Затем на плацдарм переправился и К. Е. Ворошилов. С. М. Штеменко, вспоминая об этом, позднее писал:

«Мне пришлось быть с ним на керченском плацдарме. Плацдарм был небольшой и насквозь простреливался огнем артиллерии противника, а значительная его часть находилась под минометным и пулеметным огнем. Жили мы в землянках, точнее, ночевали в них, а днем работали в войсках и на КП командующего Приморской армией, который располагался поблизости от нас. Климент Ефремович пребывал тогда в приподнятом настроении. Его буквально тянуло в войска, находящиеся в обороне в непосредственном соприкосновении с противником. Выезды маршала в первую линию войск были часто весьма рискованными. Он сам и сопровождающие его генералы и офицеры подъезжали, например, на «виллисах» близко к переднему краю обороняющихся войск, что обычно никто не делал. Пять — десять минут спустя противник производил сильный минометный и артиллерийский налет по тому месту. Машины обычно успевали уже уйти, и все кончалось более или менее благополучно. Затем К. Е. Ворошилов и все сопровождавшие его шли по ходам сообщения, которые далеко не везде были в рост глубиной. Попав под обстрел, Климент Ефремович шутил и вел себя так, словно опасность существовала не для него. Меня интересовала психологическая сторона, такого поведения маршала, и я убедился, что это не был внешний прием, бьющий на эффект или в назидание другим. Убежден, что у Климента Ефремовича складывалось внутреннее состояние боевого возбуждения, он выслушивал доклады командиров, осматривал местность, беседовал с офицерами и солдатами, давал указания. Ничем другим, кроме такого состояния, нельзя объяснить и переправы Климента Ефремовича на катере через Керченский пролив на косу Чушка и обратно под артиллерийским огнем противника. Однажды после очередного посещения переднего края мы, возвратившись, нашли на месте землянки К. Е. Ворошилова только яму, заваленную землей и бревнами. Оказалось, что в наше отсутствие снаряд угодил в нее. Маршал и не подумал перейти в более надежное убежище… Он приказал построить себе здесь же новую землянку, что и было сделано. Мы не раз пытались отговорить Климента Ефремовича от некоторых чересчур рискованных предприятий. Он возмущался, советовал тем, кто боится, ехать в Варениковскую, где стояли тылы фронта и вагон представителя Ставки. Уж такой он, Климент Ефремович Ворошилов, и тут с ним ничего поделать нельзя».

К середине февраля планирование наступательной операции Отдельной Приморской армии было в основном завершено. К. Е. Ворошилов доложил И. В. Сталину, что расчеты по предстоящему «переселению» товарища Иваненко уже закончены. Боевая подготовка войск в соответствии с предстоящими задачами развернута и, невзирая на плохую погоду, настойчиво проводится, дает уже заметные результаты. До начала «переселения» остается еще полмесяца.

В заключение маршал попросил у Верховного разрешения на несколько дней выехать в Москву, чтобы к началу «переселения» вновь вернуться в Крым.[16]

Такое разрешение было ему дано, и Климент Ефремович возвратился в столицу. Что касается «товарища Иваненко», то это псевдоним генерала А. И. Еременко, который еще 11 февраля 1944 года заменил генерала И. Е. Петрова на посту командующего Отдельной Приморской армией. А под «переселением» подразумевалась высадка основных сил армии на плацдарм Керченского полуострова.

Как видно из донесения К. Е. Ворошилова Верховному, начало операции по освобождению Крыма планировалось вначале на март. Но затем срок был изменен. Причиной тому оказались трудности, о которых тоже уже говорилось: весьма неблагоприятная погода в Крыму и штормовая — на Азовском море.

Вскоре К. Е. Ворошилову было приказано продолжить выполнение задания по организации Крымской операции. Он снова отправился на юг. На этот раз с маршалом поехал и я.

Местом стоянки поезда, как и при первом посещении К. Е. Ворошиловым действующей армии в Крыму, стала та же станица Варениковская. Отсюда и начались почти ежедневные выезды на фронт. Добирались так: до косы Чушка — автомашинами, а через Керченский пролив на плацдарм — катерами. Переправа совершалась не напрямик, а в обход минных заграждений. И нередко под артиллерийским обстрелом врага, в штормовую погоду.

Климент Ефремович за несколько дней вновь полностью вошел в обстановку на фронте, а затем получил указание Верховного встретиться с А. М. Василевским, который также являлся представителем Ставки. Эта встреча состоялась 29 марта в Кривом Роге.

Александр Михайлович так вспоминал позднее об этом событии: «Радушие и гостеприимство всегда были свойственны Клименту Ефремовичу. А большие победы советских войск над фашистскими захватчиками делали эту встречу особенно приятной. Ворошилов детально проинформировал меня также о ходе недавно закончившейся Тегеранской конференции».

Но главным на встрече все же было обсуждение предстоящей операции по освобождению Крыма. Было принято решение привлечь к этой работе командующего 4-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина, члена Военного совета генерал-майора Н. Е. Субботина, начальника штаба фронта генерал-лейтенанта С. С. Бирюзова и командующего 8-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации Т. Т. Хрюкина.

На следующий день утром на станции Мелитополь К. Е. Ворошилов и А. М. Василевский подробно ознакомились с планом операции 4-го Украинского фронта, особенностями действий Отдельной Приморской армии. Обсудив вопросы взаимодействия, они представили И. В. Сталину доклад, в котором говорилось о необходимости принятия решительных мер по организации блокады Крыма, которая воспрепятствовала бы переброске вражеских войск и материальных ресурсов как в Крым, так и обратно. Они внесли предложение о немедленном усилении находящейся здесь авиагруппы Черноморского флота, которая в то время вместе с авиацией прикрытия составляла менее 100 самолетов и была слабо обеспечена транспортными средствами, горючим. Они считали необходимым довести эту группу до 250–300 самолетов за счет основного авиационного парка Черноморского флота.

Просили также перебросить до 10 подлодок в Николаев.

Одновременно представители Ставки доложили И. В. Сталину, что 4-й Украинский фронт полностью подготовлен к выполнению своей задачи. Однако выпал глубокий снег, который вывел аэродромы из строя. А частые метели и туманы исключают возможность нормальной работы артиллерии.

И все же, докладывали К. Е. Ворошилов и А. М. Василевский, 4-й Украинский фронт начнет операцию не позднее 5 апреля. На керченском направлении она намечается через два-три дня после начала боев на Перекопском.

Представители Ставки просили утвердить эти их предложения, на что тут же получили согласие Верховного.

По возвращении на плацдарм Климент Ефремович проинформировал Военный совет Отдельной Приморской армии, а также командующего 4-й воздушной армией генерал-полковника авиации К. А. Вершинина о планах 4-го Украинского фронта. Тут же были уточнены задачи взаимодействия войск и авиации. Решающие события приближались.

В первых числах апреля артиллерия противника неожиданно усилила обстрел позиций наших войск и канатной дороги через пролив. На фронте каждый день вспыхивала ожесточенная артиллерийская дуэль. В результате многократных огневых налетов гитлеровцам удалось разрушить канатную дорогу. Однако это не повлияло на боевую готовность армии, поскольку основные ее силы и материально-технические средства уже были переброшены на плацдарм. Кроме того, грузы продолжали регулярно доставляться с материка средствами флота и транспортной авиации.

Но возникли трудности с обеспечением личного состава продовольствием, ибо это все шло до сих пор по канатной дороге. И тыловикам пришлось проявить особую изобретательность. Так, по инициативе начальника тыла армии генерал-майора Леонида Матвеевича Кара-Мурзы был сформирован так называемый «ишачий» полк, который стал доставлять грузы войскам в гористую местность. А на побережье создали рыболовецкую бригаду, обеспечивающую личный состав свежей рыбой. Это было большим подспорьем в пищевом балансе армии.