Медведи более покладисты. Встречи с человеком не ищут, а встретившись, стараются мирно с ним разойтись. Но тощий, не легший в берлогу медведь-шатун, терять которому нечего, для человека очень опасен. В то же время в местах, от жилья далеких, привлеченный едой к стану геологов, нефтяников, топографов или туристов медведь начинает регулярно ходить за подачками. Эта близость для человека опасна, поскольку «доброта» у медведя может мгновенно смениться агрессией.

Подсвинок, отставший от стада, еще плохо знает, насколько опасен для него человек.

Лиса — умелый добытчик мышей, и они составляют основу ее питанья. Но лисы охотятся и на кур. И если этот промысел не пресечь, перетаскают всех. Человека они опасаются, но могут жить, выводя потомство, невдалеке от людей, приспособились даже к жилью в городах, посещая свалки отбросов, охотясь на крыс, голубей и мышей. Известны случаи, когда Лизавета, чутко улавливая грани опасности, принимает оставленную человеком еду, подходит к жилищу. Из Швейцарии, с берегов Женевского озера, супруги Татьяна и Сергей Крикорьяны прислали мне снимок, где лиса принимала угощение прямо в жилище. «Сначала были краткие появленья гостьи из леса, — написали мне Крикорьяны. — Схватила еду — и в лес! Потом стала брать угощенье из рук. Потом как бы случайно стала забегать в дом. А теперь охотно в нем остается и ведет себя как хозяйка — расхаживает по коврам, самовольно таскает что ей вздумается со стола. Подумываем теперь, как ее от этого отучить».

Много значит в отношеньях с людьми жизненный опыт каждого из животных. В африканских национальных парках многие звери — львы, гепарды, бегемоты, жирафы, слоны — не боятся автомобилей. Но они сразу сорвутся с места, стоит выйти из стоящей машины, а хищники и напасть могут. Но и машины в разных местах воспринимаются по-разному.

В Ботсване мы снимали слонов, щипавших траву в десяти шагах от нашего вездехода. Это было привычным. И вдруг на открытом местечке около озера мы увидели двух слонов, в паническом страхе убегавших от нас. В чем дело? Проводник объяснил: «Наши слоны привыкли к машинам, знают, что они безопасны. А эти два пришли сюда из зоны, где на слонов охотятся, и машина для них — знак смертельной опасности».

Вороны в городе могут сейчас сидеть у дорожки, по которой мы ходим. В деревне же или тем более где-нибудь на опушке так близко человека вороны никогда не подпустят-эти птицы хорошо чувствуют обстановку.

Особый разговор о случаях, когда попавшие в беду звери и птицы ищут у человека защиты и помощи. Можно вспомнить множество случаев: мелкие птицы, спасаясь от ястреба или сокола-чеглока, садились на плечо человека или опускались к его ногам. Я однажды стал невольным спасителем ласточки, севшей на грудь, — чеглок, увлеченный охотой, отвернул в сторону, едва не задев мою кепку крылом.

Но ласточка знает покровительство человека, а вот тетерев человека очень боится и тем не менее тоже может искать возле него спасенья. Знакомый охотник рассказал такой случай. Тетерев, спасаясь от ястреба, сел прямо у его ног. И так уберегся.

Животные за долгое сожительство рядом с нами хорошо знают могущество и возможности человека. Они боятся его. Но если другая опасность превышает угрозу от человека, они ищут у него защиты. И чаще всего успешно, ибо в этот момент даже у охотников срабатывает милосердие к терпящим бедствие. Известно много примеров этому. Художник Василий Михайлович Звонцов, рассказывая в своей книге об окрестностях пушкинского сельца Михайловское, вспоминает эпизод, когда к трактору, пахавшему поле, из леса подбежала лосиха с лосенком. Оказалось, спасались от волка.

В другом случае (кажется, это было в Смоленской области) в деревню прибежала лосиха «и как-то странно себя вела — не убегала, а тихо уходила, словно бы приглашая идти за ней». Людей лосиха привела к яме на краю леса, из которой не могла выбраться другая лосиха.

И недавний случай, рассказанный мне в дороге шофером. «Вижу, стоит у шоссе лось. Подъезжаю — не убегает. Остановившись, вижу: передняя нога у лося поднята и наступать на нее зверь не может — где-то в лесу впилась ему в ногу донная часть стеклянной бутылки. С известным риском (лось — зверь опасный) монтировкой освободил я его от «лесного подарка», и лось сразу же заковылял в заросли».

И два случая почти невероятных. Рассказывает в письме из Башкирии В. Ф. Латыпова.

«После утреннего приема больных я вышла с другими врачами районной больницы в Бижбумене к палисаднику подышать воздухом. День был тихий, спокойный. И вдруг видим, со стороны дороги к нам идет волк. Мы, конечно, замерли, но не от страха, от неожиданности. Волк прошел на площадку возле больницы и сел к нам спиной. Мужчины перестали курить, воцарилось молчанье.

Я говорю: «Ну вот, еще один запоздавший больной. Пойду посмотрю, что с ним». Все заохали, стали меня отговаривать. Но я имела дела с собаками и совсем не боялась явно страдавшего зверя.

Подошла осторожно: «Ну что с тобой, друг, случилось?» Правая лопатка зверя была прострелена дробью, из дырок сочился гной. «Давай я посмотрю твою рану. Хирурги, — говорю, — это ваш пациент, надо ему помочь».

Операция длилась полчаса. Рану промыли раствором, посыпали антибиотиком. Волк не проронил ни звука и той же тропинкой, что пришел к нам, удалился. Вот такая история была в моей врачебной практике».

А дальневосточник, опытный биолог-натуралист Сергей Петрович Кучеренко рассказал о не менее интересном случае. Волк угодил в ловушку. Долгие мученья и голод заставили его искать помощи у человека. И зверь притащился с капканом к леснику, который как раз его и ловил.

Вот такие отношения у человека с миром животных.

_{Фото автора. 30 августа 2007 г.}

(Окно в природу)

В августовскую жару оказались мы с другом в центре Мещеры — близ Касимова. Горели леса. На дорогах то и дело попадались пожарные машины, бульдозеры, автомобили с озабоченными людьми. Леса заполнила синева дыма, глаза от него слезились, местами машины ехали с зажженными фарами. В какой-то низине задымленную лощину, как призрак, перебежал лось.

Мы стали искать, где бы надежней заночевать, и, углубившись по проселку с мощеной дороги в сосновый бор, услышали вдруг крик петуха. Это был знак жизни. И сразу мы увидели деревеньку, уютную, но маленькую и, как оказалось, оживающую только летом, когда наезжали дачники из Рязани. «Неужели из старожилов никого не осталось?» — «Да нет, живет кое-кто и зимой. Но хозяйство сохранилось только у дяди Коли. Вон его дом».

Дядя Коля спал после обеда и вышел к нам, щурясь от солнца и приглаживая ладонью густую, как у молодого, шевелюру, побеленную восемью десятками лет. «Ко мне…» — «Да, вот заехали, отчасти убегая от дыма, отчасти — из любопытства». — «Ну-ну, — сказал неопределенно старик, поглаживая рукой черного кобелька. — С пожарами, боюсь, не получилось бы, как в 72-м. Огонь у нас на Мещере всегда был бедствием. Недаром перед избами в деревнях кирпичные амбары ставили. В них добро сохранялось».

Говорил дядя Коля (Николай Гаврилович Клюев), слегка шепелявя. Он, понимая это, со стариковской улыбкой, приоткрыв рот, показал один-единственный зуб. «Остальные колесо жизни съело». Сказано это было без огорченья, всему, мол, свое время. Присев на скамейку, слово за слово, узнали обычную по деревенским меркам жизнь тут, в мещерском бору.

Мальчиком дядя Коля был пастухом. «Скотину держали в каждом дворе. Пастух в деревне — не первое лицо. Но мне это дело нравилось…

С каких лет себя помню? С пяти: пожар тогда был — страшно вспомнить. Все ж кругом деревянное, если и ветерком потянуло, то в амбарах только и можно было спасти барахлишко. А как пастушество… В нем много было приятного для меня. Лес для тех, кто его понимает, — царство небесное. Каждая травинка с травинкой в нем шепчется. По утрам роса блестит под ногами. И едва ли не каждый день видишь что-нибудь новое: глухарка под елью сидит и думает, что не вижу ее; зайчишка под носом у коровы зелень пощипывает; цветы разные появляются; затаившись, видишь, как птица гнездо мастерит. Однажды видел, как лось, смешавшись с коровами, на коленях, вытянув шею, грибы собирал. Мы мухоморов боимся, а лоси едят их жадно и, полагаю, с пользою для здоровья. День у пастуха длинный, но мне в лесу скучно никогда не было.