– А имя у этого господина есть? – вздохнув, уточнила Софья Алексеевна.

– Граф Дмитрий Шереметев, он – отличная партия. Надеюсь, никто не будет этого отрицать? – с вызовом бросила Надин. Главное было сказано.

– Это, действительно, могло бы стать блестящей партией. Молодой человек – единственный наследник огромного состояния, – подтвердила Кочубей. – В этом союзе я вижу только один минус.

Поддержка Марии Васильевны дорогого стоила, и Надин принялась развивать наступление:

– То, что его мать была крепостной актрисой? – уточнила она. – Я смотрю на подобные вещи совершенно спокойно, это даже кажется мне романтичным.

– Дело не в этом, – вмешалась старая графиня, – Шереметев слишком молод, он – почти мальчик, я думаю, что он старше тебя не более чем на пару лет. Мужчины не женятся в таком возрасте.

Ну, этот аргумент, по мнению Надин, не стоил и выеденного яйца, и она безапелляционно заявила:

– Значит, он станет исключением из правил. Дмитрий так богат, что ему нет нужды делать придворную или военную карьеру, он сам мне сказал, что хочет заниматься благотворительностью, строить странноприимные дома и больницы. Я тоже этого хочу.

– Вы все не о том говорите, – остановила их спор Софья Алексеевна, – ты ничего не сказала о своих чувствах. Ты любишь этого молодого человека?

Надин затихла, она так и знала, что мать все равно задаст тот вопрос, на который у нее не было ответа. Она не до конца понимала свои чувства к графу. Конечно, она радовалась, когда встречалась с ним по вечерам в доме княгини Зинаиды, ведь Шереметев с таким обожанием смотрел на нее, а их разговоры сводились к потоку комплиментов в ее адрес. Это оказалось так приятно, она купалась в обожании и хотела, чтобы ничего не менялось. Но мать задала свой вопрос и ждала ответа, и пришлось высказать то, что Надин чувствовала:

– Я хочу быть с ним всегда!

– А что думает сам граф по этому поводу? – уточнила Мари Кочубей. – Ты считаешь, что он готов сделать предложение? Когда я говорила, что у этого брака есть один минус, я имела в виду императрицу-мать. Та опекает Шереметева с детства, а в таких случаях она сама выбирает супругов своим подопечным.

«Господи, только этого мне и не хватало! – расстроилась Надин. – Все ведь шло так хорошо».

– Она меня не знает, как же она сможет меня выбрать? – умоляюще глядя в глаза Кочубей взмолилась она.

– Мы пока не можем представить тебя ко двору, – возразила статс-дама, – твоя мать получила приглашение на прием к вдовствующей императрице – это и так почти чудо. Мы с мужем не волшебники.

Надин кинулась к ней и обняла.

– Тетя Мари, я все понимаю, – умоляла она, – но, может, вы возьмете меня на прием, где будет императрица-мать, туда, где не нужно быть официально представленной?

– Ближайший бал состоится как раз двадцать седьмого вечером в Грановитой палате Кремля, а утром этого дня Софи будет на приеме у государыни, – вспомнила Мария Васильевна. Она взглянула в молящие синие глаза и поняла, что не сможет отказать. Это было страшно рискованно, но графиня все же решилась: – Я возьму тебя по своему пригласительному билету: он выписан на мое имя, но на двоих.

– Ой, тетя Мари, спасибо! – просияла Надин, – я буду вести себя безукоризненно, вы сможете гордиться мной.

– Ну, в этом я не сомневаюсь, – подтвердила графиня. – Главное, чтобы твой избранник все-таки сделал предложение.

– Сделает, сегодня же вечером!

Женщины переглянулись, но спорить не стали, зато в гости к Зинаиде Волконской вместе с барышнями вместо старой графини отправился зоркий страж в лице Мари Кочубей.

Надин не сомневалась, что в отношении жениха она проведет свою партию как по нотам, ее беспокоило другое: она панически боялась, что всплывет информация об ее сделках с Барусем, но даже под страхом разоблачения не могла отказаться от такого выгодного и увлекательного дела.

«Пусть лучше меня убьют, но я уже ничего никому не отдам», – мысленно рассуждала Надин, примеряя свое очередное оружие – голубое платье с тугим атласным корсажем и пышными юбками.

Она подмигнула своему отражению. Перехваченная темно-синим поясом талия была так тонка, а плечи так изящно выступали из кружевной оборки. Чудо, а не девушка! Как она может проиграть? Да никак!

Надин были одинаково дороги и первый самостоятельно купленный дом, и обожающий ее молодой человек, и она не собиралась расставаться ни с тем, ни с другим. Все у нее получится! Она обязательно победит! Сейчас же особое время – коронация…

Коронация затмила все, и княгиня Волконская, мудро решив, что порфироносное семейство не перещеголять, притушила блеск своих вечеров и пока принимала гостей «как все», ограничившись обычным ужином с танцами. Когда графиня Кочубей и барышни Чернышевы вошли в ее гостиную, там уже собралось множество гостей. Шереметев сразу же поспешил им навстречу. Сегодня он был во фраке, и Надин показалось, что штатское идет ему больше, чем белый мундир кавалергарда.

«Незачем ему служить, – решила она, – это – совсем не его дело. Будем творить добро, строить больницы и богадельни».

Она радостно ответила на сияющую улыбку Шереметева, тот подошел к ним и, почтительно наклонив голову, поздоровался. Надин представила его своей опекунше и по довольному лицу Кочубей поняла, что граф той понравился.

К ним подошла хозяйка дома. Княгиня Зинаида радостно обняла Марию Васильевну и повела ее к столу. Любочка пошла за ними, а Надин приотстала. Шереметев шел рядом. Она специально не смотрела в его сторону и, опустив ресницы, молчала. Кожа ее горела под его взглядом, Надин даже показалось, что он пару раз собрался что-то сказать, но так и не решился.

«Ну же, смелей, – мысленно подбодрила она, – я готова принять твое предложение, сделай же его!»

Как будто услышав ее подсказку, Шереметев тихо кашлянул, а потом прошептал:

– Графиня, мне нужно поговорить с вами, для меня это – вопрос жизни и смерти.

Надин подняла на него глаза и ужаснулась: лицо Шереметева пылало маковым цветом, а глаза блестели, как в лихорадке. Он привлекал внимание, а этого ей сейчас совсем не хотелось, Надин быстро кивнула и прошептала:

– Я оставлю вам вальс.

– Спасибо, – расцвел граф.

Лицо его постепенно приняло привычный облик, и Надин успокоилась. Шереметев пододвинул ей стул и усадил за спиной графини Кочубей, уже занявшей место за большим овальным столом. Надин села, красиво сложила руки на кружевах пышных юбок и с удовольствием признала, что половина пути пройдена, осталось дождаться начала счастливого финала. Когда же все это кончится?!

Да будет ли конец этой напасти? Граф Булгари уже устал от Москвы. Торжества только начались, а он не знал ни сна, ни отдыха. Шеф, похоже, поссорился с собственной женой и теперь свалил почетную миссию сопровождения Елизаветы Ксаверьевны на плечи своего преданного помощника. То ли дело было в столице: никаких женщин, все спешили закончить дела до отъезда на коронацию, генерал-губернатор сам наносил нужные визиты, а начальник его канцелярии занимался лишь бумагами. Все было чин чинарем – дело крутилось, шеф день-деньской пропадал вне дома, а предоставленный сам себе Иван Ардальонович прекрасно проводил время. А теперь все пошло прахом: Воронцов не стесняясь обхаживал семейство Нарышкиных, а его супруга явно отдавала предпочтение другим домам, и графу Булгари приходилось таскался за ней по светским салонам.

Отец когда-то его учил, что нужно уметь находить приятное в любом занятии. И впрямь, зачем бога гневить? Сегодняшний прием оказался не из худших: салон княгини Волконской считался модным, да и общество там было многолюдным, можно спрятаться где-нибудь в уголке, и сидеть, наблюдая за публикой, пока Елизавета Ксаверьевна ведет свои бесконечные разговоры.

Иван Ардальонович обежал взглядом гостиную, ничего интересного пока не наблюдалось, и вдруг глаз его зацепился за свекольное пятно. Ба, да это молодой Шереметев так опозорился. Мальчишка пылал, как фонарь, от его щек можно было прикуривать. Что же это с ним случилось? Ха-а!.. Понятно…Ничего нового! Сказано же: «cherchez la femme». Впрочем, ее и искать-то нечего, вот эта женщина – рядышком с беднягой стоит. Ничего себе девица: глазки опустила, сплошная скромность. А вот, пожалуйста, любуйтесь – подняла головку, черными локонами тряхнула и одним словом своего молокососа в порядок привела, заулыбался бедняга, расслабился.