Такое разделение труда соответствует различиям между работающим и праздным классами, как оказывается, и на более высших ступенях развития варварства. По мере специализации производства и размежевания по видам деятельности возникает соответствующая разграничительная линия, отделяющая производственную деятельность от непроизводственной. Занятия мужчин, какими они являются на ранних стадиях варварства, не становятся первоосновой, из которой впоследствии развивается какая-либо ощутимая часть производственной деятельности. В дальнейшем эти занятия остаются в сферах, которые не причисляются к производственной деятельности, — война и политика, спортивные состязания, образование, богослужение. Единственными заслуживающими внимания исключениями являются отчасти рыбный промысел, а также определенная деятельность, которую нельзя безоговорочно отнести к производственной, такая, как изготовление оружия, игрушек и предметов для занятий охотой и спортом. Практически весь ряд производственных видов деятельности развивается на основе того, что в обществе, находящемся на стадии варварства, попадает в разряд женской работы.

На низших этапах эволюции общества в эпоху варварства работа мужчин не менее необходима для жизни группы, чем работа, выполняемая женщинами. Возможно даже, работа мужчин вносит такой же большой вклад в добывание пищи и других необходимых для группы предметов потребления. В самом деле, «производственный» характер работы мужчин так очевиден, что в традиционных трудах по экономике охота считается типичным образцом первобытной производственной деятельности. Но не так обстоит дело в представлении самого охотника первобытного общества. В его собственных глазах он не работник, и в этом отношении его нельзя ставить в один ряд с женщинами и его труд нельзя приравнивать к нудной работе, выполняемой женщинами, как работу или производственную деятельность в том смысле, что непозволительно путать его усилия с усилиями последних. В эпоху варварства в любом обществе присутствует глубокое понимание неравенства между работой мужчин и работой женщин. И хотя работа мужчины может способствовать поддержанию жизни группы, но она воспринимается как деятельность, связанная с обладанием определенным мастерством и силой, которые нельзя, не умаляя их достоинств, даже сравнивать с унылым усердием женщин.

При следующем шаге вниз по лестнице эволюции, на стадии диких групп, разделение труда становится еще менее сложным, а вызывающие зависть различия между классами и видами деятельности — менее последовательными и жесткими. Трудно найти явные примеры первобытной культуры, в настоящее время. Мало в каких группах или общностях, которые причисляют к «диким», не обнаруживается признаков отхода от более высоких ступеней развития. Однако существуют племена, которые с некоторой степенью точности воспроизводят — в ряде случаев явно не в результате регресса — черты первобытного дикарства. Их культура отличается от варварских сообществ отсутствием праздных классов, а также — в значительной степени — и того предубеждения или духовной позиции, на которой покоится институт праздного класса. Эти общности первобытных дикарей, где нет никакой экономической иерархии слоев, составляют лишь малую, незаметную часть человеческой расы. Лучший из-имеющихся примеров этого этапа эволюции — племена of the Andamans или the Todas of Nilgiri Hills. Для уклада жизни этих племен во времена их ранних контактов с европейцами было, по-видимому, характерно почти полное отсутствие праздного класса. В качестве дальнейших примеров можно привести племена айну, и с меньшей степенью уверенности некоторые племена бушменов и эскимосов. В тот же класс, но уже без особой уверенности, следует включить некоторые поселения индейцев. Многие, если не все, из названных общностей вполне могут оказаться случаями вырождения более развитого варварства, а не носителями такой культуры, которая никогда не поднималась выше своего настоящего уровня. Если это так, то на это нужно делать скидку, помня о целях нашего исследования, но тем не менее эти народности могут служить свидетельством в пользу того же вывода, как если бы они действительно представляли собой «первобытное» население.

Эти общности, где нет сложившегося института праздного класса, похожи друг на друга рядом общих черт их социального устройства и образа жизни. Это — малые-группы с простым (архаичным) устройством; обыкновенно они миролюбивы и оседлы; они бедны; их индивидуальная собственность не является преобладающей чертой в системе экономических отношений. В то же время отсюда не следует пи то, что это самые малые из существующих общностей, ни то, что их социальная структура-во всех отношениях менее дифференцирована; не обязательно в этот класс включаются все находящиеся на первобытном уровне общности, у которых нет сложившейся системы индивидуальной собственности. Но нужно заметить, что этот класс включает наиболее миролюбивые — возможно, миролюбие является их характерной чертой — первобытные группы людей. В самом деле, из черт, общих для членов таких общностей, наибольшего внимания заслуживает некая дружелюбная беспомощность при столкновении с силой или обманом.

Свидетельства, предоставляемые обычаями и чертами культуры общностей, находящихся на низкой ступени развития, указывают, что институт праздного класса появляется постепенно во время перехода от первобытного дикарства к варварству, или, точнее, во время перехода от миролюбивого к последовательно воинственному укладу жизни. Условиями, очевидно необходимыми для его появления, являются: 1) у общности должен быть хищнический уклад жизни (война или охота на крупную дичь или и то и другое), т. е. мужчины, составляющие в этих случаях зарождающийся праздный класс, должны усвоить привычку причинять ущерб силой и хитростью; 2) средства для поддержания жизни должны доставаться на достаточно легких условиях с тем, чтобы можно было освободить значительную часть общества от постоянного участия в труде по заведенному распорядку. Институт праздного класса развивается из возникшего ранее разграничения видов деятельности, согласно которому одни виды почетны, а другие — нет. При этом древнем разграничении почетными видами занятий являются те, которые можно отнести к разряду доблестной деятельности, непочетными — те необходимые повседневные занятия, которые никакого ощутимого элемента доблестной деятельности не содержат.

Это разграничение не имеет большого значения в современном промышленном обществе и вследствие этого лишь слегка затрагивается на страницах трудов по экономике. С точки зрения современного здравого смысла, направлявшего развитие экономической мысли, это разграничение кажется формальным и несущественным. Но даже в наши дни оно продолжает упорно сохраняться в виде банального предрассудка, о чем свидетельствует, например, наше привычное отвращение к лакейским видам занятий. Это — разграничение личного порядка, разграничение превосходства и подчинения. На ранних ступенях развития цивилизации, когда личная сила одного человека имела более непосредственное и очевидное значение, элемент доблести высоко ценился в укладе повседневной жизни. Это обстоятельство в большей степени, чем что-либо другое, являлось средоточием жизненного интереса. В результате любое различие, развивающееся на этой почве, казалось важнее и значительнее, чем оно кажется сегодня. Как факт в ходе эволюции общества это различие, следовательно, является существенным и покоится на достаточно веских и убедительных основаниях.

Основание для привычного различения каких-либо «фактов меняется вместе с изменением привычной точки зрения на эти факты. Характерными и существенными являются те черты рассматриваемых фактов, которые приобретают значимость в свете преобладающих потребностей времени. Для всякого, кто привык смотреть на данные факты с иной точки зрения, любое конкретное основание для различения этих фактов будет казаться несущественным. Привычка различать и классифицировать цели и направления деятельности везде и во всем преобладает над необходимостью, ибо без этого не обходится выработка рабочей теории общественной жизни, как и самой системы жизни общества. Отдельная точка зрения или отдельный характерный признак, который выбирается для классификации фактов в качестве отличительного признака, зависит от интересов, из которых исходит человек в поисках различия между фактами. Следовательно, с развитием культуры постепенно меняются основания и критерии классификации фактов, ибо изменяется аспект обобщения и понимания фактов и в результате также меняется точка зрения. Так что те признаки деятельности или черты социального слоя, которые воспринимаются как характерные и решающие на одной ступени развития культуры, не сохраняют того же относительного значения на любом последующем этапе.