Почувствовав, как холодеет лицо, Сварог сказал:

— Никаких ребусов. В Токеранг.

— Наверняка, — кивнул Канцлер. — Самому Брашеро они были просто ни к чему: при успехе он получил бы гораздо более мощное оружие, всю сеть боевых орбиталов. Ну, а Токеретам они вряд ли нужны как средства шантажа, заложенные под ваши городами — ну, может, десяток-другой… А вот для успешной реализации проекта «Нормальный размер» им как раз нужно огромное количество энергии.

— Им хватит того, что у них уже есть? — спросил Сварог, не поднимая глаз от стола.

— По нашим подсчетам — вполне, — бесстрастным тоном сказал Канцлер. По крайней мере, для того, чтобы увеличить военную технику и людей, — он хмыкнул, покрутил головой. — Есть еще одно, но, безусловно, благоприятное обстоятельство. Заводы, реакторы, лаборатории и тому подобное они никак не смогут увеличить и вытащить наружу… да и не увеличивая, вытащить не смогут. Дело не в энергии. Чисто технические причины. Чересчур уж сложная задача, у них просто не хватит для ее решения людей и техники. Кое-что я на их месте непременно постарался бы переправить наверх, самое необходимое и компактное… но того опять-таки не может быть слишком много.

— Ну вот, — одними губами усмехнулся Сварог. — Хоть одно благоприятное обстоятельство у нас есть. И они не могут не понимать: без научно-промышленной опоры будут наверху слишком слабы…

— Часть оборудования, не увеличивая его, они давно уже могли перетащить на поверхность, не увеличивая его до поры до времени.

— Я об этом тоже думал, — сказал Сварог. — Часть — возможно. Но, уж, безусловно не столько, чтобы создать себе могучую базу. Не зря же они приглашают меня на переговоры, — он поднял голову и улыбнулся почти весело, — знаете, Канцлер… Я совершенно уверен: они не собираются меня там убивать. Будем смотреть правде в глаза: у них были… и, наверное, остаются нешуточные возможности убрать меня здесь, наверху, не разводя лишних сложностей. Как бы меня ни охраняли, всегда остается вероятность, что какой-нибудь «спятивший стражник» или «обозленный дворянин» всадит мне нож в спину. Полностью исключить такого варианта нельзя.

— Я бы на вашем месте носил под одеждой что-нибудь вроде кольчуги из толладской стали, — серьезно сказал Канцлер.

— Уже месяц как ношу, — столь же серьезно ответил Сварог. — Надежная штука, тройного плетения, любое лезвие удержит. Нет, им определенно нужны переговоры, — его губы тронула хищная улыбка. — А там посмотрим…

Он стоял у широкого подоконника и, заложив руки за спину, без особых эмоций наблюдал последний акт состоявшейся драмы.

Широкое, почти прозрачное, игравшее радужными отблесками полотнище, идеальный прямоугольник, превосходивший длиной и шириной первое намеченное к уносу здание, коснулся его высокого каменного фундамента почти у самой земли. Вошел в камень, как горячий нож в раскаленное масло, стал продвигаться дальше, дальше, вот уже целиком скрылся под домом, торчат только боковины шириной с пол-уарда. Висевший над высоким козырьком крыши большой полупрозрачный диск брызнул вниз снопиками разноцветных лучей — и края полотнища стали загибаться, расти в высоту, пока полностью не сомкнулись с диском, — заключив дом в подобие исполинского пакета. Диск стал медленно уходить в небо, увлекая за собой здание с легкостью тащившего крысу терьера. Осталась только аккуратнейшим образом срезанная половинка фундамента. В немаленькой толпе экскурсантов, собравшейся снаружи у стены под присмотром стражников, прошел шепоток пугливого удивления. Диск со своей ношей уже казался крохотной черной точкой, а они все таращились, задрав головы, у многих слетели с голов шляпы, чего они пока что совершенно не замечали.

«Почему их не вывели за ворота?» — вяло удивился Сварог, но тут же догадался о причине: ну конечно, пусть лишний раз убедятся в нешуточной мощи Высоких Господ Небес, и об том тоже станут болтать на всех углах, привирая и приукрашивая…

Обернулся на едва слышный звук распахнувшейся двери. Она немного отошла, там стояла Канилла, разгоряченная, с азартной физиономией, а за плечом у нее торчал секретарь, вопросительно глядя на Сварога. Вообще-то у него был приказ беспрепятственно пропускать в кабинет любого из юных соратников, если король там один — но он, должно быть, полагал нынешние обстоятельства особыми. И в чем-то был прав: обыденностью это никак нельзя было назвать…

Сварог кивнул ему, секретарь с поклоном пропустил Каниллу в кабинет и аккуратно притворил за ней дверь.

— Цветешь? — спросил Сварог вполне добродушно. — Проходи, садись. Курить, как всегда, можно.

Канилла прямо-таки плюхнулась в мягкое кресло на вычурных ножках, вытащила свой золотой портсигар с эмблемой девятого стола на крышке, но не открыла, так и вертела в руках — обо всем забыла от избытка впечатлений, надо полагать.

Извлекла, наконец, сигарету, сунула в рот не тем концом, опомнилась, но так и не прикурила. Прямо-таки заворожено помотала золотоволосой головкой:

— Командир, там такая аппаратура…

— Впечатляет? — усмехнулся Сварог.

— Не то слово… Восхищает.

— Ага. И от восхищения ты там устроила шумный научный диспут с дипломированными учеными?

Синие глаза строптиво сверкнули из-под полурассыпавшейся челки:

— Уже донесли?

— Я тебе сто раз говорил, Кани: королю не ябедничают и не доносят — его осведомляют, — и добавил не без злорадства: — Ну, что поделать, если вы там так расшумелись, что привлекли внимание Канцлера…

— И вовсе мы не шумели, — сказала Канилла. — Ну, может, чуточку повысили голос… Вполне пристойно шла дискуссия.

— Да ладно, я шучу, — сказал Сварог. — Я видел. Действительно, вы были само благолепие по сравнению с тем диспутом в Ремиденуме, когда один профессор так увлекся, что ухитрился запустить в оппонента даже не скамейкой, а преподавательской кафедрой, а она, между прочим, потяжелее скамеек. Правда, профессор был не из мозгляков… — Он резко оборвал шутливый тон. — Я, конечно, ничего не понимаю в А-физике, кроме того, что она занимается апейроном, но все равно, у меня осталось впечатление, что тебе так и не удалось им ничего доказать. Верно?

— Верно, — сердито выпалила Канилла. — Ортодоксы замшелые. Лошади зашореные…

Сварог вкрадчиво спросил:

— Интересно, а во время той знаменитой истории в Лицее ты, случайно, не что-то вроде того выложила одному светилу науки?

Канилла отчаянно покраснела, до кончиков ушей. Красневшая от стыда или смущения Канилла Дегро — зрелище редкостное, Сварог его сейчас наблюдал впервые в жизни.

— Кто вам проболтался? — спросила она, не поднимая глаз.

— Неправильный термин, — сказал Сварог. — «Проболтался» обычно означает, что проговорился кто-то, с кого брали слово сохранить все в тайне. А мне рассказал Канцлер. Есть у него привычка — знать все… ну, будем надеяться, почти все… Ну, так как там было в Лицее?

— Я тогда была совсем молоденькая, — подняла глаза Канилла, — и сдерживать себя умела плохо, но все равно, таких слов не употребляла. Ни в чей конкретный адрес. Хотя, признаться, волю эмоциям дала… Допекли. Обращались со мной так, словно я была крошкой, без спросу стащившей из буфета варенье…

Сварог мягко спросил:

— Тебе не кажется, что ты в каком-то смысле такой и была? По сравнению не только со светилом, но и магистрами?

— Может быть. И все равно, им не следовало держаться настолько свысока, не дать мне договорить… Как бы там ни было, сейчас я воли эмоциям не давала, вы же говорите, что сами видели… — она чуточку понурилась. — И все равно, они мне не поверили, ортодоксы…

— А о чем там шел спор?

— О «семи вкраплениях». Они же «точки Кондери»…

— Стоп, стоп, — поднял ладонь Сварог. — Я примерно знаю, кто такой был Кондери и насколько он велик, но вот тот ваш жаргон для меня — темный лес. Можешь ты объяснить примитивнее, чтобы даже невежда вроде меня понял суть?