Но к зиме дикуши собираются в стайки до двадцати голов. Но и в этом случае кормятся обособленно, поедая исключительно только хвою ёлок и пихт. Корма много, и птицам нет нужды двигаться, искать его — сидят и неспешно глотают хвоинки. За один день дикуша съедает примерно сто пятьдесят граммов смолистых «иголок». Перерыв в кормлении делает на дремотные полчаса отдыха. А к вечеру слетает с дерева и зарывается в снег до рассвета, чтобы снова приняться за любимую ею хвою. Летом птицы перемещаются на поляны и поедают разнообразные ягоды.

В брачную пору молчаливые таежницы слегка возбуждаются. Но тут нет, как у обычных рябчиков, шумного соперничества самцов. Петушок выбирает площадку для тока, принимает бравые жениховские позы и, соблюдая строгий порядок во всех движеньях, включая прыжки вверх, слегка завывает («как ветер в трубе») — призывает самку увидеть, какой он нарядный и ловкий.

Как и у всех куриных, у дикуши нет постоянных пар. На другой день самочка может выбрать нового жениха, выставляющего себя напоказ где-нибудь метрах в тридцати от первого.

«Смиренный рябчик» в брачном наряде.

Биолог Борис Вепринцев, летавший на Дальний Восток записывать голоса птиц, мне рассказывал о поведении дикуш на току и видел гнездо с семью коричневыми в крапинах яйцами. Гнездо дикуши всегда расположено на земле в укромном, скрытом зарослями месте.

Самка сидит в нем плотно, соблюдая главный в жизни дикуши закон: остаться незамеченной. Птенцы дикуши после вылупления из яиц, обсохнув, становятся подвижными коричневато-желтыми пушистыми шариками. На второй день они уже бегают, а на четвертый — вспархивают на ветки. Самец в опеке гнезда не участвует, но когда наседка начинает с выводком путешествовать по небольшой родовой территории, петушок роль свою видит в предупреждении опасности. Птенцы у дикуши пугливые, но постепенно, как и взрослые птицы, становятся словно бы равнодушными ко всему, что вблизи происходит.

Дикуша прославилась тем, что совершенно не боится людей. К ней можно подойти вплотную, когда сидит на земле, и стать прямо под веткой, на которую она вспорхнула. На собаку сверху она глядит с любопытством, не прячется, не улетает. Обнаружив, ее легко подстрелить (это не юркий, непоседливый рябчик), но часто стрелять и не надо. Птицей легко завладеть, имея в руках лишь палку с петлей на конце. Выстрел или поимка птицы не заставляет других улететь — сидят, как осужденные судьбой на закланье. Бессердечный охотник перебивает всю стайку. А геологи рассказывают, что эта странность дикуши стоит ей жизни, но спасла многих людей, оказавшихся в тайге без пищи.

Стратегия «затаиться, быть незаметной» обернулась против дикуши. Врагов у нее немного, но два из них стали для нее роковыми: человек и соболь. Соболю преследовать «смиренного рябчика» не запретишь, человеку же закон сейчас запрещает на дикушу охотиться. Но ведь известно: медведь в тайге — прокурор.

Как уследить за теми, у кого нет сердца? Остатки дикуш в относительной безопасности находятся лишь в заповедниках.

Делаются попытки разведения птиц в зоопарках. У Московского зоопарка есть для этого загородный «родильный дом» (фактически территория, в несколько раз превышающая территорию в городе). Тут в покое, в условиях, по возможности приближенных к дикой природе, звери и птицы могут давать потомство. Есть тут «жизненное пространство» и для парочки милых дальневосточников — самочки и петушка. Я застал их в брачную пору. Краснобровый петух дремал на мхом покрытой валежине. Серовато-бурая курочка пряталась в зарослях возле ограды. Мое появленье в вольере птиц нисколько не испугало, лишь самочка неспешно переменила место, чтобы лучше укрыться. Ее движение словно бы пробудило дремавшего ухажера. Он принял бравую позу и выскочил на открытое токовое местечко.

Присутствие человека его не смущало, но раздражало. Он видел во мне соперника, явно нарушившего какие-то правила, и подбежал к ногам моим, с вызовом подняв кверху голову. Заметив, где спряталась курочка, он начал ее преследовать. А я, сделав снимок, поспешил удалиться, чтобы не мешать таинству, которое даже и у животных не терпит стороннего глаза.

_{Фото автора. 21 июня 2007 г.}

(Окно в природу)

Отшельничество (отход от людей) — явление древнее. Раньше уходили кто в леса, кто в «пещёры» от «греховного мира». Одни — по собственной воле, другие — по обстоятельствам. Бывают отшельники легендарные, староверы Лыковы, например, а бывает, одиноко живущего в глуши человека отшельником сделали обстоятельства. В какой-нибудь испустившей дух лесной деревеньке доживает старуха, ждет смерти в родительском доме, уйти ей некуда.

Таких «отшельников» сейчас много. Человек — существо социальное. Живущий отшельником всегда возбуждает к себе интерес, как одинокое дерево в поле. Мимо леса проходишь, не думая о деревьях, стоящих плечом к плечу, а дерево одинокое всегда рождает какие-то чувства. Даже и песни об этом есть: «Среди долины ровные», «Во поле березонька стояла…», «При долине куст калины».

Прошлой осенью наведался я в Михайловское, где вдали от «шумного света» жил молодой Пушкин. От местного егеря узнал: обретается в лесу километрах в десяти от Михайловского человек-одиночка. Захотелось отшельника увидеть.

И вот с егерем едем в Воскресенское — сельцо, от которого сейчас ничего не осталось, кроме разваленных изб, остатков кузни, старых сараев, одичавших садов. Стоит еще стожок сена, объеденный скотиной и оттого похожий на гриб. Возле старой, похожей на белую кость березы без веток стоит явно жилая изба. Возле нее на цепи от радости, что кто-то сюда приехал, лают, виляя хвостами, две рослые собаки. И две ухоженные, но диковатые лошади вышли из леса, с расстояния безопасного разглядывали двух пришельцев.

Жильца дома не было, о чем свидетельствовал замок на двери. Предположив, что к вечеру отшельник у дома появится, мы решили его дождаться. Но не дождались. Уже в сумерках, угостив собак, повесили на гвоздик у двери гостинец и для хозяина с запиской, что завтра приедем.

Приехали. Знаков вчерашнего нашего присутствия не было, но и теперь на двери красовался замок. Возле дома стояла телега, под навесом лежала брезентовая байдарка, которую можно было унести под мышкой. У стенки на гвоздях лежали удочки и висела связка капканов. Заглянув в окошко, мы увидели стол, на котором лежал патронташ, стояла сковородка с остатком еды, какие-то банки, железки, бумажки. Мы уехали, озадаченные отсутствием хотя бы записки.

А в марте я вновь приехал в Михайловское на пуск водяной мельницы. И на празднике этом обратил вниманье на привязанную к столбу лошадь с легкой телегой. Захотелось именно лошадь сфотографировать возле мельницы. Не молодой, но и не старый еще возница с полуслова понял желанье. Снимок мы сделали, и в разговоре я спросил, не знает ли мой знакомый Сергея Семёнова, живущего в покинутой всеми деревне. Собеседник мой улыбнулся: «Я и есть Сергей Семёнов…»

После короткого разговора предложил, если желание есть, сейчас же поехать к нему в Воскресенское.

Сергей Семёнов с Полканом.

Часа полтора под мелким дождем тряслись мы в телеге по заросшей лесной дороге. На ходу и знакомились. Сергею пятьдесят лет. Служил в армии. Вернувшись, застал деревню полупустой. Скоро она совсем обезлюдела, даже отец и мать Сергея уехали. А он в деревне остался. Один. И так живет уже двадцать семь лет.

— Что же тебя задержало?

— Трудно все объяснить. В первую очередь привязанность ко всему, чем жил тут в детстве. Короче, не мыслю жизни без того, чтобы рядом была природа.