В середине февраля, преодолев 700 верст, ученый прибыл в Нижнекамчатск и был там хорошо принят губернатором генерал-майором П. И. Кошелевым, с которым познакомился в Петропавловске еще в свой первый приезд на Камчатку, а также его братом Д. И. Кошелевым, товарищем по посольству в Японии.

В первых числах марта Лангсдорф отправился в обратный путь, но избрал другой маршрут — через Тигиль и Болыперецк. Побывав в селениях Камаки и Харчино, он достиг селения Еловка и двинулся дальше 6 марта в сопровождении нескольких солдат и казаков. 7 марта Лангсдорф переночевал в Седанке и через день добрался до Тигиля, откуда 10 марта с переводчиком предпринял поездку в селение коряков, где сделал много интересных наблюдений. Путь Лангсдорфа от Тигиля до Болыперецка шел через селения Хайрузово, Белоголовое, Морошечное,

39

Ига, куда он прибыл 1? марта, и Воровское, где ой оказался 21 марта. На следующий день ученый достиг Боль- шерецка, а 25 марта был в Петропавловске. За два с половиной месяца путешествия Лангсдорф накопил большой запас впечатлений, сделал много записей, свел знакомство с десятками людей в городах и селениях Камчатки. Значительную часть пути он проделал на собаках, которыми сам управлял.

В начале мая камчатская зимовка Лангсдорфа, насыщенная интересными поездками и проведенная в кругу друзей, закончилась. 2 мая из Петропавловска ушли на своих кораблях Хвостов и Давыдов, а 14 мая Лангсдорф и Вольф на «Ростиславе» отправились в Охотск. Это путешествие чуть не стало для ученого последним. «29-го впервые поднялся свежий северо-западный ветер, писал он впоследствии, — и мы наткнулись на огромного кита, которого не заметили до тех пор, пока наше судно, шедшее на всех парусах и не способное уже никуда отклониться, не наскочило на него. Это огромное животное едва двигалось, и на его исполинской спине судно поднялось из воды на три фута. Мачты закачались, паруса сразу упали. Все с испугом выскочили на палубу, уверенные, что наткнулись на какую-то скалу. Кит величественно плыл мимо. Если бы в момент полученного удара он сделал бы движение и нырнул, то было бы вполне вероятно, что своим хвостом он разбил бы носовую часть судна, и мы потерпели бы кораблекрушение».65 «Фальшкиль был сбит от . сего удара», — вспоминал находившийся тогда на «Ростиславе» К. Т. Хлебников, впоследствии — известный деятель Российско-американской компании.66

Более двух недель «Ростислав», находясь вблизи Охотска, не мог подойти к нему из-за сплошных ледяных полей и встал там на якорь лишь 16 июня. Вольф, намеревавшийся к осени быть в Петербурге, уехал из Охотска 21 июня, а Лангсдорф задержался там и познакомился с городской солеварней, судостроением, торговлей.

25 июня с караваном в 26 лошадей ученый отправился в Якутск. Погода стояла сухая. 30 июня благополучно добрались до реки Юдома, а в начале июля миновали селение Аллах-Юнь. 5 июля от людей из встречного каравана Лангсдорф узнал об эпидемии оспы, распространившейся в придорожных селениях. Проводники предложили

40

ученому свернуть с наезженного пути к югу, чтобы выйти на реку Алдан выше зараженных районов. В течение следующих пяти дней караван продвигался вперед медленно, так как дорогу часто приходилось расчищать топорами. 10 июля он вышел к Алдану. Проводники построили плот, переправились на другой берег и на следующий день вернулись с лодкой и с известием о якутском селении, находящемся в десяти верстах вниз по реке. Поручив багаж своим попутчикам, Лангсдорф с казаком спустился по Алдану до этого селения, а затем еще ниже, по-видимому до Охотского Перевоза, где он оказался 12 июля. Отдохнув там один день, ученый на почтовых лошадях 18 июля прибыл в Якутск, а оттуда налегке (он захватил с собой только рукописи и рисунки, а багаж послал отдельно) выехал в Иркутск.

Путь через Олекминск, Витим, Киренск, Верхоленск, Качуг учепый преодолел частью на почтовых лошадях, частью верхом, а 270 верст проплыл вверх по Лене на лодке. Лодка, которую тянули вдоль берега лошади, однажды перевернулась, и это едва не стоило Лангсдорфу жизни. Во время всего путешествия из Охотска в Иркутск ученый собирал гербарий, достигший значительных размеров, в ряде мест вел минералогические наблюдения, описывал русские селения и быт встретившихся эвенков и бурят.

18 августа, ровно через месяц после прибытия в Якутск, Лангсдорф достиг Иркутска. Контора Российско-американской компании, куда ученый явился с рекомендательным письмом, позаботилась о жилье для него. В Иркутске Лангсдорф пробыл довольно долго. Отдых, приведение в порядок своих бумаг, двухнедельная поездка в Кяхту, а затем ожидание санного пути задержали его здесь до 22 ноября.

Из Иркутска Лангсдорф отправил отчет о своих путешествиях Крафту,67 а затем, возвратясь в середине сентября из Кяхты, занялся составлением записки о Камчатке. Дошедшее до нас, это сочинение68 показывает, что Лангсдорф всесторонне изучил положение на Камчатке и способен был обосновать свои предложения строгими экономическими расчетами. В то же время ученый предстает перед нами и как гуманист, стремящийся оказать всемерное содействие «беспомощным и покинутом камчадалам». Искренне надеясь, что Александр I

41

и его правительство, узнав о бедственном положении Камчатки, примут действенные меры, Лангсдорф с неподдельным волнением описывал виденное на полуострове и давал многочисленные советы.

Прежде всего ученый подверг резкой критике организацию военной службы на Камчатке и убедительно показал, как она мешает экономическому развитию полуострова и благосостоянию его населения. Солдат, ведших праздное существование и обиравших местных жителей, он предлагал частично обратить в крестьян, частично в казаков, а остальных разослать по сибирским полкам. Лангсдорф полагал, что казачество, само снабжавшее себя всем необходимым, и камчадалы представят достаточную силу «для защиты своего домашнего очага».69 Как временную меру ученый рекомендовал хотя бы расквартировать всех солдат близ Петропавловска, чтобы тем самым облегчить положение местных жителей, с большими трудностями доставлявших продовольствие в гарнизоны, расположенные в глубинных районах полуострова.

Затем Лангсдорф обратился к характеристике естественных ресурсов Камчатки и подробно рассказал о рыбных богатствах полуострова, мире пернатых, диких млекопитающих, скотоводстве, о полезных растениях камчатских лесов. Причем перед нами не узко специальные рассуждения зоолога и ботаника, а глубокая оценка возможностей хозяйственного использования животного и растительного мира Камчатки. Например, описывая обитателей камчатских вод, Лангсдорф с цифрами в руках показал, какие выгоды принесло бы предприятие по засолке рыбы. Он рассчитал, что этой рыбой можно было бы снабжать населенные пункты Сибири вплоть до Иркутска. Рассказывая о камчатских лесах, ученый здесь же приводил данные, свидетельствующие об их пригодности для кораблестроения.

Особое место в своей записке Лангсдорф посвятил проблеме нехватки на Камчатке пороха и соли. Он предложил также разные способы добычи соли. Основываясь на материалах камчатской администрации, ученый перечислил около ста видов товаров, в которых остро нуждалось население Камчатки, указал точное количество и стоимость как одной меры каждого товара, так и всей его массы, необходимой в течение года. Лангсдорф ратовал за прямую связь Петропавловска с Европой и орга¬

42

низацию регулярного судоходства' между Камчаткой, Охотском, Курильскими и Алеутскими островами.

Возвращаясь к мысли, высказанной еще в 1804 г. в письме к Крафту, и развивая ее, Лангсдорф указывал на важность приглашения на Камчатку агрономов, врачей, аптекарей, солеваров, гончаров, механиков, корабельных мастеров, плотников, столяров, кузнецов, слесарей, бондарей, матросов. «Может быть, среди людей, сосланных в Сибирь, найдутся такие, которые склонятся к осуществлению предложенных целей...», —размышлял путешественник.70 Несколько позднее он писал Крузенштерну о Камчатке: «Я знаю эту страну довольно хорошо, так как провел там девять месяцев, и уверен, что .правильным управлением можно сделать ее жителей счастливыми и сэкономить государству большие суммы... Состояние этого полуострова я принимаю близко к сердцу».71 Эта способность живо, с интересом откликаться на нужды окружавшего его населения, потребности страны, в которой он находился, развившаяся и укрепившаяся на Камчатке, стала одной из привлекательнейших черт внутреннего облика ученого.