Однако зачем нужны оправдания? Если общественное мнение в пользу занятий спортом находит свое широкое распространение, почему сам этот факт не является достаточно узаконивающим? В результате длительной выучки доблестью, которой человеческий род подвергался на хищнической и квазимиролюбивой стадиях развития общества, мужчинам наших дней передался темперамент, находящий удовлетворение в этих выражениях свирепости и хитрости. В таком случае почему нельзя принять эти занятия спортом в качестве узаконенного выражения нормальных, здоровых человеческих свойств? Какая еще существует норма, на уровне которой нужно жить, кроме той, что дана в совокупности выражающихся в чувствах современного человека склонностей, включая такую наследственную черту, как доблесть? Скрытой нормой, к которой мы в данный момент апеллируем, является инстинкт мастерства, инстинкт более фундаментальный, в более древние времена ставший предписанием для человека, нежели расположение к хищническому соперничеству. Последнее является лишь особым проявлением инстинкта мастерства, его вариантом, относительно поздним и преходящим, несмотря на его значительную абсолютную давность. Хищническое побуждение к соперничеству — или инстинкт спортивного мастерства, как его вполне можно было бы назвать, — является существенным образом неустойчивым по сравнению с начальным инстинктом, инстинктом мастерства, от которого хищническое соперничество, развившись из него, стало отличаться. Поверяясь этой скрытой жизненной нормой, хищническое соперничество, а следовательно, и спортивная жизнь оказываются несостоятельными.

Нельзя, конечно, в сжатом виде изложить то, каким образом и в какой мере институт праздного класса способствует сохранению занятий спортом и завистнической деятельности. Из уже приведенных фактов явствует, что по наклонностям и духовному настрою праздный класс более расположен к воинственной позиции и вражде, чем классы, занятые в производстве. Нечто подобное, видимо, справедливо в отношении занятий спортом. Однако институт праздного класса оказывает свое влияние на широкое распространение таких чувств в отношении увлечения спортом главным образом в своем косвенном воздействии, через посредство канонов внешне пристойного существования. Такое косвенное влияние происходит почти однозначным «образом в направлении дальнейшего выживания хищнического склада характера и хищнических привычек; и это справедливо даже в отношении тех разновидностей спортивных увлечений, которые предписываются высшим праздносветским кодексом приличий; таковы, например, кулачные бои на приз, петушиные бои и другие вульгарные выражения спортивного нрава. Что бы ни гласил самый последний, удостоверенный и подробный список «приличий, общепризнанные законы благопристойности, санкционированные институтом праздного класса, недвусмысленно заявляют, что соперничество и расточительство — это хорошо, а все что им противоположно, — позорно. В сумеречном освещении подвалов общества детали кодекса приличий не схватываются с той легкостью, которой можно было бы желать, а те общие каноны, которые лежат в основе благопристойности, применяются как-то неосмысленно, почти не подвергаясь сомнению в отношении размера их полномочий или подробно санкционированных исключений.

Пристрастие к атлетике не только в плане прямого участия, но также в смысле испытываемых чувств и моральной поддержки является в более или менее выраженном виде характерной чертой праздного класса; и эта черта разделяется праздным классом с социальной группой правонарушителей из низов, а также с теми атавистическими элементами во всей массе социальной общности, в которых преобладают наследственные хищнические тенденции. Среди народностей, населяющих цивилизованные западноевропейские страны, мало индивидов, настолько лишенных хищнического инстинкта, чтобы находить какое-то отвращение в созерцании спортивных состязаний, но у рядовых людей из производственных социальных групп наклонность к занятиям спортом не заявляет о себе в такой степени, чтобы составлять то, что можно справедливо назвать «спортивной привычкой». У этих социальных групп спортивные состязания и охота являются скорее развлечениями от случая к случаю, чем серьезной чертой образа жизни. Поэтому нельзя сказать, что в этой массе простого народа пристрастие к спорту получает свое развитие; хотя ни у их большинства, ни даже у сколь-нибудь значительного числа индивидов оно не является отжившим, тем не менее предрасположенность к спорту в среде рядовых представителей трудящихся классов носит характер воспоминания прошлого опыта человечества, проявляющегося скорее в качестве редкого, случайного интереса, нежели интереса живого и постоянного — в качестве господствующего фактора при формировании образа мысли в его органическом единстве.

Может показаться, что эта наклонность, судя по тому, как она проявляется в увлечении спортом в наши дни, не является экономическим фактором, имеющим важные последствия. В том непосредственном воздействии, которое эта наклонность, взятая просто сама по себе, оказывает на производственную эффективность или на потребление любого конкретного индивида, она не слишком принимается в расчет; однако преобладание и распространение того варианта человеческого характера, типичной чертой которого она выступает, — дело немаловажное. Эта склонность влияет на экономическую жизнь коллектива, сказываясь и на темпах экономического развития, и на характере достигаемых результатов. Плохо это или хорошо, но тот факт, что такой тип личности в какой бы то ни было степени господствует над образом мысли населения, не может не оказать значительного влияния на всю сферу коллективной экономической жизни, ее направление, нормы и идеалы.

Нечто приводящее к подобным выводам нужно сказать о других чертах, составляющих характер варвара. С точки зрения стоящих перед экономической теорией целей эти дальнейшие черты можно рассматривать как сопутствующие варианты того хищнического нрава, одним из выражений которого оказывается доблесть. В значительной мере они по своему характеру не являются прежде всего экономическими и не имеют большого непосредственного значения для экономики. Они указывают, какой стадии экономического развития соответствует обладающий ими индивид. Они важны, следовательно, как внешние критерии степени приспособления личности к современным экономическим потребностям; до некоторой степени они важны и как способности, которые сами ведут к повышению или снижению экономической полезности индивида.

Доблесть, как она выражается в жизни варвара, проявляется в двух основных направлениях — в силе и в обмане. В различной степени эти две формы выражения одинаково присутствуют в современном военном деле, в занятиях финансовой сферы, а также в охоте и спортивных играх. И та и другая категории способностей воспитываются и укрепляются занятиями спортом, равно как и более серьезными видами сопернической деятельности. Хитрость, или коварство, является элементом, неизменно присутствующим в спортивных состязаниях, как и в военном деле, и в охоте. Во всех этих занятиях хитрость имеет тенденцию к перерастанию в тонкую дипломатию и мошенничество. Мошенничество, вероломство, запугивание занимают надежное место в способе проведения любых атлетических соревнований и вообще в спортивных играх и состязаниях. Привычное введение судьи, а также подробнейшие специальные правила, устанавливающие границы и отдельные моменты допустимого обмана и использования стратегического преимущества, вполне подтверждают тот факт, что мошеннические козни и старания перехитрить своих противников не являются случайными чертами состязания. Приобретение привычки к занятиям спортом по самой своей природе должно содействовать более полному развитию способности к обману; и распространение в общности того хищнического темперамента, который склоняет людей к спорту, означает одновременно распространение мошенничества и бессердечного равнодушия к интересам других, либо отдельных лиц, либо всего коллектива. Обращение к обману в любом обличий и при любой узаконенности правом или обычаем является выражением чисто эгоистического склада ума. Нет необходимости сколь-нибудь подробно останавливаться на экономическом значении этой особенности спортивного склада характера.