Внизу, у основания быка, с шумом ударялись о бетон волны. Если свалиться туда, можно получить серьезную травму. Он решил, для подстраховки, перебраться на набережную на четвереньках. Бросив взгляд вниз, он увидел в щели между соединительными блоками маленький детский ботиночек.

Вот он – его можно потрогать. В смутном свете фонаря он выглядел черным – может, оттого, что пропитался водой. Носочек застрял в щели – должно быть, оттого ботинок и слетел с ноги. Вероятно, владелец ботинка играл на вершине быка и зацепился ногой. На матерчатой верхней части ботиночка было изображение Микки-Мауса, а если приглядеться, можно увидеть, что ботинок – правый. На пятке чернело имя, которое даже при тусклом освещении читалось отчетливо – Кацухиро. Ошибки быть не могло. Этот ботинок был парным к тому, что найден застрявшим в лопастях винта яхты.

Эноеши оторвал взгляд от находки. Собственное спокойствие удивило его. Он невозмутимо заметил про себя: «Если правый ботинок здесь, значит, ребенок в самом деле босой».

Поглядев на море, он увидел, что яхту беспрестанно болтает, а между тем вода вокруг нее гладкая и спокойная. Эноеши показалось, что вдали мелькнула фигура ребенка, который, играя, толкает туда-сюда киль яхты.

Шквал и сопровождающий его ливень, подобный водопаду, пронеслись над «Вакашио-VII», океанским рыболовным судном, под завязку набитым тунцом. Миновав его, они ушли дальше, в южном направлении. Радуга, выросшая над океаном, казалась триумфальной аркой, приглашающей корабль обратно в родной порт. Несколько часов спустя, когда они подошли к островам Огасавара, дальше на север перед ними показался силуэт острова Титидзима. Еще дальше к северу они увидели остров Хахадзима. Кацуо Ширайши испытывал все возрастающее чувство облегчения: они снова были в Японии.

Стоя на мостике, Кацуо постепенно осознавал, что плавание, продолжавшееся целый год, подходит к концу. Это было третье плавание в его жизни. И все же сейчас сердце было полнее чувствами, чем в первый раз. Без сомнения, это было результатом долгих лет праздности, которые этому плаванию предшествовали.

Вернувшись семь лет назад после второй путины, Кацуо устроился на рыбный склад, где ведал классификацией тунца. Его воспоминания об этом плавании были не из приятных; кроме того, оно было отравлено нездоровой атмосферой, царившей в команде. В результате он подал прошение – очень немногословное – о том, чтобы ему предоставили работу на берегу.

Кацуо, хоть и имел квалификацию механика, пять лет держался за свою службу в Рыболовном управлении, отвергая всякую возможность возвращения в море.

Два года назад, перегоняя фургон, принадлежащий фирме, в Токио, он попал в большую пробку. Окруженный со всех сторон машинами, Кацуо ощутил приступ клаустрофобии. Именно в этот момент понял, что он не совсем собственность суши. Принадлежит он океану с его ничем не ограниченной перспективой. Описывая, как солнце садится в море, Кацуо часто складывал руки в форме круга, хотя этот жест совершенно не передавал величия настоящего заката. Как бы то ни было, так случилось, что, стоя в пробке, Кацуо припомнил эти охваченные закатным огнем дали, и красота их стала для него яснее и отчетливее. Как поразительна тишина моря в сравнении с глухим шумом на шоссе! Почувствовав, как в первый раз, пленительность океана, Кацуо решил отправиться в третье плавание и обратился в компанию.

Как помощник корабельного механика Кацуо был удовлетворен этим плаванием. Он снискал всеобщее уважение, и на судне его воспринимали как зрелого, сложившегося моряка. Никто не держал его за мальчика на побегушках (как во время предыдущей путины), и среди команды на сей раз не было никаких враждующих друг с другом группировок. Успешно сделав свое дело в южной части Тихого океана, «Вакашио-VII» возвращалось домой с холодильниками, заполненными южным голубым тунцом. Более того, в ходе путины они ни разу не попадали в условия, суровые настолько, чтобы их можно было назвать угрожающими жизни. В общем и целом все шло по плану. Все было бы вообще без сучка без задоринки, если бы не тот случай, когда два члена команды оказались за бортом у берегов Новой Зеландии. Один из моряков, по счастливой случайности, спасся, что привлекло внимание прессы. К сожалению, репортеров в основном интересовали подробности чудесного спасения, и они совершенно упустили из виду, что второй-то моряк погиб. Члены команды, опечаленные гибелью своего товарища, в то же время были рады за другого, которого уже сочли было мертвым, а он взял и вернулся на борт. То, что должно было рассматриваться как трагический случай, дало повод к оживленному веселью, к празднику. Может быть, это потому, что погибший не пользовался особой любовью товарищей.

Триумфальная арка радуги появилась перед ними за два или три дня до возвращения к японским берегам. И Кацуо, стоя на мостике, невольно улыбался. Путина принесла огромный улов. Он зашибет копеечку! При мысли о том, как он распорядится деньгами, Кацуо не мог сдержать улыбки.

Часть денег пойдет на свадьбу. Кацуо миновал двадцать седьмой год, и он серьезно подумывал о женитьбе на одной девушке. Во время плавания он наконец решился сделать ей формальное предложение. Что же касается дальнейшего прибывания его в океане, они обсудят это вместе и решат, устраивает ли их такая жизнь. Если она будет против – он подчинится. Рассуждая так, Кацуо подозревал, что эта путина может быть последней в его жизни. Именно поэтому прибытие корабля в порт на этот раз было исполнено для него особого значения: ведь это, вполне вероятно, происходило в последний раз.

Когда облака, из которых родился шквал, появились над горизонтом, сквозь них начали тут и там прорываться струи солнечного света, образуя на воде световые пятнышки, похожие на солнечные зайчики. Было три пополудни. Впереди по курсу виден был силуэт яхты, скользящей из затемненного пространства на освещенный участок. Бросив взгляд в этом направлении, Кацуо, для верности, поднес к глазам бинокль. Хотя судно вышло, казалось, прямо из щели между тучами, оно двигалось прямо к ним – со стороны левого борта, как будто специально хотело столкнуться с «Вакашио-VII», шедшим на автоштурмане. Кацуо дал пять условленных последовательных свистков, выражавших тревогу и предупреждающих об опасности. Дав сигнал, Кацуо снова посмотрел в бинокль. Паруса яхты были спущены. На борту никого не было видно. А на такого рода судах всегда должен быть вперед смотрящий, а иначе недалеко до беды.

Кацуо снова дал сигнал, в то же время разглядывая судно в бинокль. Никого на палубе. Неужто вся команда спит, подумал он. Никак иначе объяснить отсутствие кого бы то ни было на борту он не мог. Прогулочное судно, подозрительно похожее на корабль-призрак, шло наперерез «Вакашио-VII».

Кацуо, не теряя времени, связался с капитаном Такаги и сообщил ему о происходящем. Капитан молча рассматривал яхту невооруженным взглядом; Кацуо ждал.

– Странно. Очень странно, – пробормотал капитан Такаги и перевел рычаг машинного телеграфа в нейтральное положение. С выключенным двигателем корабль продолжал некоторое время плыть по инерции, пока наконец не остановился. Корпус яхты сейчас находился справа от «Вакашио-VII». Рассмотрев его с более близкого расстояния, они увидели, что перед ними роскошная прогулочная яхта двенадцать метров длиной. Палуба ее была белого цвета, остальной корпус – пурпурно-бордовый, с парными полосами по бортам. На изысканно-изогнутой корме возвышалась площадка для прыжков воду. С первого взгляда было очевидно, что хозяин шахты – человек очень небедный.

Моряки столпились на палубе группками по двое и по трое и пытались докричаться до яхты:

– Есть здесь кто-нибудь?

Они горланили снова и снова, а с яхты никто не отзывался. Никто не показывался из рубки. Обычно команда на яхтах такого класса состояла уж по меньшей мере из четырех-пяти человек.