— Осел, — бормочет Гален.

— Осел? Почему осел?

— Не уверен. Эмма назвала меня так, когда была раздражена мной.

— Ты пытаешься оскорбить меня человеческим ругательством? Я разочарован в тебе, Гален, — Тораф кивает в сторону девушек. — Разве мы не должны поскорее покончить с этим?

— Я так не думаю. Пожалуй, они сами должны во всем разобраться.

— А как насчет головы Эммы?

Гален пожимает плечами.

— Кажется, с ней сейчас все в порядке. Иначе она бы не разбивала лбом окно.

— Как ты думаешь, она не притворялась?

— Нет, — Гален качает головой. — Ты бы видел ее на крыльце. Напуганную. В полном ужасе. Она даже позволила мне занести ее в дом. Это на нее не похоже. Я имею в виду, она даже не позволяла в школе нести ее сумку, все время пыталась вырвать ее у меня из рук. Что-то определенно произошло. Но я не знаю что.

— Может, повторный удар вышиб все на место. Или, может это Рейна сделала.

— Возможно.

После нескольких минут изучения запекшейся крови, Гален снимает рубашку.

— Что ты делаешь? — спрашивает Тораф.

— Нам следует отправиться к берегу. Если Рейне хватит ума, она завлечет ее в воду, где у нее будет преимущество, — они уже могли наблюдать, как именно это Рейна и делает. Мимо бассейна, обхватив руками шею Эммы и волоча ее, пока та брыкается и кусается.

— Но какими преимуществами она обладает против Эммы, если она одна из нас и, кроме того, потомок Посейдона?

— Рейна знает, кем она является. Эмма — нет. Но я думаю, для нее сейчас момент более, чем подходящий, чтобы это узнать.

Молния бьет недалеко от пляжа, пугая девушек в рукопашной схватке. Эмма приходит в себя быстрее и наносит ряд ударов в левый глаз Рейны, затем бьет коленом ей в живот. Когда Рейна отходит, Эмма выдает апперкот ей в челюсть, откидывая ее назад в грязь. Рейна откатывается и ползет в сторону линии воды.

— Что, если Рейна затащит ее в воду и уведет с собой? — спрашивает Тораф, снимая футболку под дождем.

Гален закатывает глаза.

— Она почти такая же медленная, как и ты. Я поймаю ее.

Они спускаются вниз, к затопленному водой пляжу. Эмма считает, что выигрывает, таща Рейну за волосы к воде.

— Похоже, Эмму забавляет мысль утопить мою хрупкую принцессу, — кидает неодобрительно Тораф.

— Почему ты никогда не называешь меня "мой принц"? — спрашивает Гален, изображая обиду.

— Заткнитесь, мой принц. Так лучше?

Гален смеется, но Тораф настаивает на защите возлюбленной.

— Я думаю, все просто не понимают Рейну, знаешь? Конечно, ее страсть иногда проявляется, как...

— Злопыхательство? — предложил Гален.

— Я бы сказал "грубость".

— Так значит, обвинения Эммы в убийстве ее лучшей подруги всего лишь грубость?

— Среди всего прочего, да.

— Это было жестоко, ты сам знаешь.

— Да, должен признать, она могла бы быть потактичнее. Но она пыталась вынудить Эмму сказать правду, — Тораф замирает, как только слышит всплеск. Темная голова всплыла первой, затем появились и светлые волосы. Девушки пытаются встать на ноги, бросаясь против волн по пояс, стоя в воде по колено.

Посмотреть на лицо Рейны было всем, что ему нужно. Гален качает головой.

— Хорошо, вот мы и на месте.

— Ты одна из нас! — визжит Рейна, тыча пальцем в Эмму. Но Эмма не замечает зависшего в паре дюймов от ее глаза пальца. Она смотрит в воду, словно ищет там что-то.

Тораф опускает пальцы ноги в воду и кивает Галену. Он может ощущать Эмму.

Эмма стоит, как вкопанная, несмотря на волны, что накрывают ее одна за одной. Она оглядывается вокруг — и на пляж, и на дом, а затем вверх, на шторм. Она обхватывает себя руками, останавливая взгляд на Рейне, как будто впервые видит ее. Как будто не может понять, где она и как тут очутилась.

Губы Рейны дрожат. Она обхватывает себя руками, как и Эмма.

— Но... но, если ты одна из нас... значит, ты и правда могла спасти ее... — Рейна трясет головой. — Ты даже не пыталась! Ты позволила ей умереть!

— Я пыталась! — Эмма зарыдала. — Он бы не сдался. Для него эта была всего лишь игра! Он даже не был голоден!

Гален вздыхает. Она права. То, как акула крутила и тянула. То, как она тянула ногу Хлои, вместо того, чтоб идти за большим количеством мяса. Акула пыталась поиграть с Эммой. Что означало смерть для Хлои. Морские жители играли в перетягивание каната. Поняла ли Эмма это тогда? Могла ли она прочесть намерения акулы или догадалась об этом после? Он мотает головой. Эти вопросы могут подождать — Эмма болтается на высоких волнах, как морская водоросль.

Он бросается в воду, обхватывая Эмму руками.

— Все в порядке Эмма. Я держу тебя.

— Что происходит со мной? Это все из-за моей головы?

Он прижимает ее щеку к свое груди.

— Ш-ш-ш. Успокойся, Эмма. Это не из-за твоей головы. Это все твой секрет. Тот, о котором я знаю, а ты нет, — он отбрасывает ее мокрые волосы и ложит подбородок ей на голову. Когда Рейна открывает было рот, он бросает ей предупредительный взгляд. Ее глаза распахиваются в удивлении.

— Что ты делаешь? — выдавливает она.

Он закатывает глаза. Если бы я знал.

— Что за секрет? Я не понимаю. Ничего из всего этого, — хнычет Эмма в его грудь. Все ее тело содрогается в рыданиях.

— Эмма, — шепчет он ей в волосы. — Прости. Я знаю, слишком много всего и сразу, чтобы понять. Но ты не знаешь и половины. Я хочу показать тебе все остальное. Ты мне позволишь? — он подымает ее подбородок рукой. После нескольких глубоких вдохов, она кивает. Он разворачивает ее, обхватывает руками за талию и уводит в сторону от Рейны.

Он целыми днями думал об этом моменте, пытаясь представить, как Эмма отреагирует, как он должен будет с этим справиться. Возможность того, что это вызовет у нее отвращение, была так реальна для него сейчас, и более того, она была куда более болезненна, чем он мог себе представить. Она сказала, что не станет больше его отвергать, но это было до того, как у него отрос плавник. Это может быть последний раз, когда он держит ее в руках, когда он чувствует огонь ее прикосновений. Он хочет сохранить этот момент, превратить его во что-то большее, но Рейна следит за ним, как будто у него выросла вторая голова. Он вздыхает и крепче обхватывает Эмму. Пути назад нет.

— Задержи дыхание, — шепчет он ей на ушко.

— Задержать дыхание? — она открывает рот в удивлении, глядя вниз на воду.

Он кивает у ее щеки, благодарный ее шелковистой коже, практически радужной в грозу.

— Пока. Ненадолго. Ты задержала?

Она кивает.

Он срывается с места вперед — и вниз.

 Этого просто не может быть. С его руками на моей талии, я не могу увидеть его лицо, в то время как он тянет меня все глубже и глубже. Мы скользим сквозь воду так быстро, что, по идее, мои глаза не могли бы оставаться открытыми, но они открыты. Мы уже слишком глубоко, чтобы видеть шторм на поверхности или слышать раскаты грома. Я должна быть бесконечно напугана. Но как и ранее, на диване, руки Галена служат мне, словно спасительная веревка, жизненная линия, сотканная из мускулов и туго затянутая вокруг меня.

Чем глубже мы спускаемся, тем темнее становится, но мои глаза, кажется, привыкли. На самом деле, они более чем привыкли, — мое зрение здесь стало четче. Сначала показалось, будто кто-то выключил свет — вокруг была лишь темнота. Но постепенно, тени изменились, превращаясь в рыб или скалы. Затем, вновь стало ясно, как днем, — как если бы кто-то снова включил свет. Но мы движемся все глубже, все дальше от поверхности. Откуда же тогда исходит свет?

И куда мы направляемся? Мы проплываем мимо стаи рыб, появляющейся на нашем пути. Самые крупные рыбины просто уходят в сторону, как будто мы движемся на спортивном автомобиле по автомагистрали между штатами. Но как Галену удается двигаться? Его руки держат меня, а значит, он не может их использовать, чтобы плыть. Но даже если бы он мог... никто не может плавать так быстро. Я смотрю вниз — на наши ноги. Но ноги там только мои. И здоровенный плавник.