Но — увы. Поезд счастливой семейной жизни вовсю набирал ход, и остановить его могло только невыполнение Тошкиным главного предсвадебного обещания. В первую брачную ночь Тошкин стал мне мужем. Он продемонстрировал глубокое знание женской психологии и совершил сразу несколько сексуальных призывов: он ковырялся в ухе, долго заглатывая сопли, потом кашлял надрывно и натужно, потом улегся на спину и начал подозрительно похрапывать. При первых признаках перехода легкого посапывания в утробно-громоподобный рык я по привычке скомандовала: «На бочок!» — и не ошиблась. Перебравший Тошкин при неудачном перевороте попал в вертолет, создаваемый потолком и полом, и был вынужден покинуть поле сексуальной битвы, чтобы в растрепанных чувствах совокупиться с унитазом. Не имея привычки жениться, он, конечно, выпил лишнего, поэтому свидание с туалетной комнатой затянулось до рассвета, который мы, молодожены, увы, встречали не вместе.

Евгения Сергеевна позвонила утром и, видимо, спросила у сына: «Ну как?» Он, едва держащийся на ногах, честно ответил: «Плохо, мама. Мне очень плохо». По экипировке свекрови, которая уже через десять минут звонила в нашу дверь, можно было догадаться, о чем она подумала. Преданная женщина привезла с собой упаковку шприцев, систему для переливания крови, пару флаконов метрогила, тест на беременность, два килограмма ваты и километров десять бинта. Интересно, что она собиралась им обматывать?

— Дима, где у тебя болит? — спросила Евгения Сергеевна, краснея до корней волос. — Скажи маме, не стесняйся. Здесь все свои.

Невменяемый муж Дима, утративший весь свой прокурорский лоск и мечтающий только о бутылке холодного светлого пива, невнятно произнес:

— Везде, — и подозрительно зашатался.

Евгения Сергеевна бросила на меня умоляющий взгляд и прошептала: «Ну зачем же так?» Она прижала голову сына к груди и задохнулась в его объятиях. В основном от выхлопа разнокалиберного алкоголя, который Дима дегустировал накануне.

— Ты напился? — обиженно воскликнула она. — Ты напился, паршивец! Я же предупреждала! Я говорила. Дима, как тебе не стыдно. — Она ринулась к своей аптеке, достойной лечсанупра, и выхватила пол-литровую баночку, на которой было любовно выведено: «Валериановые капли».

— Сколько? — спросила я, желая хоть раз в жизни быть хорошей невесткой.

— Стакан! — скомандовала Евгения Сергеевна и принялась трясти моего мужа, как грушу с переспевшими плодами.

В ситуациях, когда любящие люди выясняют отношения, я предпочитаю оставаться в тени. Никто не может пожаловаться, что я когда-то кому-то перебежала дорогу именно в этом вопросе. Я приняла ванну, приготовила завтрак, пропылесосила немодный ныне ковролин, отнесла в чистку свадебный, он же будущий советника юстиции костюм Тошкина, перекусила, поболтала с папой по телефону и, наконец, решилась заглянуть в спальню. Евгения Сергеевна пребывала в том же состоянии, в котором я ее оставила. Лицо уже более вменяемого Тошкина приобрело почти осмысленное выражение, глаза смотрели уныло и зажглись надеждой на спасение при виде меня.

— Дима, — приветливо улыбнулась я. — Мне хочется помочь твоей маме. Что она все одна да одна. Теперь мы понесем тебя по жизни вместе. — Я зашла со спины и, стараясь попадать в такт движениям свекрови, начала трясти благоверного, чтобы он запомнил первый день нашей совместной жизни до самой смерти.

— Пива, — прошептал старший следователь городской прокуратуры. — Пива, пожалуйста. Я больше не могу.

При этих словах мы с Евгенией Сергеевной одновременно отняли от его тела руки. Дима, не выдержав призывного притяжения земли, упал на коврик.

— Вот так-то, — сдувая с лица милую, чуть рыжеватую прядь, удовлетворенно заметила свекровь и улыбнулась мне. — А я уж черт-те что подумала. Вы меня, Наденька, извините за эту грязную свинью.

— Чистую, — пробормотал осмелевший Дима. — Я каждый раз мылся. Всю ночь я только и делал, что мылся.

Проделав сложную работу по возвращению мужчины в человеческое общество, мы с Евгенией Сергеевной приняли валериановых капель и бутылочку оставшегося от пира шампанского. Она отбыла восвояси, предложив мне называть ее мамой, в крайнем случае — Женей. И разумеется, на «ты».

В тот день Тошкин еще долго был непригоден для выполнения супружеских обязанностей, и я решила немного подумать о смысле своей новой жизни. В целом, не считая этого первого блина, который лежал в моей кровати комом и нервно постанывал от сладких воспоминаний, все было не так уж плохо.

Во-первых, я, следуя основным тенденциям развития современной ситуации, обзавелась ментовской, нет, даже круче — прокурорской крышей, что явно возносило меня на некие недосягаемые доселе высоты. Теперь я, например, могла легко мутузить государственное лицо, и мне ничего за это не грозило.

Во-вторых, когда бандитские кланы стали смиренно отдавать своих детей на обучение в институт МВД, дела правоохранительных органов и органов, их контролирующих, пошли так хорошо, что постоянными покупательницами магазина «Тарас» стали не какие-нибудь любовницы Самвела, а что ни на есть законные жены районных, областных, городских начальников РУОПов, не говоря уже о женах лидеров ОМОНов, ОБЭПов и прочих служб безопасностей.

В-третьих, я выяснила, что держателями акций вновь открытых бутиков типа «Пьер Карден», «Мария Медичи» и «Лотто-миллион» стали главы вышеперечисленных формаций, а их драгоценные супруги получили ряд теплых директорских кресел в разнообразных мебельных, строительных, компьютерных и прочих салонах. Жена одного из генералов на этой почве вообще стала многостаночницей. Утром она восседала в президентском кресле «Итальянской сантехники», а вечером подрабатывала администратором в казино «Первый Рим». Глядя на расцветающий в смысле торговли промышленными товарами город, я с удовольствием отмечала, что правоохранительные вкусы гораздо приличнее бандитских — теперь вещи с лейблом «Пьер Карден» шились не на Малой Арнаутской, а по меньшей мере в Дейре — торговом центре Дубаи, что, если кто не знает, находится в Арабских Эмиратах. Справедливости ради надо отметить, что по городским, но в целом проверенным данным, милицейские чины поменьше тоже обзаводились прибыльным торговым делом — кто секонд-хэндом, кто маленьким стихийным рынком, кто студией звукозаписи. Да мало ли в городе полезных для развития управленческой мысли местечек!

Я слышала даже, что депутат Сливятин решил сменить специальность и после техникума общественного питания получил второе высшее юридическое образование. Может быть, в тюрьме, куда при следующем президенте ему явно откроется дорога, оное, конечно, и пригодится. Но на сегодняшний день практически все экологические ниши разобраны лицами, долго работающими по нужной государству специальности.

В этом смысле перспективы мои были, конечно, не самыми радужными — только при вящем усердии Тошкина можно еще было успеть куда-то всунуться и курировать, предположим, теннисные корты, гольф-клуб и торговлю соевым мясом. Правда, при мысли о последнем я начинала либо дрожать мелкой дрожью, либо покрываться сыпью на самых уязвимых местах. Впрочем, кто-то из моих бывших мужей усердно доказывал мне, что деньги не пахнут. Можно надеяться, что запах соевых биточков к ним не пристанет. Намного тяжелее все же будет мне — за генеральшами уже не угнаться, они так ревностно продают голландские кухни и немецкую мебель, будто сами рубили для них лес, а сидеть на вышке и кричать «гейм, сет, матч, шесть-два, шесть-три» при моем-то шиле совершенно несподручно. Да, остается мясо… Правда, некоторые сведущие люди, к числу которых я смело могу отнести свою новую свекровь Евгению Сергеевну, намекали, что в абсолютно подвешенном состоянии находится весь многоуровневый маркетинг, начиная с продажи лекарств и заканчивая патентами на пожизненную пенсию с первоначальным взносом в размере пяти-шести тысяч долларов, но, боюсь, мой Тошкин не сможет вникнуть в эти тонкости, и мне самой придется разбираться с командой: «Вам нужна работа? Вы смелы и энергичны…» Но если надо, значит, надо.