– Что он, разве не князь? – продолжал издеваться Вано.
– У него своя повозка и лошадь, он ходит с обозами на Кавказ, сейчас отправился в последнюю поездку по зимнику, но через месяц вернется. Могу тебя с ним познакомить.
– Отчего же, познакомь, может он мне на что-нибудь и сгодится, – согласился Вано и тут же хмыкнул: – Так ты без ласки маешься? Может, тебе помочь нужно?
Аза не раздумывая выпалила:
– Помоги, если не шутишь, ты знаешь, как я тебя всегда хотела.
– Хотела, да только спала с Костой, а не со мной!
– Я любила лишь тебя, но боялась твоей матери, потому и молчала. А с Костой я ни-ни! Тебя обманули…
Ожидая его решения, Аза застыла, но гость окинул скептическим взглядом ее лицо, грудь и, скривившись, кивнул на широкие бедра.
– У тебя всегда зад был как у крестьянки, а ноги – как у вола. А теперь ты совсем расползлась, давай мне кого-нибудь помоложе.
Господи, только не это! Неужели она упустит свой шанс? Впрочем, есть за что зацепиться: Вано всегда был брезгливым. Нежно, с интонациями юной шалуньи, Аза залепетала:
– Я – чистая, со мной ты никакой болячки не подцепишь, а девушки все после других мужиков… Зачем тебе рисковать?
Она не ошиблась, стрела попала в цель. Гость снизошел:
– Ну, коли так, раздевайся. Посмотрим, не забыла ли ты старые штучки. Еще помнишь, как Косту ублажала? Можешь врать сколько угодно, он сам мне хвастался, и советовал тебя во все дыры попробовать.
Решив не спорить, Аза принялась медленно раздеваться, стараясь привлечь его внимание к своей по-девичьи острой груди и тонким плечам. Бедра ее после родов и впрямь расползлись, а живот собрался в складки. Аза незаметно придержала на талии рубашку, мешая той соскользнуть, и шагнула к Вано.
– Давай, я тебя раздену, дорогой! – протянула она с привычной интонацией шлюхи.
Печерский молчал, не помогая, но и не мешая ей. Аза быстро стянула с него длинный сюртук и расстегнула рубашку. Она спешила, боясь, что Вано передумает и оттолкнет ее. Наконец его панталоны соскользнули на сапоги. К величайшему разочарованию Азы, ее партнер совсем не возбудился. Испугавшись, что все закончится, так и не начавшись, она опустилась на колени и накинулась вялую плоть. Руки, губы, язык – все пошло в ход, и, к своему облегчению, Аза добилась результата. Тяжело дыша, Вано дернул ее вверх за волосы, она прижалась сосками к его груди и проворковала:
– Пойдем на кушетку, дорогой.
– Нет, давай на стол! – рявкнул Печерский. Он подсадил Азу на столешницу и грубо надавил ей на грудь, распластывая. Она послушно согнула ноги и раскрылась. Вано устроился меж ее бедер и резко вонзился в податливое тело. Несколько движений – и все закончилось. Он вялой тушей свалился на грудь Азы, а та закрыла глаза и принялась низко стонать.
«Вышло у него и нет? – размышляла она, не открывая глаз. – Слабак чертов!..»
Вано слез с нее и стал натягивать спущенные панталоны. Острый запах мужских соков резанул ноздри Азы, и она повеселела – все получилось. Впрочем, одного раза явно мало…
– Ты еще придешь ко мне? – осторожно осведомилась она. – Муж не скоро вернется.
– А надо?..
По его тону Аза поняла, что он не в восторге.
– Пожалуйста, приходи, – испуганно взмолилась она, – я столько лет ждала, и ведь любила тебя с юности.
– Ладно, приду, – буркнул Вано и вышел.
Вдоволь отыгравшись на Азе, он даже развеселился. По дороге домой Печерский вспоминал свои обидные замечания, от которых его старая подружка дергалась, как от ударов. Здорово же он ее подцепил! Ну наконец-то выдался удачный день, теперь главное, чтобы и завтрашний оказался не хуже… И все же Аза – старуха. Вот если бы на ее месте оказалась любая из встреченных в кондитерской барышень, а еще лучше все три сразу. Упс! Вот это было бы дело!
Ровно в одиннадцать утра Вано постучал в дверь просторной квартиры, занимающей весь второй этаж нового дома на Невском. Молчаливый лакей принял у него плащ и проводил до дверей кабинета.
– Ваше высокопревосходительство, к вам граф Печерский, – доложил он и посторонился, пропуская гостя.
Вано вошел в просторную полупустую комнату. У окна распластался большой стол из карельской березы, за ним восседал худощавый генерал с рыжеватыми, уже поредевшими на макушке волосами. Его бритое лицо с крупными прозрачными глазами и упрямым подбородком казалось замкнутым и строгим.
«Для меня старается, изображает, какой он важный, – сообразил Вано, – а то я в своей жизни мало таких индюков навидался».
Стараясь не выдать своих мыслей, он замер в низком поклоне, как будто онемев от трепета перед величием генерала. Похоже, что его холуйский вид хозяину кабинета понравился, тот милостиво кивнул и изрек:
– Садитесь, сударь. Граф Каподистрия просил для вас места. Я рад помочь Иоанну Антоновичу. Только что я могу вам предложить? Что вы сможете делать?
– Я буду со всевозможным усердием выполнять все поручения вашего высокопревосходительства!
– Все? – выразительно выгнув бровь, переспросил Бенкендорф и с чуть заметной иронией оглядел своего собеседника.
– Все! – твердо повторил Вано.
Генерал, не стесняясь, рассматривал его, приходилось все время опускать глаза и изображать дрожь пальцев, вроде как от безмерного волнения. Пока, видать, все получалось как надо, по крайней мере, Бенкендорф продолжил разговор:
– Теперь пришло новое время. Высочайшим повелением указано, чтоб впредь не допустить крамолы нигде, а прежде всего – в войсках. Ставка будет делаться на тайных агентов. Везде теперь появятся эти верные государю люди, чтобы крамолу и злоупотребления выявлять в зародыше. Исключений нет, надзор охватит все персоны, даже высоких званий. Сможете вы стать таким патриотом? Разоблачать влиятельных людей не просто, тут храбрость нужна.
– Я смогу, ваше высокопревосходительство! Извольте послать меня на любое место, я день и ночь стану работать, выполняя ваши указания, – поклялся Вано и прижал дрожащую ладонь к сердцу.
Усмехнувшись каким-то своим мыслям, Бенкендорф согласился:
– Ну-с, можно попробовать. Сейчас и начнем – поедем на допросы в комиссию. Работать станете только со мной. Даю вам неделю, чтобы показать, на что вы годны.
– Я оправдаю доверие, ваше высокопревосходительство! Стану служить верой и правдой, землю есть буду!
– Поживем – увидим, – философски заметил генерал и снова чему улыбнулся.
Легко сказать: «понравиться Бенкендорфу»! А как это сделать? Вано так старался, что уже через три дня после появления в Петропавловской крепости ему стали сниться черные строчки протоколов. Допрос следовал за допросом, и надо признать, что занятие это оказалось упоительным – властвовать над беззащитными, закованными в кандалы людьми. Удовольствия от этого было не меньше, чем от водки или шлюх!
Отработав полученный на день список арестованных, Печерский относил протоколы Бенкендорфу. Вот и сейчас он жался у порога кабинета, привычно изображая ничтожного раба. Генерал через строчку пробежал взглядом принесенные бумаги, пренебрежительно швырнул их на стол и осведомился:
– Какие у вас есть соображения по вашим заключенным? У кого где слабые места? Нашли ниточки, за которые следует дернуть?
Вано с готовностью изложил свои наблюдения.
– Понятно, – генерал кивнул ему и вышел из кабинета.
Печерский двинулся, было за ним, но замер, услышав, что Бенкендорф в коридоре с кем-то заговорил:
– Александр Иванович, позвольте изложить мои соображения по южанам!
С изумлением слушал Печерский, как генерал стал пересказывать невидимому собеседнику то, что минуту назад узнал от него самого, и, что самое интересное, Бенкендорф добавлял обобщения и выводы, которые Вано даже не могли придти в голову. Наконец генерал замолчал, и Печерский уже собрался выйти из кабинета, когда низкий баритон произнес:
– Вы сами допросили сегодня этих людей?