«Я согласна жить и участвовать во всех экспериментах, предлагаемых доктором А.Г., в обмен на получение полной свободы действий и передвижений вне пределов лаборатории»

Неподкупные суровые охранники у дверей лаборатории умели вызывать у людей безотчетное чувство страха и волнение. Поэтому Эмбер было особенно приятно злить их, когда она подходила к дверям почти вплотную, и за секунду до того, как их пальцы жали на курок, небрежно махала перед их лицами клочком бумажки с размашистой подписью. Охранники дежурили посменно, смен было три, а условия работы обеспечивали постоянную смену персонала. Неудивительно, что девушку не узнавали, хотя в любом случае рабочий контракт не позволял общение охраны с объектами. При мысли об «объектах» ее передернуло, хотя она отличалась от них всего лишь своей дозволенностью проводить свободное время так, как хотелось ей. Однако в своем стремлении выделиться и быть если не человеком, то похожим на него существом, она придумала себе имя и вне лаборатории пользовалась только им. Доктор, естественно, называл ее как положено: Объект МБ-4. М-Мутация, Б-биологический объект, 4-она была четвертым экспериментом подобного рода, и наиболее удачным. Доказательством было то, что она была жива.

Лаборатория “Schlund”, или Утроба, находилась чуть за линией города и являла собой трехэтажное унылое здание с окнами только на первом этаже. Доктор придерживался мнения, что создаваемым существам необязательно смотреть на окружающий мир, поэтому большинство из них не знало ничего другого, кроме своих клеток и комнаты экспериментов. Некоторые из образцов были разумны, а некоторые являли собой отвратительные биомодификации, которые служили всего лишь промежуточным звеном между генным материалом и конечным результатом. Лаборатория располагалась за линией города, среди сохраненной властями зеленой зоны, поэтому никто не шарахался от Эмбер, пока она шагала вдоль дороги. Люди привыкли, что из Утробы не выходит ничего, кроме страшно видоизмененных существ, поэтому узнай они, что та изящная невысокая девушка с яркими волосами - творение Доктора, они бы переходили на другую сторону дороги или демонстративно доставали из кармана свои револьверы. С недавних пор власти города разрешили ношение при себе огнестрельного оружия, ввиду близкого размещения лаборатории к городской черте. Несколько лет назад Доктор убедил Совет в необходимости проведения экспериментов и согласился принять всю ответственность за своих созданий на себя. Совет, в свою очередь, вынес условие, что при малейшей угрозе со стороны любого эксперимента житель города имеет право стрелять в упор без предупреждения. Именно по этой причине те создания, у которых был даже зачаток разума, не рвались за пределы лаборатории и предпочитали существовать в своих просторных, но запертых клетках.

Эмбер знала, что мало чем отличается от людей, но все же предпочитала не рисковать. Она носила солнечные очки, чтобы спрятать свои вертикальные зрачки, редко улыбалась, чтобы не были заметны заостренные зубы и всегда, всегда носила перчатки. Внимательный человек заметил бы, что кончики пальцев по цвету и материалу отличаются от остальной перчатки, а Эмбер была спокойна, зная, что если выпустить когти, ее перчатки не порвутся. Иногда она нарочно старалась быть неуклюжей и шуметь при ходьбе, чтобы люди не восклицали при ее появлении, что она бесшумна, как кошка. Эмбер не доверяла людям и знала, какую реакцию вызывает, но все же ее неумолимо тянуло к ним, потому что она чувствовала, насколько они похожи. Ее открытость натыкалась на грубость, и это ранило, потому что по ее убеждению, каждое живое существо должно обладать правом быть принятым себе подобными.

Проходя городские ворота, девушка почувствовала знакомую смесь волнения и радости. Над каждой ее прогулкой в город висела угроза быть застреленной, но также, каждая ее прогулка могла дать ей шанс поговорить с кем-нибудь, на что она, впрочем, уже давно не надеялась.

Город Штаульберг был одним из немногих городов, который сохранил свою индивидуальность и гармонично сочетал в себе новейшую технику и механизмы со старинными зданиями и зелеными зонами. Ради компромисса, власти разделили город на два уровня, нижний и верхний, соответственно. Верхний уровень был показателем прогресса города, с футуристическими зданиями, испещренный транспортной сеткой. На нижнем уровне сетка становилась менее густой, а здания имели тот же облик, что и сотню лет назад, только вот начинка квартир различалась стилями в зависимости от вкуса владельцев. Штаульберг входил в пятерку крупнейших городов страны, а его индивидуальность привлекала постоянный поток туристов, предпринимателей и эмигрантов.

Уже подходя к городской площади, Эмбер пожалела, что решила выйти на прогулку именно сегодня. На площади кто-то ожесточенно спорил, а вокруг спорщиков собралась целая толпа зевак. Девушка незаметно вклинилась в нее и подошла поближе, чтобы посмотреть на причину шума самой. Ее тонкий слух улавливал пронзительный женский голос и тягучий мужской.

Городская площадь располагалась на нижнем уровне, и ее первоначальный вид практически не был изменен: арки, символический, но не работающий колодец в центре, небольшой помост, было даже несколько резных скамеек. Технологи долго и упорно завоевывали город по сантиметру, но все же согласились, что некоторые его части можно оставить в первозданном виде. Площадь была своеобразным островком общения, куда приходили скучающие граждане. На площади всегда можно было найти, с кем поговорить, на ней сохранили несколько ресторанов с официантами-людьми, а на одной из улиц был припаркован настоящий автомобиль с резиновыми шинами и автоматическим управлением. С тех пор, как технологии захватили мир, люди все реже общались вживую и все реже замедляли темп жизни, меньше расслабляясь и меньше вспоминая прошлое. Поэтому площадь обычно собирала тех немногих, кто изредка скучал по старым временам и желал встряхнуться и ненадолго выпасть из мира Всемирной Паутины.

В центре ее стояла молодая неряшливая девушка и крепкий, мускулистый парень. Каждый раз, когда он двигался, что-то поблескивало на его теле то тут, то там. «Киборг», догадалась Эмбер. Киборгами в городе называли тех, кто добровольно соглашались на внедрение технологий в свое тело, словно показывая всю силу и мощь технологического прогресса. Киборгов воспринимали как естественное явление, логичное продолжение эры Паутины и величие современной науки. «Они холодные, эти железки», говорил Доктор, пока Эмбер извивалась на операционном столе и кричала от боли. Она не была уверена, разговаривал ли он с ней, чтобы отвлечь, или потому что у него не было других собеседников, но она запоминала все, что он ей говорил. «У стали нет души, у нее не нащупаешь пульс», вздыхал Доктор, снимая ремни с запястий девушки. «Сталь это просто вещь, а ты, моя дорогая, ты – существо». Из его рассуждений Эмбер поняла, что Доктор с презрением относился к киборгам и считал, что у них нет ни сердца, ни чувств. «Они променяли свою человеческую суть на какие-то провода и железки, эти недолюди».

Ей еще не приходилось общаться с киборгом, поэтому Эмбер не была уверена, прав ли ее создатель или нет. На первый взгляд парень ничем не отличался от остальных людей. У него не было механических движений, речь была плавной, а взгляд живым. Он выглядел сильным, но двигался неторопливо, словно не желал зря расходовать энергию. Создавалось впечатление, будто он лениво слушает девушку напротив, размышляя, а стоит ли вообще ей отвечать. Девушка киборгом не была, и этот факт, похоже, делал ее неуверенной перед парнем. Несмотря на горячность своих доводов и активную жестикуляцию, ее движения были скованными, а взгляд то и дело прыгал с парня на землю, ее собственные ноги или стоящие рядом здания. Она раз за разом начинала теребить подол своей блузки и то и дело бросала взгляд на сверкающие детали, вживленные в кожу киборга. Неизвестно было, зачем она вообще продолжала отстаивать свою точку зрения, которая заключалась в неестественности внедрения каких-либо технологий в свое тело и в том, что подобные действия уничтожают в человеке его душу. На какой-то момент Эмбер стало обидно. Этот парень был таким же, как и она, модифицированным и измененным, но только он считался человеком, а она была всего лишь существом.