громкий смех. Эндрю, который пошёл в двухнедельный туристический поход после того, как мы поссорились, и вернулся женатым на другой.
Я перевела дух и отбросила воспоминания.
— С кем же встречается Руби?
— Его зовут Джастин. Он был консультантом в альтернативной школе в Миннеаполисе. А сейчас работает над проектом, что–то насчет создания лагеря для проблемных детей на природе.
— Не могу представить Руби восторженно глядящей на какого–то парня.
Руби была весёлой и необычной. Цвет её волос менялся чуть ли не каждые две недели, и пирсинга у неё больше, чем я когда–либо видела.
Мэгги опять изогнулась, чтобы выглянуть в окно.
— Где же…
Она не закончила фразу. Дверь ресторана шумно распахнулась, и над моей головой пронеслась струя холодного воздуха.
Мэгс отвернулась от окна, глаза широко распахнулись. Она, не глядя, поставила свою чашку на стол. В дверном проёме стояла Руби, вокруг неё роились хлопья снега. Её волосы, на этой неделе ярко–розовые, были растрёпаны, шарф перекрутился, а лицо казалось мертвенно–бледным.
— Помогите, кто–нибудь
Она на секунду прикрыла глаза.
Я поднялась ей навстречу.
— Что случилось?
Она беспомощно протянула руки и оглянулась назад через плечо.
— Я думаю, она… — Руби покачала головой. — Она там, в переулке. Она не двигается.
Все смотрели на Руби, но никто не пошевелился. Я натянула куртку.
— Руби, кто там? — я направилась к двери. — Покажи мне.
Она кивнула, и мы, спотыкаясь, понеслись к подъездной дорожке. Снег местами покрывал тротуар, было скользко. Руби привела нас к переулку на два дома ниже кафе, и остановилась так резко, что я на неё налетела. Дрожащей рукой она указывала на что–то впереди. Я положила ладонь ей на плечо.
— Оставайся здесь.
Я увидела следы шин на снежной пороше, мятые обёртки от фастфуда. Чуть подальше на земле лежало ещё что–то. «Мешок с мусором», — решила я, но когда приблизилась, сердце забилось чаще. Кот. Раненая собака. Руки задрожали, и я крепко сжала кулаки в толстых варежках. Потом увидела, что лежит на земле, и остановилась.
Это оказался не мусорный мешок и не пострадавшая собака. Мохеровое пальто в красно–чёрную клетку уже припорошило снегом. Агата Шепард.
Мёртвая.