— Хорошо, тётя Саша, я поживу.

Саша Александровна обрадовалась, и на щеках появились круглые ямочки.

— Вот и ладно! Мы тебя не обидим! Степан Матвеевич как приехал, всё рассказывал про тебя. Какая, говорит, умная девочка, эта Витя Турабова. И Матвейка ждёт — не дождётся.

Витька насторожилась. «Ждёт — не дождётся? » Значит, он больше не сердится? Из-за попугаев?..

НИЧЕГО ЕЩЁ НЕ КОНЧИЛОСЬ

— А вот и мы, — сказала Саша Александровна, открывая дверь.

Матвейка стоял в прихожей и как будто ждал их прихода.

— Здравствуйте, — поздоровалась Витька.

Когда заходишь первый раз в незнакомую квартиру, всегда говоришь «здравствуйте», даже если вокруг никого нет. Так что это к Матвейке и не относилось. Но он кивнул лохматой головой и сказал:

— Привет!

Может, и в самом деле он больше не сердится?

— Это — для мамки, поняла? — шепнул он, когда Саша Александровна ушла на кухню готовить завтрак.

Витька закусила губу. Значит, он нарочно тут стоял. Чтобы сказать. Нет, она здесь не останется, ни за что! Будет жить в пустой квартире одна-одинёшенька... Пока мама не вернётся.

Она изо всей силы подёргала дверную ручку, но замок никак не поддавался.

— Всё равно не выйдешь, — сказал Матвейка, с беспокойством наблюдая за Витькиными действиями. Если она убежит, ох, и достанется ему от матери!

А Витька упорно пыталась справиться с хитрым замком. Попугайчиков захотел! Может, она и отдала бы ему птенчиков Паши и Даши (ведь будут же у ник когда-то птенчики?), а теперь — никогда!

— Злюка-злюка-злюка!

— Жадина-жадина-жадина!

— О чём спор? — спросила Саша Александровна, появляясь в дверях.

— Откройте, пожалуйста, — не поворачиваясь, попросила Витька. — Я домой хочу.

— Что случилось?.. Матвей, твоя работа?.. Ну-ка, иди сюда, — и Саша Александровна увела упирающегося Матвейку в комнату.

«Так тебе и надо, злюка противный, — думала Витька, — так и надо!»

И хоть в комнате старались говорить тихо, Витька услышала самое главное.

— Как не стыдно! — возмущалась Саша Александровна. — Девочка приехала, можно сказать, с другого края света, а ты!.. Хозяин, называется, сибиряк! Что она подумает о нас?..

В ответ Матвейка что-то горячо зашептал: ясно, на Витьку наговаривает, про попугайчиков рассказывает!

— И правильно сделала, — послышался снова голос Матвейкиной мамы. — Ничего не хочу больше слушать, — сказала она. — Иди, извинись! И чтобы у меня без фокусов!

Витька торжествовала: что значит — умный человек! Сразу разобрался! Краешком глаза она видела, как в прихожую вышел красный и взъерошенный Матвейка, но не повернулась: стояла и дёргала замок.

— Пойдём есть, — позвал Матвейка, — мамка велела. — И неохотно добавил: — Не буду больше тебя донимать из-за попугаев. Не хочешь — не надо! Обойдёмся!

Саша Александровна встретила их как ни в чём не бывало.

— Ешьте побыстрей, да пейте посмелей! — угощала она. — Ну-ка, кто у нас сегодня передовик?

Странное дело, вроде бы Матвейка извинился, тётя Саша так приветливо разговаривает, а Витьке беспокойно, есть совсем не хочется. Жареную картошку кое-как одолела, а блюдечко с коричневыми, скользкими на вид кружочками и компот отодвинула в сторону.

Но Саша Александровна заметила:

— А грибочки маринованные? Неужели не ешь?

— Не ем, — еле слышно сказала Витька.

— Да она, поди, никогда их не видела, — подал голос Матвейка. — «Не ем!» — передразнил он.

— Ну-ка! — прикрикнула Саша Александровна и снова пододвинула блюдечко Витьке. — Попробуй, может, понравится!

Витька зажмурила глаза и проглотила один.

— Спасибо, больше не хочу.

Матвейка прыснул.

— Ничего, — улыбнулась Саша Александровна. — Вот пойдём в лес, как сама наберёшь, так и полюбишь.

— А когда пойдём? — оживился Матвейка.

— Да хоть сегодня. Дождики хорошие были, тёплые, грибы должны быть.

— К дедуле зайдём?

— Далеко к дедуле. За день не обернёмся, ночевать придётся у него.

— Мы давно у него не были-и... — затянул Матвейка. — Хочу к дедуле...

Оказывается, когда мальчишки что-нибудь выпрашивают у своих мам, они так же, как и девчонки, оттопыривают губы и говорят таким голосом, будто у них насморк.

— Подбери губы-то, распустил! — сказала Саша Александровна. — Заглянем к деду. Кстати, он пороху и дроби наказывал с геологами послать. А тут мы явимся! Вот удивится наш дедуля! — она рассмеялась. — Надо только батьке сказать, что уходим.

— Я сбегаю, — подскочил Матвейка.

— Витю возьми, школу ей покажешь. Может, и поглянется ей твоя школа, — добавила лукаво Саша Александровна.

Матвейка скорчил презрительную рожицу, что означало: «Не нуждаемся!» — и выскочил за дверь.

— Догоняй! — сказала Саша Александровна Витьке. — Чего сидишь? Беги!

Витьке совершенно не хотелось, но что поделаешь: пока мамы нет, командир над ней — Саша Александровна...

МАТВЕЙКИНА ШКОЛА

Школа была полна шума, но не такого, как, например, в кино перед сеансом «Ну, погоди!», а особого, строительного. Стучали молотки, стеклянным звоном отзывались окна в классах, гудели на разные голоса какие-то механизмы. По пустым коридорам пробегали озабоченные, измазанные извёсткой и краской люди.

— Вот здесь будет мой класс, — сказал Матвейка, останавливаясь возле одной из дверей на втором этаже.

— Эй, Мазила Ивановна, что ты делаешь?! — услышали они возмущённый голос.

Матвейка и Витька растерянно переглянулись: к ним относится или нет?

А голос продолжал так же громко:

— Кто за тебя будет краску со стёкол оттирать? Дядя?

— Да это — Копеечка! — радостно сказал Матвейка.

— Кто? — не поняла Витька.

— Оля, командир наш. У неё фамилия — Копейко, а все её «Копеечка» зовут.

Витька хотела спросить, чей она командир, но не успела.

— Оля! — позвал Матвейка, стараясь перекричать коридорный шум. — Оля!

— Матвейка? — ответил тот же звонкий голос. — Поглядеть пришёл? Заходи!

Они осторожно миновали свежеокрашенную голубую дверь и остановились у входа.

Девушка в синем комбинезоне и белом платочке красила переплёт окна (наверно, её назвала Оля «мазилой»), другая стояла возле стенного шкафа, и его многочисленные дверцы под её кистью становились гладкими, блестящими, снежно-белыми. Сама Оля, очень маленькая (чуть повыше Матвейки) и худенькая, занималась панелями. Но работала она не кистью, а катком. Витька никогда не видела такого хитрого приспособления: палка, к ней приделан валик, на валике — губка. Оля опускала валик в краску, а потом катила по стене, и каток оставлял за собой ровную голубую дорожку. Вверх — вниз, вверх — вниз! Быстро и красиво.

— Нравится? — обернулась к ним Копеечка.

— Нравится, — хором ответили Матвейка и Витька.

— Что это за девочка с тобой? Не видела её раньше.

— Да... С Каспийского моря прикатила, в гости. Витькой её зовут.

Витьке не понравилось, как Матвейка про неё сказал: небрежно, обидно даже. Оле тоже, кажется, не понравилось. Потому что она улыбнулась Витьке и предложила:

— Хочешь попробовать, покрасить немного?

Ещё бы! Витька покраснела от удовольствия, а Матвейка — от зависти: небось, Оля никогда ему не предлагала...

— Только крепче держи, — предупредила Копеечка, передавая каток. — К стене сильно не прижимай и краски много не бери, а то и стенку заляпаешь, и сама перемажешься.

Витька всё сделала, как советовала Оля, но если честно сказать, получалось неважно: рукоятка норовила выскочить из рук, валик танцевал на месте, а краска густыми ручейками стекала по стене.

— Молодец, Витя! Для первого раза совсем неплохо, — похвалила Копеечка. — Будешь настоящим маляром.

— Я хочу водителем троллейбуса, — неожиданно для себя сказала Витька.

— Очень хорошо. У нас обязательно будет троллейбус. Правда, Матвейка?

— Правда, — буркнул он.

— Ты чего такой? Лимон съел?

Съешь тут... Сначала не замечают человека, а потом про лимон спрашивают, не будет он ничего объяснять. Пусть сама догадается!