Цветной сидел не на своём месте, а прислонившись к моей двери. Он был один. Я как раз вывернул от лифта и остановился глядя на него. Подняв голову, видимо на шум открывшихся дверей, и увидев меня, он снова опустил её. Я подошёл ближе. Начать открывать дверь я не мог – Третий, буквально сидел на моём пути. Так мы и застыли: он, сидя и прижимаясь спиной к двери, я – стоя напротив. На что-то решившись, опускаюсь на корточки прямо перед ним, протягиваю руку, чтобы сдвинуть капюшон с головы и увидеть его лицо. Он, разгадав мой манёвр, дёрнулся и отвернул голову, натягивая капюшон ниже. Понятно... успеваю заметить недавние слёзы.

Я выпрямился и стал открывать дверь, стараясь не задеть его. Ключи звенели у него над головой. Увидев, что Цветной напряг спину, чтобы не завалиться назад, когда дверь откроется, я стал придерживать её рукой, пока поворачивал ключ. Открыл. Стою зачем-то, продолжаю держать дверь, не давая ей распахнуться...

- Есть будешь? – вырвалось невольно.

Я оторопел от того, что сказал, даже руки стали влажными. Что это со мной, заработался? Мозги отморозил? Как это получилось: звать какого-то пацана домой? Я точно сошёл с ума! Что я про него знаю? Ну, сидит почти с год на моей лестничной клетке и что? Кто он вообще? Может он вообще наркоман и сейчас ждёт свой приход под моей дверью?

Справившись с собой, хотя мысли с чувствами у меня были явно не в ладу, я, так и не двинувшись с места, снова закрыл дверь. Почему-то хотелось, чтобы ему было удобно сидеть. Зачем? Зачем мне думать об удобстве тех, кто отравлял мне жизнь одним своим видом уже год?

Наконец, плюнув на свою непоследовательность и оставив ключ в замке, я снова присел перед ним. Протянул руку к его капюшону – Третий не двигался. Тогда я потянул эту тряпку с его головы. Толстовка была такой грязной, что дело было уже не в том, чтобы посмотреть на него, как в первый раз, теперь же я должен был непременно убрать с его лица замызганную ткань. Лицо припухшее, в красных пятнах. Ясно – плакал.

Хоть он и дал мне снять капюшон, но было видно, что ему не слишком приятно, что я его разглядываю: потёртые, бывшие когда-то голубыми, джинсы, давно не чищенные кроссовки и грязная, особенно у запястья толстовка. Цветной сидел, отвернувшись от меня, и я мог видеть только одну сторону лица. Дальше смущать парня желания не было, и я встал. Помедлив, снова открываю ключами дверь за его спиной и, заходя в общий коридор опять предлагаю:

- Пойдём, покормлю?

Ответа я снова не получил, да и не рассчитывал на него, по правде. Пройдя в квартиру, снимаю ветровку, ботинки и, прихватив шорты, иду в ванну. Замёрз, надо согреться. Дверь в квартиру я закрывать на ключ не стал, просто прикрыл её. Давал шанс?

Под душем я провёл много времени: сначала долго стоял под горячими струями воды, потом, не торопясь, с каким-то тягостным удовольствием мыл голову, маска... «Наверное, всё же не стоило его звать...» - эти мысли мешали мне полноценно наслаждаться уже привычной вечерней вознёй со своими волосами.

После душа одел шорты и, накинув полотенце на плечи, шагнул из ванной комнаты в коридор. Квартира была пуста, я сразу это почувствовал. Я подошёл к входной двери и толкнул её: третий всё также сидел на полу, но, уже сгорбившись – открытая дверь не давала поддержки.

- Пойдём! – слова некогда подбирать: долго стоять в открытой двери мне было холодно, да и волосы были мокрые – я опять начал замерзать. Он не двинулся. Подойдя ближе, касаюсь рукой его спины:

- Пошли? – теперь я спрашивал, но ответа не получил.

Вернувшись в квартиру я сразу пошёл на кухню: там теплее всего, да и есть хочется. Открыл холодильник.

В коридоре едва слышно щёлкнул замок – Цветной всё-таки зашёл в квартиру. Ну что, позвать то я его позвал, а чем кормить буду? Мне было не видно, где именно он стоит и что делает – дверца холодильника загораживала весь обзор, но судя по звукам Третий был где-то поблизости.

Если я хочу, чтобы он поел, а я ещё помнил, как ткнулся в его кости, когда протягивал ему стакан, то не надо с ним много разговаривать и разглядывать его тоже не надо. Пожалуй, горячего чего-нибудь... Может вчерашнего супа? Надо добавить туда бульона и эта куриная каша станет нормальным первым блюдом. Я взял ковшик с полки и закрыл дверцу. Цветной стоял в дверях. На голове снова эта грязная тряпка. Кроссовки... Я не стал ему говорить, что обувь лучше снять – вдруг, у него носки дырявые? Глядя на его убитую толстовку других причин оставаться в обуви у него не было. Куда он смотрел было не понять из-за капюшона. Ладно, завтра мою пол.

- Слушай, у меня есть куриный суп, но я сыпанул туда слишком много вермишели...

- Хорошо, - он не дал мне договорить. – Я любил, когда... я буду такой, густой, - сбивчиво ответил Третий. Он облокотился на дверной наличник и чуть выше поднял голову. – Спасибо.

Я опять видел только одну сторону его лица. Дался ему этот капюшон!

Поставив ковшик на плиту, махнул ему рукой, приглашая проходить. Теперь я был абсолютно уверен в том, что пацан действительно школьник: по голосу, по манере держаться, по тому, как он стиснул руки в карманах толстовки в кулаки, когда говорил. Смотреть на него долго я избегал, поэтому весь сосредоточился на еде. Нам двоим не хватило бы того, что было в ковшике и мне пришлось поставить в микроволновку для себя чашку с бульоном.

- Руки можно помыть в ванной, - сказал я, не поворачивая головы. За спиной было тихо. Чуть погодя, решаю повернуться – парня не было. Как он тихо ходит.

Его не было очень долго, сначала я даже подумал, что Цветной ушёл совсем, но прислушавшись, понял, что из ванны всё-таки слышится шум воды. Чем он там может заниматься, раз так долго не выходит? Захотелось пойти и проверить, но я не стал – было стыдно вот так бесцеремонно ворваться к нему.

Когда Третий, наконец, вернулся, у меня уже всё стояло на стойке: плетёнка с черным и белым хлебом, тарелка с густым куриным варевом для него и большая чашка бульона для меня, два бокала с водой, столовые приборы, салфетки. Ещё я помыл две помидорины и один огурец, порезал их.

Чуть притормозив в дверях, он подошёл к стойке и как-то неуклюже заполз на барный стул. Я разложил приборы таким образом, чтобы Цветной сидел напротив меня, и когда мы уселись, то понял, что сглупил: барная стойка изначально не предназначена для еды и поэтому мы с ним едва не упирались друг в друга головами. Цветной низко нагнувшись над тарелкой, расправлялся со своей куриной кашей. Ел он, к моему удивлению, неторопливо и совсем не хлюпал. "Может он и не хочет есть?" - промелькнуло у меня в голове. Зачем я его позвал? Глупо всё это. Я нервно дёрнул плечами, скидывая полотенце и подхватив его рукой, бросил на соседний со мной стул. Надо было одеть футболку – сидеть вот так, полуголым за столом... Это что-то новенькое для меня!

Его капюшон раздражал. Во-первых, есть за одним столом с чучелком – человеком без лица, было неприятно, а во-вторых, мне чудился мерзкий запах, исходивший от его кофты. Я снова протянул руку к его голове (это становится моим основным занятием на сегодня!), он не сделал попытки отклониться. Не захотел или не заметил моих движений? Как бы то ни было, я тихонько стянул с него капюшон, осторожно и медленно, не так как раньше, в коридоре. Парень замер, потом наклонился над своей тарелкой ещё ниже и продолжил есть. Тёмные волосы свесились по обеим сторонам его лица. Я пил свой бульон прямо из чашки, позабыв про приборы, и смотрел на его макушку, на его синие прядки – голова была чистой. Странно.

Цветной всё съел, но сидел так же, наклонившись над тарелкой, только ложка звякнула, когда он положил её на стол. Я тоже поставил свою чашку. Парень не взял ни овощей, ни хлеба. Дотронулся до своего бокала с водой, но сразу отдёрнул руку.

Мне моя затея всё больше не нравилась. Привёл к себе какого-то неизвестного пацана: он молчит, не смотрит на меня, одежда грязная. А теперь мне что делать? Предложить чай? Я уже злился на себя за этот долбаный приступ доброты.