— Вы что-нибудь продаете? — спросила она недоверчиво.
— В столь паршивое утро, как это, я мог бы предложить вам только правила хорошего тона.
— Вы сумасброд, — тонко подметила она. — Если сейчас же не уйдете, то я…
— Я хотел бы повидать миссис Майер. — Не обратив внимания на угрожающие нотки в голосе блондинки, я помахал перед ее носом своим удостоверением: — Окружное полицейское управление. Помощник шерифа.
Кажется, она мне не очень-то поверила.
— Подождите, лейтенант, я узнаю, удобно ли это! — Гонор ее заметно уменьшился.
— Лейтенант Уилер к вашим услугам. — Я широко улыбнулся, глядя ей прямо в глаза. — Между прочим, я без ума от блондинок. Особенно когда на них голубые форменные платья, а под платьями, возможно, кружевное белье черного цвета. Я полагаю, вы… — Но горничная уже ушла.
Вернулась она через минуту. Теперь она вежливо улыбалась и вообще держалась отнюдь не враждебно.
— Миссис Майер примет вас немедленно, — торжественно возвестила она. — Проходите, пожалуйста.
Я проследовал за ней через просторную прихожую, пройдя под внушительных размеров крутой лестницей.
Горничная остановилась у запертой двери и обернулась ко мне.
— Миссис Майер там, в гостиной. — И она указала на дверь.
— Спасибо, — ответил я.
Однако она не спешила уступать мне дорогу.
— Меня зовут Хильда. Хильда Дэвис, — представилась почти робко. — Только что я была груба с вами. Простите меня.
— Забудьте! — Я снова широко улыбнулся. — Я тоже не был особенно вежлив.
— Здесь постоянно шатаются эти коммивояжеры. Вы ведь знаете, какие они? — Она раздвинула губы в улыбке, обнажив сверкающие белизной зубы. Теперь она выглядела поистине привлекательной.
— Конечно, — неопределенно обронил я.
Она подошла совсем близко ко мне:
— Я свободна по вечерам в четверг и в пятницу, но даже тогда мне нельзя выходить надолго, вы понимаете? — Она как бы непроизвольно дотронулась до моего рукава.
— Понимаю, — ответил я многозначительно. — Но думаю, нам не следует заставлять миссис Майер ждать.
— Нет, конечно же нет, — поспешно ответила она, но даже не шевельнулась.
Мне пришлось отодвинуть ее. Но когда ее губы оказались дюймах в шести от моего уха, я услышал шепот:
— У меня всегда припасено белье, черное кружевное, для особых случаев. Например, для одного из моих свободных вечеров.
Столь интимная беседа несколько расшатала мои нервы, но времени на то, чтобы приходить в себя, уже не было. Я широко распахнул дверь и заметил в дальнем конце комнаты женщину, которая поднялась со стула, чтобы поздороваться со мной.
Я в свою очередь направился к ней. Посредине огромной гостиной мы встретились.
— Лейтенант Уилер, — заговорила она безразличным тоном, — я Жанин Майер.
Одета она была в платье из тяжелого шелка цвета пламени, что очень шло к ее бронзовым волосам. Взгляд ее серых с темными точками глаз казался несколько надменным. Впрочем, все кругом выглядело надменным.
— Присаживайтесь, лейтенант.
Я опустился в глубокое удобное кресло. Жанин Майер расположилась в кресле напротив, скрестила ноги и одернула юбку — одна из самых неприятных женских привычек, насколько мне известно. Она явно ждала, пока я заговорю первым, спокойная, весьма уравновешенная; руки она положила на подлокотники, и ее, кажется, даже не удивлял неожиданный визит полицейского в столь ранний час.
— Прошлой ночью убит художник Гилберт Хардейкр, — сразу взял я быка за рога.
— Да, я слышала по радио, — отозвалась она. — Ужасно! Не могу поверить!
— Вы хорошо знали его?
— Примерно недель шесть назад муж заказал ему мой портрет. — Теперь она вновь заговорила спокойно. — Я, естественно, познакомилась с ним и раз шесть или семь позировала. Он показался мне очень милым человеком. Трудно себе представить, что кому-то захотелось убить его.
— Увы, но он убит. — Я пожал плечами. — А как вам понравился портрет?
— Не знаю, ничего не могу сказать. — Она криво улыбнулась. — Когда я была в мастерской последний раз, портрет еще не был закончен. Теперь я, должно быть, уже никогда не узнаю, удался ли портрет.
— На мольберте мы видели законченную картину. Похоже, она не понравилась убийце. Он перечеркнул ее крест-накрест кровью Хардейкра.
На несколько секунд Жанин Майер прикрыла глаза.
— Теперь я совсем не хочу видеть эту картину, — произнесла она слабым голосом.
— Вы полагаете, на мольберте был ваш портрет?
— Я не видела, чтобы он работал над какой-то другой картиной. — Жанин широко раскрыла глаза. — А разве не видно, что это мой портрет?
— Нет. — Я был не вполне правдив, но, по крайней мере, абсолютно вежлив. — Миссис Майер, какого рода отношения связывали вас с Гилбертом Хардейкром?
— Отношения? — Она явно пыталась что-то прочесть на моем лице. — Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Возможно, вас связывали какие-то взаимные чувства? — настаивал я.
— Лейтенант. — Тон ее сделался ледяным. — Я не понимаю, к чему вы клоните, но мне это определенно не нравится. О каких чувствах может идти речь? Речь идет о художнике, которому муж заказал мой портрет.
— Вы никогда не позировали ему без одежды?
Она побледнела и озадаченно уставилась на меня.
— Вы в своем уме?
— Безголовая обнаженная женщина — именно это заказывал ваш супруг или так захотелось Гилберту Хардейкру?
Жанин Майер медленно покачала головой:
— Нет. Только лицо и плечи. Хардейкр почти закончил мой портрет. Вы должны были видеть его в мастерской.
— Его там не оказалось, — раздраженно заметил я. — Там был только портрет обнаженной женщины.
Она в отчаянии потерла лоб кончиками пальцев.
— У меня такое чувство, будто я вижу кошмарный сон, — проговорила она дрожащим голосом. — Я просто не могу ничего понять. Неужели я похожа на женщину, способную обнажиться перед каким-то полунищим художником?
— Я не знаю, как выглядят подобные женщины, — возразил я. — Единственное, что мне известно, это то, что он с вашего согласия писал ваш портрет и единственная картина, обнаруженная в его мастерской, представляла собой изображение обнаженной женщины.
— Но там должен был быть другой, мой настоящий портрет! — Теперь в ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Голова и плечи, на шее небольшой бриллиантовый кулон.
— Нет, мэм.
Позади отворилась дверь. Я повернул голову и увидел вошедшего. Элегантный от кончиков гладко причесанных волос до носков лакированных ботинок, он выглядел так, словно являлся неотъемлемой частью окружающей роскоши. У него было худощавое надменное лицо, темные внимательные глаза, резко очерченный рот.
Конечно, это мог быть только супруг Жанин Майер.
— Простите, — произнес он приятным голосом. — Я не знал, что ты не одна, Жанин.
— Я рада, что ты пришел, Кент. — Она поспешно поднялась. — Я даже не знаю, как это можно объяснить, но явно произошла ужасная ошибка.
— Ошибка? — Он бросил на меня холодный взгляд.
— Да! То есть нет, не то! — Она разразилась истерическим смехом. — Я в таком замешательстве, что сама не понимаю, что говорю. Кент, это лейтенант Уилер из окружного полицейского управления. — Неопределенным жестом руки она указала в мою сторону. — Лейтенант, это Кент Вернон, компаньон моего мужа и наш близкий друг.
Так! Но не могу же я вечно быть правым.
— В чем дело, лейтенант? — холодно спросил Вернон.
— Убийство, — начал я. — Мы никак не можем решить вопрос, какой именно портрет был последним в жизни художника.
— Это абсурд! — пронзительно воскликнула Жанин Майер. — Лейтенант полагает, что я могла позировать художнику в… — Раздался страдальческий возглас, после чего женщина снова опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.
— Я так и не понял, в чем дело, — процедил Вернон. — Но я не могу видеть миссис Майер в таком состоянии. Поэтому я предлагаю вам, лейтенант, уйти.
— Возможно, вы правы, — спокойно согласился я. — Но мне придется вернуться, чтобы закончить разговор с ней.