Санитарные самолеты имелись и раньше. Но они или требовали для посадки и взлета заранее подготовленных аэродромов, или поднимали на борт только одного раненого. Николаю припомнился эпизод из финской войны.

В крупном воздушном бою подбили два наших скоростных бомбардировщика «СБ». Летчики с уважением называли «СБ» — «Софьей Борисовной». Экипажи выбросились на парашютах в районе большого лесного массива. Надо было немедленно спасти товарищей, пока не подоспели к ним финские лыжники. И вот с ближайшего аэродрома вылетели два «ПО-2». Летчики разыскали подбитые «СБ», сели бог весть какими путями и, привязав товарищей к крыльям, вернулись на свою базу. Все обморозились, некоторым пришлось ампутировать пальцы, но все же люди были спасены.

«Это была случайность», — решил Николай, думая о том, нельзя ли приспособить самолет для перевозки раненых.

«Случайность — одна из сторон закономерности!» - упрямо усмехнувшись, возразил он себе.

Николай долго ходил вокруг самолета, задумчиво барабанил пальцами- по туго натянутой перкали крыльев".

Потом он поднялся в конструкторский отдел и до полуночи пересчитывал аэродинамические и летные данные самолета в новом, задуманном им варианте.

Налет гитлеровцев оторвал Николая от работы, и он выбежал на балкой. Отсюда было видно, как горели ангары аэропорта. С равными промежутками разрывались бомбы. Земля вздрагивала, выбрасьввая вверх огневые вихри.

— Что делает, сволйчи! — кричали внизу,

— Ух ты! Полыхнуло! —сдавленными голосами перебрасывались рабочие. Тихо плакала какая-то

женщина.

— Я живу там рядом, — всхлипывая, пояснила она.

Оглушительный треск разрыва зенитного снаряда раздался над заводом.

— Укройся, зашибет! — крикнул кто-то, и все бросились в цехи. В ту же минуту на заводской двор и здания цехов посыпались зажигательные бомбы. Они падали во многих местах, шипя и выбрасывая белые струи огня.

Рабочие заметались по двору, кричали пожарников.

Иные не знали, как бороться с «зажигалками», и боялись к ним подступиться, ожидая взрыва.

Несколько «зажигалок» упало возле эмальки.

Маляры отбрасывали их длинными шестами.

— За хвост ее бери! За хвост!—громче всех заливался дядя Володя, размахивая шестом.

— Храбрый... языком балабонить, — заметил кто-то беззлобно.

— Где ему! Он курицу, и ту за хвост не поймает! — не упустил случая подзадорить старика Саша

Воробьев.

— Эх, в нос те комар! — крикнул дядя Володя, торопливо натянул брезентовые рукавицы и, схватив бомбу за «хвост», понес ее в выпгянутьих руках к пожарному ящику с песком. Его широкое, с всклокоченной рыжей бородой лицо было полно ярости...

Дядя Володя уже сунул «зажигалку» в песок, когда неожиданно вспыхнули пропитанные лаком рукава его тужурки.

Саша кинулся к старику, повалил его на землю в Прикрыл своим телом. Рабочие стали засыпать «зажигалки» песком, потом погасшие, но не остывшие бомбы бросали в воду. С шипеньем поднимались белые столбы пара.

— Ах ты, очумелый! Да разве ж можно... бомбу.., руками!—с сострадательной укоризной бранил Саша дядю Володю, которому сестра перевязывала руку.

Юнкерс сбросил зажигательные бомбы и ушел, видимо, испуганный залпами тяжелой зенитной батареи, расположенной у завода.

Все прислушивались к удалявшемуся рокоту мог торов.

— Ушли! Будто ушли... — неуверенно проговорила работница, которая беспокоилась за судьбу своего

— Помолчи ты! Затараторила, сорока... — прикрикнул на нее дядя Володя, потом, прислушавшись, убежденно сказал:

— Ушли.

Работница громко заплакала.

— Ишь, развезло бабу, — простодушно удивился дядя Володя. — Раньше-то чего не ревела?

— Раньше... страшно было! — еще больше дала волю слезам женщина.

Когда тревога улеглась и стало бледнеть предрассветное небо, Николай, проходя в деревообделочный цех, услышал хрипловатый басок дяди Володи:

— Был со мной в армии такой случай. Сбросили австрияки бомбу на главный наш штаб. Уткнулась бомба носом в землю и — молчок! — ни тпру, ни ну. А бомба огромная, весом пудов на шесть, не меньше. Призывает меня к себе сам генерал и говорит:

— Послушай, братец, разгадай шараду: взорвется она, любезная, или нет?

Походил я возле нее, понюхал и говорю:

— Дозвольте, ваше превосходительство... имею свое соображение.

— Валяй, — говорит.

Обкопал я вокруг бомбы землю, вывернул взрыватель, взвалил бомбу на плечи и понес к оврагу...

— Постой, постой!—перебивает его неверящий Саша. — Бомба-то в шесть пудов весом была?

— Ну и что? — не сдается дядя Володя. —А я каким (молодцом был, знаешь ты? Ну вот, только я смахнул ее в овраг, а она ка-ак ахнет!

— А взрыватель? — кричит Саша под общий хохот.— Взрыватель-то ты забыл обратно ввернуть!..

Николай рассмеялся. Он знал старого маляра дядю Володю, который любил прихвастнуть, но все прощали ему эту слабость...

На верстаках, отдыхая, сидели рабочие.

Николай поздоровался и подошел к мастеру.

— Я хотел попросить вас...

— Слушаю,—насторожился мастер.

— Мне надо сделать... два огурца... в человеческий рост.

— Два огурца? С каких это пор огурцы перестали расти на огородах и перекочевали в столярный цех?

— Нет, я серьезно. Кабины, по форме напоминающие огурцы.

Николай вынул карандаш и стал чертить эскиз на фанере, сложенной в штабель около верстака.

— Внизу деревянное основание из брусков и фанеры, каркас из тонких реек и стрингеров. Все это

обтягивается авиационным полотном...

— Позвольте спросить, Николай Петрович, к чему «огурцы» вам понадобились? — уже сердито спросил мастер.

— Я хочу их установить на крылья нашего самолета. Вот здесь мы сделаем полозки и будем вдвигать носилки.

— Возить раненых? — догадался мастер. Его глаза заблестели.

— Да, — ответил Николай шопотом.

— Ребята! — закричал вдруг Быстров. — Ребята!

Николай Петрович изобрел....

Он не договорил и, схватив Николая за плечи, привлек к себе.

— Спасибо! Рабочее спасибо тебе, Николай Петрович!

Быстров не замечал, что стал звать Бакшанова на «ты».

— Только вот насчет наряда... — замялся Николай.— Может быть, ничего еще не получится. Так я... заплачу.

— Что вы! — покраснел Быстров. — Да разве ж... Ах ты, мать честная!

— Ну, ну, я не хотел вас обидеть,—быстро проговорил Николай.

Мастер дал задания нескольким рабочим. И вот тонко запел уже рубанок, купаясь в белой пене стружек...

Быстров вызвал из малярки дядю Володю. У него была перевязана правая рука.

— Маленькая бомба оказалась норовистей шестипудовой? — шутливо спросил Николай, здороваясь со стариком.

— А вы откуда знаете? — удивился дядя Володя. На работе он называл Николая на «вы», подчеркивая этим, что дружба с его отцом, Петром Ипатьевичем, не мешает ему уважать начальство.

— Кто на заводе про твое знакомство с генералом не знает! — съязвил Быстров, закладывая в загибочный пресс стрингера для каркаса.

— Дядя Володя, как только стрингера обтянут полотном — покроете их сначала бесцветным, а затем зеленым эмалитом. Вы, вероятно, не сумеете одной рукой? — спросил Николай.

— Я не сумею! Да я левой рукой весь график сделаю!

— Ну, хватил! — засмеялись рабочие.

Утром кабины были готовы. Темиозеленые, остро пахнущие эмалитом, они действительно напоминали бутафорские огурцы. Николай лег на носилки, и рабочие по полозкам вставили их в кабину: Задняя крышка захлопнулась. В кабине стало темно и душно.

— Откройте! — попросил Николай.

— Что так скоро?—полюбопытствовали рабочие, открывая кабину.

— Весело... как в гробу, — вздохнул он и попросил вырезать в кабинах по два окошка и затянуть их слюдой,

сделать вентиляцию. Быстров принес ремни для привязывания раненых.

— А то иной в беспамятстве начнет буйствовать и вывалится, как птенец из гнезда.

— Верно, — согласился Николай.