Леонтий Петрович подошел к обшарпанному двухэтажному особняку с арочными окнами и нелепой лепниной по фасаду, не имея никакого сколько-нибудь связного плана. Здание чем-то напоминало своей неприютностью душу меланхолика. Помедлив на покосившемся крыльце, подполковник решительно взялся за ручку двери. Она распахнулась с неожиданной, ненормальной легкостью, зато возвращалась на место медленно, с усилием, словно намекая посетителю, что у него есть еще время одуматься и вернуться.

Внутренность предбанника скорби соответствовала худшим ожиданиям. Неровно настеленный, нищенски лоснящийся линолеум на полу, серо-зеленая, сама себе неприятная краска на стенах. Скучные стулья с изрезанными сиденьями — можно было подумать, что самоубийцы тут проверяли свои бритвы в ожидании приема. Свет, падавший на все это великолепие из окна в конце коридора, откровенно и уныло клеветал на тот яркий солнечный день, что остался снаружи.

Леонтий Петрович прошелся по коридору, скрипя невидимыми досками под кожей линолеума. Бесплатный массаж. Он был очень внимателен, старался не соприкоснуться ни с кем из посетителей, ибо пребывал в убеждении, что безумие есть инфекционная болезнь и воздушно-капельный способ ее распространения вполне вероятен. Иначе откуда бы такое количество психов среди психиатров? Постоял немного возле регистратуры. Нет, он не собирался заводить карточку — слишком большая плата за право побеседовать со специалистом. Его просто инстинктивно тянуло сюда, к бумажному компьютеру, содержащему все сведения о состоянии безумия в районе. В затененном стекле он вдруг увидел свое отражение и испугался. Какой бравый, какой психически здоровый старикан! Нельзя до такой степени отличаться от среднего здешнего посетителя. Слишком видно, что он явился сюда по необычному, а может быть, и слегка запрещенному поводу. Это может вызвать реакцию отторжения со стороны специалистов. Так шахтеры презирают депутатов, временно спустившихся к ним в забой. Но, поймал себя на прихотливом повороте мысли военрук, не лечиться же я сюда пришел, в самом деле. Поэтому не надо слишком стараться походить на шизофреника.

Но хватит биться в тисках этих мыслительных противоречий, пора бы уже к кому-то обратиться с первым максимально деликатным вопросом. Разумеется, это должно быть лицо в белом халате. Пусть будет вон тот, с такою солидной папкой в руках. Леонтий Петрович, приняв решение, всегда действовал быстро, он подошел к белому халату и тронул его за локоть. Выбранный халат удивленно обернулся, и лицо у него оказалось знакомое.

— Эдуард! — испуганно сказал Леонтий Петрович.

Сотрудник психдиспансера приучен ничему не удивляться.

— Да, — сказал он, — да, Леонтий Петрович, это я.

У него была очень запоминающаяся внешность: высоченный лоб, скрывавший, видимо, абсолютно здоровый мозг, и яркая, огромная, морковного цвета борода. Она была такой тяжелой на вид, что представлялось, что у владельца затылок болит от напряжения. Но значительно более существенным, чем наличие подобной бороды, было то, что Эдуард Семенович являлся женихом Светланы, родной сестры Романа. Они виделись с подполковником всего один раз, мельком, и поэтому Леонтий Петрович счел своим долгом как-то объясниться на эту тему.

— Эдуард… мы с вами на вокзале встречались. Я привозил адрес для…

— Я вас узнал.

Леонтий Петрович почувствовал, что ему не обрадовались, впрочем, он вряд ли должен был ожидать иного.

— Чем могу, Леонтий Петрович?

— Вы уже приехали?

— Позавчера.

— Оба, то есть, я имею в виду, все?

— Да. — Эдуард Семенович с профессиональным спокойствием снес странность вопроса. — Если вам нужна Светлана, то она сейчас дома.

— Нет-нет…

— Так что же?

Леонтий Петрович облизнулся машинально, отчего его обветренные губы стали блестеть, как стеклянные.

— Как бы вам поскорее объяснить…

Эдуард Семенович бросил выразительный взгляд на свой хронометр.

— Вы ведь врач?

Психиатр взял себя за отвороты халата, как бы говоря: что, не видно?

— Это очень удачно, что вы врач. Поверьте. И я вам все сейчас объясню.

— Вам нужна помощь врача?

— Не совсем мне и почти не врача. То есть и мне тоже нужна.

Эдуард Семенович еще раз посмотрел на часы, быстро произвел в уме какое-то вычисление.

— Ладно, идемте.

В конце коридора он открыл четырехгранным ключом безрукую дверь и впустил Леонтия Петровича в узкий, как окоп, кабинет. Кабинет был обставлен бедно: стол, шкаф и табачный перегар.

Врач сел на край стола, как бы демонстрируя этим неофициальность разговора. Гостю предложил стул. Сиденье было порезано. Подполковник остался стоять. Не потому, что его отпугнули порезы. Просто стоя он чувствовал себя сосредоточеннее.

— Вот, — он протянул письма Романа врачу.

Тот быстро пробежал их.

— Это Светин брат.

— Я понял, — сказал Эдуард Семенович, загадочно поглаживая бороду.

— Вот я и решил… может, у вас есть данные. Не лично у вас, а в ведомстве. Гад этот явно из нашего околотка. Психика с отклонением, мог он раньше прибегать к вам? Мог.

Психиатр еще раз прочитал послания из клетки и сказал твердо и неприязненно:

— Это дело милиции. Я против самодеятельности, в таких вещах особенно. Так же, как самолечение, она может быть опасна.

— Самодеятельность? Да чем она может быть… но об этом после. Я в общем тоже… Эдуард… э-э-э…

— Семенович.

— Я обращался. Не хотят они, милиция, браться за это. Нужно, мол, заявление от родственников. Но родственников не было, вы же знаете. Одни умерли, другие на лечении. Вот Светлана теперь приехала. Пускай она и напишет в милицию. Но я вам честно скажу — они очень плохо будут искать. Был способ их заставить — пресса. Я обращался.

— И что?

— И ничего. Говорят, несерьезный материал.

Эдуард Семенович вновь прикоснулся ладонью к бороде, он будто напитывался от нее силой и уверенностью.

— А вы сами, Леонтий… э-э-э…

— Петрович.

— Да, вы сами-то уверены, что это не розыгрыш?

— Ну, знаете, — подполковник несколько раз облизнулся и вытер со лба пот так решительно, будто удалял последние сомнения.

— Понимаете, Леонтий Петрович, у них, я имею в виду и милицию, и прессу, есть основания для того…

— Для чего?! — взвился подполковник.

— Ну, скажем, для того, чтобы не слишком спешить.

— Что значит не спешить?! Вы же врач. Человека истязают. Почти, можно сказать, что у вас на глазах истязают. Не просто человека, а, может быть, будущего родственника. Простите, если забегаю. Тем не менее вы странно очень высказываетесь.

Врачу даже больше, чем это можно было ожидать, не понравился намек на родственнический момент в этой истории. Только профессиональная привычка к сдержанности помогла ему не вспылить. Леонтий же Петрович не считал своим долгом запирать чувства на четырехгранный ключ.

— Дайте мне телефон, — угрожающим тоном потребовал он.

— Зачем вам телефон?

— Вы говорите, она дома? Я ей сейчас все расскажу-изложу. Я ей сейчас такую цитату извлеку…

С самым надменным видом Эдуард Семенович придвинул к подполковнику аппарат и написал на бумажке номер. Ему противно было разговаривать с этим суетливым и обветренным стариком, и он хотел пусть даже таким образом избавить себя от общения с ним.

Светлана подошла к аппарату сразу. Леонтий Петрович без предисловий обрушил на нее всю информацию, которой владел к этому моменту. Речь его была, как всегда, сбивчивой, но впечатляющей. И по мере приближения к финалу, в котором последовало описание жестокосердности психиатра и выражение надежды, что она, сама будучи сестрой, не проявит зловредной лени в деле спасения умучиваемого брата, речь стала вполне громогласной и окончательно безапелляционной. Наконец встала громогласная точка. То, что он услышал в ответ, заставило его сначала покраснеть, а потом сесть.

Психиатр спокойно наблюдал за этой сценой. Он даже не поинтересовался у Леонтия Петровича, что сказала Светлана. Потрясенный старик все сообщил сам.