— Ну, полторы, — сказал Бедолагин и чиркнул спичкой.

— А я однажды жениться хотел, — вздохнул Топорков. — То ли с бабой не повезло, то ли сам виноват. Затосковал, в общем.

— Понятное дело. Я из-за такой тоски да за фартом столько исколесил, что и паровозу не наездить до самого слома. Может, я в этом месте потому и застрял, что надоело.

— А может, надо было все-таки жениться.

В этот туманный день владелец мотофелюги Згуриди искал среди заросших корявыми лиственницами улиц «Шанхая» домик, где живут три деклассированных элемента.

Веня Ступников не был алкоголиком. В институте он выпивал только по праздникам, а на четвертом курсе вместе с ребятами заходил иногда в «чипок» под стипендию. Тем более он никогда не пил спирт.

Сегодня он купил в магазине бутылку спирта. Он нес ее к замшелому домику музея, старательно исследуя со всех сторон мысль о том, что в одиночестве пьют лишь совершенно пропащие люди.

Бутылка пустела очень медленно. После двух стопок мрачное настроение пришлось поддерживать искусственным путем.

— Все они такие, — убеждал себя Веня, наливая третью стопку.

Потом мысли приняли саркастическое направление. «Подумаешь, биология! Тоже мне, наука. Живчик-яйцеклетка. Печки-лавочки. Ах вы, сени, мои сени, вестибюль мой, вестибюль. — Веня начал тихонько раскачиваться на стуле. — В конце концов, я больше могу. Я все могу, когда захочу. Только не отвлекаться. Плевал я на этого К. Д. Авдехина с его толстой книгой… И пить брошу, хоть спирт пить я уже умею…»

Где-то внизу, на дороге, глухо профырчала автомашина. Соня подумала, что, наверное, приехал тот самый смешной очкастый чудак из Москвы. Может быть, он профессор и его положено каждый раз привозить на машине. Неожиданно с фокуснической ловкостью веник как-то сам, словно был одушевленным, исчез за тумбочкой, и вместо него столь же неуловимо в руках возникло маленькое зеркало.

Между прочим, все это было зря. Вместо загадочного московского человека появился Веня Ступников. Веня вел себя странно. Сухо поздоровавшись, он по очереди заглянул во все комнаты, подергал запертую дверь кабинета директора. Сел на табурет.

— Я принес директору статью о питомнике. Думаю, что зверьков удастся теперь спасти.

— Их уже спасли, — хихикнув, сказала Соня. — А директор будет через полчаса.

— Сегодня в «Севере» новый фильм, — несущественным тоном начал Веня. — «Чайки умирают в гавани». Изысканная вещь.

«Пшчик, пшчик», — ответил ему веник.

…Крышка гигантского краба, служившая пепельницей, была полна окурков. Семен Семенович расхаживал по кабинету, слушал Веню. Теперь это был не тот растерянный человек, который унес из музея «Кролиководство» и «Российского натуралиста» за 1879 год. Его шаги были сдержанны, но энергичны. И только в силу чрезвычайного волнения Веня не замечал быстрого, ощупывающего взгляда своего собеседника.

— Нет, — сказал Семен Семенович, — писать о случившемся инциденте сейчас неактуально. Вы же сами не хотите работать по мелочам. Я признаю ошибку и думаю, как ее исправить. Нам надо срочно и дешево добыть много корма. Посоветуйте. Старый Крапотников охотно слушает умные советы.

— Редакция сделает все возможное, чтобы помочь питомнику, — растерянно сказал Веня Ступников.

— Может быть, редакция добудет кита? Это очень поможет! — саркастически усмехнулся Семен Семенович.

— Идея, — сказал окончательно запутавшийся Веня. — В нашем районе ходит флотилия «Алеут». Можно дать кратко и убедительно: «Нужен кит». Они поймут, они помогут.

— Нет! — жестко сказал Семен Семенович. — Пресса — вот это идея! — Он поднял палец и посмотрел на Веню гипнотизирующим взглядом. — Нам нужна большая пресса. У нас колоссальные ресурсы. Питомник можно расширить до гигантского предприятия. Нам нужны деньги. Нужны новые зверьки. Нужны специалисты с высшим образованием. Пресса, наука и помощь — вот что нам надо.

— Черт, это в самом деле идея, — взволнованно сказал Веня. — Я же все время думаю об этом. Вы чертовски правы. — Он схватил кепку и добавил: — Все-таки я думаю помочь вам с кормом.

Справедливости ради надо сказать, что загадочная краткая телеграмма «нужен кит» была в самом деле получена флагманом флотилии «Алеут». К сожалению, корабли преследовали крупное стадо кашалотов за много сотен миль от маленького городка, а радист получил устное замечание от капитана за прием бредовых заявок.

Пятна облаков плыли с Тихого океана в глубь Азиатского континента. Иногда солнце прорывалось сквозь них, и тогда громадные желтые блики падали на город, на, дорогу, на склоны сопок. Три небритых мужика, поднимавшихся по распадку к конторе питомника, не замечали, что они идут по разноцветным полянам света. Они подходили к бревенчатому домику серьезно и молчаливо.

— Привет, зверобои! — бодро воскликнул навстречу им Крапотников.

Он выпорхнул из-за стола и как-то в одно мгновение успел окрутиться вокруг каждого из мужиков в отдельности.

— Нетто мы зверобои, — буркнул старик Топорков.

— Я однажды… — начал было Бедолагин.

— Заткнись! — тихо сказал Янкин и подозрительно посмотрел на Семена Семеновича. Тот, потирая руки, прошелся по кабинету.

— Я имею вам предложить, — торжественным и интригующим тоном начал Семен Семенович.

Посвященный Беклемишев, краснея от необычности момента, неловко поставил на стол бутылку. Отпетые личности, не переглядываясь, не обмениваясь ни одним словом, сомкнули ряды. Бутылка и хитрый тон предвещали многое.

В городском кинотеатре начался второй вечерний сеанс. Подстреленная полицейской пулей чайка второй раз падала в море в далеком бельгийском порту, а Соня — Тамерлан уже третий раз выносила панцирь-пепельницу. Потом еще раз сообщила Крапотникову, что уходит. «И вообще она не обязана сидеть здесь до двенадцати».

Хлопнула дверь. Соня тихо сошла по ступенькам. На третий сеанс было еще рановато.

В долине стояла тишина. По краю сопки шла странная оторочка из опалового воздуха. Соня подумала о том, что, может быть, это виден далекий край океана. Сердитые камни долины казались розовыми. Соня остановилась, вздохнула и вдруг побежала вниз, легко угадывая дорогу между камнями.

Между тем в комнате сгущалась обстановка. Семен Семенович только что изложил свой план. Его идея была проста, как все великие идеи. Он решил организовать зверобойную бригаду. Свою собственную зверобойную бригаду из людей, знающих море, винтовку и удачу.

Карты были раскрыты. В комнате воцарилось молчание.

— Мы как-то больше по рыбе, — нерешительно сказал Топорков.

— Моржа или эту нерпу, конечно, можно.

— Снасть нужна, — буркнул, перебивая его, Янкин.

— А чего ты с этой снастью делать будешь? Морж не рыбина, об весло не оглушишь.

— И не надо об весло, — с необычной живостью заговорил Бедолагин. — Про моржа не скажу, врать не буду, но вот эту самую белуху, ну, тоже вроде бы моржа, большая очень, мы, значит, и сетьми ловили, и опять из винта ей под дыхало, надо бить на ладонь сзади, и всплывает, как миленькая, Тут не зевай, гарпунь, и сидит она у тебя на лине. Как хариус на леске вроде бы.

— Наслушался или сам видел? — подозрительно спросил Янкин.

— Зачем же наслушался. В Мандрякиной губе это было, возле самого Таймыра. В одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году и в одна тысяча девятьсот тридцать девятом тоже.

— Мы, директор, люди серьезные, — сказал Топорков. — Мы чего не умеем, того не знаем. Вот он про эту белуху говорит, значит, пробовал. Лет тому шесть назад я на Утином мысу плотничал. Избы ставили для охотников. Охотники там чукчи все. Не говорю, что сам, но для баловства я с ними в море ходил раз десяток. Не промышлял, но приглядывался. И снасть ихнюю чинить приходилось.

— А белуха, она большая, — вздохнул над своим Бедолагин. — Тащить ее на берег тяжело. Воротком, конечно, это делается…