таким праздным, неуместным..

Простились мы дружески. Обменялись адресами. Обещал заходить

ко мне вечерами.

Партию запасных отправляли в губернский город. Бабы задержали

отправку поезда иа два часа.

Они точно посходили с ума.. После третьего звонка многие с

причитанием бросились под колеса поезда, распластались на рельсах,

лезли на буфера, на подпояски теплушек. Их невозможно было

оторвать от мужей.

Это проводы..

На вокзал сбежалось все уездное начальство. Вид у начальс тва

растерянный, жалкий. Не знают, как быть с бабами..

s

■ Вызвали специальный наряд из местной конвойной команды.

Конвойные бережно брали на руки присосавшихся к рельсам и

вагонам баб, уносили их с перрона куда-то в глубь вокзала. Бабы

кричали так, как-будто их резали.

У меня сидит поэт Анчишкин. Случайно забрел брат хозяина —

секта ы т-т о лето ве ц, цепкий и ловкий начетчик, Макар Афанасьевич

Сготкин, с лопатообразной русой бородой.

Энергичное чисто русское лицо испорчено осной. Голубые чуть-

чуть раскосые глаза отливают фантастичес'ко- азиатским упрямством.

Поражает меня феноменальной памятью. Великолепный знаток

Толстого. Цитирует на. память целые страницы..

Во всем остальном, что не относится й толстовству, круглый

невежда. Безграмотен.

Но говорит проникновенно. Искренен безусловно.

Слушая его, невольно прощаешь ему безграмотность, узко

сектантскую резкость и любуешься им..

Был три года в ссылке в Восточной Сибири, сидел за свои

убеждения несколько раз в тюрьме, и, как видно, ничто не сломило его.

Отрицает всё: Запад, культуру, церковь. Резко высказывается

против войны. Сцепился с Анчишкиным.

Когда Сюткии вышел, Анчишкин дал ему свою оценку.

— Эти «бунтари» государству не опасны. Пошебор- шат немного

для виду и сядут на свой шесток. Бее эти,

9

с позволения сказать, анархисты, доморощенные философы,

начиненные яснополянской окрошкой, проповедники, искатели

правды, справедливости, отрицатели, святоши и странники — просто

юродствующие себялюбы, пройдохи или дегенераты с разжиженными,

отравленными монгольским фатализмом; мозгами.

—А вы, Граве, как смотрите на это?

Он топорщится и краснеет как девица.

— Я тою же мнения..

— Вы за войну, стало быть? — спрашиваю я в упор.

Лиловые пятна ползут через щеки и виски к кончикам его ушей.

Пунцово-красный от иатути, он с комичной торжественностью говорит:

— Я не пасынок своей родины.. И в грозный час испытаний не

встану в ряды ее изменников и предателей.

— Ой, как громко!

Граве, насупившись, молчит.

Анчишкин крепко жмет ему руку.

— Молодец! Вы хоть и немец по происхождению, но по духу

истинно-русский человек.

— Давно известно, — говорю я, — что новообращенные католики

щеголяют необычайной ревностностью и бывают католичнее самого

паны. Генрих Гейне констатировал это даже в отношении евреев,

переходящих в католичество. То же самое можно сказать про

иностранцев, акклиматизировавшихся в чужой стране.

Анчишкин сосредоточенно сосет желтую японскую сигаретку и

барабанит пальцами по покрышке стола.

Граве напружинился, готовый прыгнуть па. меня. Щетина волос,

коротко подстриженных ежиком, шевелится:.

10

é

— Мы двести дет в России. Мой дет и прадед дышали русским

воздухом, привольем российских степей.. Какой я иностранец? И

вообще это ослиное, кабацкое, эстрадное остроумие не делает вам

нести..

* .

Запасные разгромили две казенных винных лавки и «рей исковой

погреб» Магомета, Тух ватту л лина. Тухват- туллин бегал за

погромщиками и на коленях умолял «пощадить его имущество».

Плакал, целовал сапоги пьяных мужиков. Его отталкивали и не

слушали.

Все «имущество» —

■ вино — тут же на улице делили и распивали. ’

Полиция, ттовидимому, бессильная что-либо сделать для

«восстановления порядка», притаилась по углам, не подает признаков

жизни.

Солдаты отказались стрелять в погромщиков.

В «правительственных сферах» городка страшное смятение.

Затребованы силы из губернии.

Воинский запретил учителям женской гимназии устройство

платного спектакля в пользу воинов.

В городке пьянство невообразимое..

Как-будто люди предчувствуют кончину мира и поэтому торопятся

все пропить.

То-и-дело вспыхивают кровопролитные драки.

В кривых пыльных переулках, укутанных «белой акацией»,

рябиной и черемухой, надсадно визжит гармошка.

После казенок запасные начали громить бражниц и пивоварок. В

.настороженной тишине ласкового летнего вечера отчетливо слышен

звон разбиваемых стекол..

Пьяные, дерзкие и похабные выкрики..

и

У бражниц, которые запираются на засовы, посрывали с петель

двери.

Гулянье..

«Начальство» гуляет, конечно, за закрытыми дверями, не массовым

порядком. Что за этими закрытыми дверями и окнами творится, мпе

неизвестно. Я наблюдаю лишь улицу-

*

Три недели сижу в этой окуровской дыре и изнываю от* безделья.

Москва не отвечает на мои запросы, и я прикован молчанием к

месту.

В городке все та же мобилизационная горячка и российская

бестолочь.

*

Перебрался в губернский город.

Живу в «Европейской гостинице».

Грязь в этой «Европе» далеко не европейская.

Неизменные полчища блох, клопов, тараканов,

■ паутина в углах.

Цены за постой «по случаю войны» взвинчены вдвое. Кит Китычы,

как им и полагается, ловят рыбку в мутной воде.

Откуда-то е’ехалась масса народа. Номеров нехватает, Хозяин от

удовольствия потирает руки. Кому война, кому прибыль.

В губернском городе то же самое, что в миниатюре наблюдал я в

уезде. Разница лишь количественная. В де- ' лах, в людях — во всем.

Запасные разгромили на окраинах винные лавки и публичные

дома, «Губернские Ведомости» однако об этом

12

Ни слова. Ведь Нужно отмечать «патриотический порыв», а не

«омрачать» картину.

Центральных газет невозможно достать. Чистильщики сапог

превратились в газетных спекулянтов. Салоги чистить никто не хочет.

Спекулянты скупают утром, все газеты п пускают их по

«повышенной» цене.

Бульварная дрянь «Копейка» идет за двадцать копеек.

Эго ли не ажиотаж?

Читающая публика на вокзале чуть не дерется из-за газет.

Если война затянется лет на пять, газетчики наживут миллионы.

Они должны быть стопроцентными патриотами.

■ * i

:! Г

В городе всеобщее опьянение войной.

Купцы и чиновники под. руководством местной власти

инсценируют непрерывные «патриотические» манифестации.

.

Собрания. Речи. Проповеди. Тосты.

—

Все как один!.

-

—

За веру!.

— За царя!.

.

— За отечество!.

— За Русь!.

— За славянство!.

— За культуру!.

И, конечно, больше всего трясут патриотическими штанами те,

которые никогда па фронт не поедут.

13

Опьянение войной разыгрывается со страниц охрипшей от

желания угодить начальству казенной печати, с церковного амвона,

■ со

школьной кафедры, из мучных и мясных лабазов, с театральных

подмостков, из среды местных земцев, которые, как говорят, всегда

были «левее левого». Цена этой левизны постигается только сейчас,

демонстрируется, так сказать, публично.

Все хотят воевать. Все эти слои жаждут итги «бить немца». Веем им

кажется, что война несет нм выгоды, и вое говорят от имени «родины» и

«народа».

Вечно влюбленные телеграфисты, писавшие в мирное время стихи