Впрочем, она была мила, хорошо сложена, насколько можно было об этом судить, с хорошеньким личиком. Ее даже можно было назвать весьма соблазнительной. Несмотря на крайнюю молодость, от всего ее существа исходил тот «зов плоти», который скорее позволял счесть ее «молодой женщиной», чем дать более двусмысленное определение «девушки». Все же в простом легком, белом платье она казалась совсем ребенком.

Мадам N. покинула меня, вернувшись к своим обязанностям хозяйки. Наблюдая издалека за юной девушкой, которая по-прежнему стояла, потупившись, я снова заметил, что Клэр не отрывает от нее глаз. С того места, где я находился, я не видел Клэр, но сразу же почувствовал, что она по-прежнему стоит на балконе, прислонившись спиной к перилам и держась за них расставленными руками. Я снова представил себе выражение ее лица, сосредоточенное и равнодушное одновременно, словно она наблюдала, как разворачивается действие, поставленное по ее сценарию и поэтому не вызывающее у нее ни малейшего удивления.

Как я уже сказал, Клэр была очень красива, без сомнения, гораздо красивее своей юной подруги в белом платье. Однако в отличие от последней она никогда не вызывала во мне настоящего чувственного волнения. Вначале это меня удивляло, но потом я сказал себе, что именно эта слишком явная красота, это исключительное совершенство не позволяют мне смотреть на нее как на возможную жертву. Должен был существовать хоть какой-то изъян, чтобы я смог ощутить лихорадочное волнение от предвкушения победы.

Я приблизился к открытой двери тем же манером, что и раньше, но на сей раз умышленно, и повернулся к балкону Клэр там не было.

Я сделал в том же направлении еще несколько шагов, чтобы посмотреть по сторонам, но балкон был пуст. Опасаясь, как бы кто-нибудь не заметил моего маневра, я сделал вид, что решил подышать свежим воздухом. Я облокотился о перила и стал рассеянно наблюдать за прохожими, медленно идущими по бульвару вдоль ярко освещенных витрин, в теплом сумраке ночи.

Позже, сидя возле широкого дивана, в центре группы, с жаром спорившей о последней литературной фальсификации, я получил возможность внимательнее рассмотреть девушку в белом платье.

Чем дольше мой взгляд задерживался на ней — на чертах ее лица, линиях тела, — тем более грациозной, нежной и скромной она мне казалась. Манерами она походила на застенчивую балерину — некоторая доля неловкости лишь подчеркивала ее очарование. Сейчас она протягивала поднос с прохладительными напитками каким-то мужчинам, которым явно было интереснее изучать ее, чем угощаться. Ее платье было приталенным, с очень широкой юбкой. Сборчатое декольте полностью открывало ее плечи — округлые и слегка позолоченные загаром.

— А вы, Жан де Берг, предпочитаете уклоняться от споров?

Это была сама N., пытавшаяся втянуть меня в разговор. Развернувшись, чтобы оказаться к ней лицом, я вдруг заметил Клэр, которая спокойно меня рассматривала. Она стояла рядом с пустым креслом, прислонившись спиной к стене, на некотором расстоянии от остальных, и курила. Она вскользь улыбнулась мне той же загадочной улыбкой, что и в первый раз.

Позже, когда я уже собирался прощаться с хозяевами, Клэр вдруг решительно направилась ко мне.

— Я ухожу, — сказала она. — Если хотите, мы могли бы выпить что-нибудь в кафе, чтобы отдохнуть от здешней суеты.

Казалось, она оказывает мне милость, о которой я долго умолял. Я ответил не сразу, не зная, как лучше спросить, составит ли нам компанию ее юная подруга или нет. Но Клэр почти сразу же добавила:

— Я познакомлю вас с Энн. Вы увидите, она очень мила.

Она особенно выделила слово «мила» — так, что это даже показалось мне странным. Я взглянул ей в лицо и вопросительно поднял брови:

— Энн?

— Да, вон та малышка. — Она бесцеремонно указала пальцем на девушку, которая сидела на стуле отдельно от остальных, в нескольких шагах от нас, и рассматривала свои руки, сложенные на коленях.

Я спросил небрежным тоном, словно это меня ничуть не занимало:

— Кто она?

— Начинающая фотомодель, — ответила Клэр с некоторой снисходительностью. (Кажется, я забыл упомянуть, что она более или менее профессионально занималась художественной фотографией.)

— А еще?

— А еще она — моя собственность, — просто сказала Клэр.

В том углу бара, где мы расположились, больше никого не было. Клэр сразу же, едва посоветовавшись со мной и вообще не обращаясь к маленькой Энн, заказала для всех минеральной воды. Официант быстро принес заказ. Клэр извлекла американскую сигарету из пачки, которую я выложил на стол, и сама зажгла ее. Потом взглянула на подругу и наклонилась к ней, чтобы поправить прядь ее тонких белокурых волос с золотистым отливом.

— Ну скажите, разве она не очаровательна?

Клэр произнесла это с некоторым вызовом. Я ответил: «Да, весьма» — но обычным вежливым тоном.

— Да, она очень мила, — повторила Клэр. — И даже более того, как вы вскоре убедитесь.

Я взглянул на девушку. Она сидела не шелохнувшись, неотрывно глядя на свой бокал с минеральной водой, со дна которого поднимались маленькие пузырьки.

— Можете ее потрогать, если хотите, — сказала Клэр.

Я искоса взглянул на нее. Я подумал, что, возможно, она слегка пьяна. Но, кажется, она была такой, как обычно; легкая доля цинизма всегда была ей свойственна.

— Вот увидите, это очень приятно.

Меня вновь слегка удивило это будущее время: «Увидите». Я взглянул на округлое гладкое плечико, казавшееся смуглым рядом с белой тканью. Моя правая рука уже лежала на спинке дивана, и мне оставалось лишь слегка ее передвинуть, чтобы коснуться кончиками пальцев золотистой кожи.

Молодая женщина едва заметно вздрогнула и на мгновение подняла на меня взгляд.

— Очень приятно, — согласился я, обращаясь к Энн.

Клэр тут же подхватила:

— Глаза у нее тоже красивые. Ну-ка, посмотри на господина, пусть он их увидит. — Одновременно она мягко приподняла девушке подбородок, коснувшись его сжатым кулаком.

Несколько мгновений маленькая Энн смотрела на меня, потом, зардевшись, вновь потупилась. В самом деле, у нее были большие, очень красивые зеленые глаза, обрамленные длинными изогнутыми ресницами.

Теперь Клэр гладила ее лицо, продолжая говорить вполголоса, словно самой себе:

— И рот тоже красивый… губы красивые, такие мягкие… и такие умелые… и зубы… прекрасные беленькие зубки… Покажи-ка их нам.

И она пальцами открыла рот девушки.

— Так и оставайся, — приказала она.

Маленькая Энн осталась послушно сидеть, как ей велели, полуоткрыв рот, так что были видны два ряда блестящих, ровных зубов. Но смотрела она в сторону Клэр. Ее приоткрытые губы слегка дрожали. Мне показалось, что она сейчас заплачет. Я отвернулся и выпил несколько глотков воды.

— Как-нибудь, — сказала Клэр, — я покажу вам ее фотографии, которые я сделала.

В это мгновение мне показалось, будто я слышу, как молодая женщина протестует или, во всяком случае, жалуется. Она до сих пор не вымолвила ни единого слова после того невнятного «месье» в самом начале, которое сопровождалось грациозным полуреверансом, когда Клэр нас знакомила. Мне показалось, будто теперь она пробормотала: «Ах, нет» или что-то в этом роде — это заставило меня подумать, что фотографии, о которых шла речь, неприличные.

Но Клэр вдруг объявила, что хочет немедленно уйти.

Когда мы все поднялись из-за стола, Клэр снова спросила: «Итак, она вам понравилась?» — как будто я был потенциальным покупателем. Одновременно она подтолкнула девушку ко мне, надавив ей рукой на затылок. Потом ни с того ни с сего добавила:

— Она не носит бюстгальтера. Я нахожу забавным заставлять ее ходить в таком виде.

На сей раз молодая женщина покраснела гораздо сильнее. Я был уверен, что Клэр сейчас сообщит еще какую-нибудь пикантную подробность — например, об отсутствии у своей подруги другого предмета нижнего белья.

Но вопреки моим ожиданиям, она ничего не добавила и дальше уже говорила только о каких-то незначительных вещах — по крайней мере, в тот вечер.