И вот она сидит рядом и едет с ним на похороны его тети. И должна сыграть роль его жены… нет, матери его сына. Разве в этот день был предел чудесам, которые с ней происходили?

Одно ясно: ей надо выпутаться из этой истории еще быстрее, чем она в нее впуталась. Нет никакого смысла таять здесь от счастья и предаваться воспоминаниям о чувствах, испытанных в подростковом возрасте к этому мужчине. Париж — прекрасный город.

Она незаметно отодвинулась от него.

— Вы явно не принадлежали к числу моих фанов, — невозмутимо констатировал он. Потом кивнул на высокие арочные ворота, показавшиеся впереди. — Это ранчо Стоунов, его владелец — мой несокрушимый дед. Вы будете держаться рядом со мной, и я представлю вас как Мэри. Во время похорон никто не станет задавать вопросов. Если пожелаете, я вас еще до застолья отвезу обратно в Санта-Хуаниту. — Он обернулся к сыну: — Пат, ты должен признать, что я сделал все от меня зависящее.

— Ладно, — разочарованно буркнул мальчик. Он снова застегнул пиджак и выглядел замкнувшимся в себе. — С дурой кузиной я и сам справлюсь.

Ред Стоун протянул назад руку и, подбадривая и утешая, взъерошил мальчику волосы.

Это был жест, впервые заставивший Мэри призадуматься.

Что особенного, если она окажет Пату эту услугу? Завтра она все равно уедет в Феникс, зато с ним останется легенда о матери, которая сейчас живет в другом месте, но время от времени его навещает.

Похоже, Стоуны не слишком предавались скорби по поводу кончины тети Леоноры, которая тихо умерла во сне в почтенном возрасте восьмидесяти девяти лет, выполнив все свои земные обязательства, как выразился пастор у гроба. А сейчас гигантское семейство собралось за длинными столами под аркадами, окружавшими красивый просторный внутренний двор ранчо Стоунов.

Ранчо напоминало здания, возводимые в конце прошлого века, — крупный комплекс из четырех флигелей, образующих внутренний двор. На плоских крышах построек возвышались зубчатые башенки, как если бы и сегодня существовала необходимость подниматься туда, чтобы оборонять ранчо от мексиканцев или индейцев. Во внутренний двор вели деревянные ворота, массивные, тяжелые, с железными засовами. Снаружи ранчо походило на маленькую крепость. Тем необычней и живописней оказалось оно внутри. Огромный мощеный двор украшали декоративные колодцы с журавлями, цветники, увитые зеленью полукруглые галереи, где можно было посидеть в тени, а верхний этаж — балконы и окна с чугунными решетками фигурного литья. Пока все еще стояли с бокалами в руках, приветствуя друг друга, — Мэри представили просто под этим именем, — Ред обратил ее внимание на верховного старейшину семейства. Кларк Стоун, чей возраст был для всех тайной за семью печатями, уже сидел на резном деревянном мексиканском кресле с высокой спинкой, стоящем во главе основного стола.

— Мы все называем его «Старым коршуном», — шепнул ей Ред.

Именно так Кларк Стоун и выглядел. Мэри не видела старика во время погребения и теперь украдкой разглядывала его. Бледная сероватая кожа, словно пергамент, натянутая на все еще интересное лицо, на котором четко выделялся крупный крючковатый нос. Старик был, казалось, совсем неподвижен. Человек, который еще живет, потому что дышит, с сожалением подумала Мэри. Однако от его глаз, похоже, ничто не могло укрыться.

И глаза эти чаще всего останавливались на ней, Мэри, хотя вокруг мельтешило не то семьдесят, не то восемьдесят Стоунов, обменивающихся последними сплетнями. Если каждый из этих Стоунов имеет здесь хоть клочок земли, весь округ, должно быть, принадлежит семейству, с иронией подумала Мэри. Они и вели себя так, словно находились в некоем «Стоунленде». Все дамы, как одна, держались высокомерно, мужчины же, похоже, несли на себе отпечаток тягот жизни или какой-то деятельности. Четверо из них, помоложе Реда, все в щегольски загнутых ковбойских шляпах, являлись его братьями. Но им, кажется, нечего было ему сказать. Стоуны-мужчины казались на редкость скупыми на контакты, если дело касалось Реда.

С дамами обстояло иначе. Мэри перехватывала взгляд за взглядом, предназначенные Реду и свидетельствующие о более тесных связях. Но он не обращал на них никакого внимания и мило болтал с Мэри о своих семейных отношениях. Возможно, подумалось ей, он забыл имена и этих дам.

Ей вдруг показалось, что не мешало бы освежить макияж перед торжественным обедом. Стоуновские дамы выглядели в элегантных траурных одеяниях слишком нарядно, а сама она в последний раз смотрела в зеркало еще перед прибытием в Санта-Хуаниту.

Служанка-мексиканка проводила ее в большую гардеробную, уставленную зеркалами, где висело множество пальто, поскольку в этих краях по вечерам, видимо, бывает прохладно.

Так получилось, что Мэри, подкрашивая губы, невольно подслушала разговор, который шел в правом углу и, собственно, не был предназначен для ее ушей.

— Откуда Ред раздобыл этот городской одуванчик? — спросил низкий женский голос. — Эта бледная дама выглядит такой замороженной, будто работает окружным судьей.

— Кто-то мне шепнул, что это якобы мать Пата, — ответил голос помоложе.

Раздался отвратительный смешок.

— Апалача? Та грязная баба? Я думала, что она как раз сейчас проходит курс лечения от алкоголизма.

— Может, уже прошла, и это действительно Апалача?

Женщина с низким голосом презрительно фыркнула.

— Нет, это все фокусы Реда, чтобы снова втереться в доверие к Старому коршуну. При его грешном образе жизни…

Колокольчиком зазвенел смех второй женщины.

— Грешном? С каких пор ты стала моралисткой, Морин? Всего полгода назад ты помогала Реду вести грешную жизнь, не так ли? Но я не представляла себе, чтобы Ред мог связаться с такой пресной девицей, ведь обычно он предпочитает пылких секс-бомб…

Голоса удалились. Мэри посмотрела в зеркало и увидела, что и в самом деле побледнела. Похоже, что «трещотки кузины» есть не только у Пата. Она бы многое отдала за то, чтобы иметь сейчас что-нибудь пошикарнее из одежды. Но что касается «пресности», тут кое-что можно изменить.

Она достала из «дипломата» несессер с косметикой. Слава Богу, самое необходимое она все-таки туда сунула. Она до блеска расчесала щеткой рыжеватые волосы и слегка взбила их по бокам и на затылке.

Лицо у Мэри было не то чтобы красивое, но интересное. По крайней мере, так утверждал Джошуа. И еще он говорил, что тот, кто ее увидит, никогда не забудет. «Ладно, — решила Мэри, — сейчас мы это интересное лицо немного подмалюем». Она нанесла чуточку зеленых теней на веки, чтобы подчеркнуть цвет глаз, слегка подкрасила длинные ресницы, добавила немного румян на скулы и обвела карандашом линию губ.

Взгляд в зеркало подтвердил ей, что теперь можно потягаться и с кузинами и что Джошуа был, вероятно, не так уж неправ. Смешение разных народов в этих пограничных штатах из поколения в поколение передало Мэри миндалевидные зеленые ирландские глаза, красиво очерченный итальянский рот и очень тонкий английский нос, а волосам придало совершенно особенный оттенок: цвет меда с рыжеватым глянцем.

Мэри неожиданно почувствовала себя гораздо увереннее и в первый раз за этот день улыбнулась. Пора было брать события под контроль, а не позволять им командовать собой.

— Мэри? — Она услышала, что ее зовут.

— Иду!

Она почувствовала удовлетворение, увидев одобрительную улыбку в глазах Реда.

— Симпатично, — всего лишь отметил он. — Я хотел бы окончательно у вас выяснить: вы остаетесь или мы уезжаем?

— Мы остаемся.

— В качестве Апалачи?

Она засмеялась.

— Сначала в качестве Мэри Вигэм, очень голодной. Вы же не дали мне поесть в Санта-Хуаните.

Он ухмыльнулся.

— Вы от этого ничего не потеряли, так что совесть моя чиста.

Ред повел ее обратно во внутренний двор, и по тому, как ему уступали дорогу, как на него смотрели, Мэри поняла, что в этом клане он занимает все-таки важное место. Или все дело в том, что она убрала с лица «пресность»?