Услышав название полка, Вера насторожилась – неужели Бунич рассказывал о том командире, что отказался просить за Боба? А причем тут младший брат? Или у того высокомерного красавца, приезжавшего к ним в дом, брат так же арестован, как и у нее самой? Неужто в чем дело?!

Ее размышления прервал исправник:

– Вера Александровна, вы уж об охране не забудьте, – напомнил он и, попрощавшись, вышел. За ним заторопился Бунич, и девушки остались одни.

– Марфа, что это наш Лев Давыдович так заволновался из-за несчастий соседа? Он, конечно, человек добрый и приятный, но для такого смятения чувств должна быть личная причина.

– Не знаю, Вера Александровна. В Хвастовичах на моей памяти никогда хозяева не жили, отец рассказывал, что это имение граф Обольянинов в приданое единственной внучке отдал. Но при чем тут Бунич не скажу…

– Да, бог с ним, – отмахнулась Вера и вернулась в разговоре к собственным делам.

Они с Марфой уже понимали друг друга с полуслова и так же слаженно работали. Этим утром, пронизанным золотистым апрельским туманом, обе рвались на поля. Кони уже ждали их, и через пару минут девушки выехали со двора Солиты.

Оставив позади двор Солиты, Бунич отправился к себе, но потом передумал и решил догнать исправника. Это было вдвойне полезно: он мог узнать что-нибудь новое о тревожном событии, случившемся в округе, да и на Хвастовичи поглядеть хотелось. Лев Давыдович погонял коня, а разворошенная память, как нарочно, подкидывала одно за другим болезненные воспоминания: с Катенькой Обольяниновой они родились в один год, да и росли вместе. Отец чуть ли не каждый день брал Леву с собой в дом старого графа, где с рождения воспитывалась его единственная внучка. Катенька росла сиротой: отец ее погиб в очередной войне то ли с персами, то ли с турками, а мать вновь вышла замуж.

Дети очень дружили. К шестнадцати годам Катенька превратилась в настоящую красавицу: синие глаза, черные как вороново крыло кудри и белоснежная кожа делали ее изысканным экзотическим цветком. Лева любил эту яркую, как крылья бабочки, юную графиню со всей нежностью первой любви, и ему казалось, что и она, когда немного повзрослеет, разделит его чувства. Но этим мечтам не суждено было сбыться: старый граф устроил брак своей наследницы с сыном своего друга. Две знатные семьи объединили свои богатства, и синеглазая Катенька стала княгиней Горчаковой. Но даже не это оказалось самым страшным. Когда, уезжая в столицу, Катенька нежно поцеловала друга детства на прощание, Лева увидел в ее глазах лишь радостное предвкушение. Та сама рвалась замуж, здесь ее ничто не держало. Он все выдумал, она никогда не любила его, и то, что он принимал за намек на возможное чувство, было лишь пустым кокетством: юная женщина оттачивала на нем свое умение очаровывать. Он смотрел вслед отъезжающей карете, а в мозгу стучало:

«Все ложь! Я никогда не был ей нужен».

Это разочарование навсегда излечило Бунича от иллюзий по отношению к противоположному полу. Впрочем, он вполне удачно женился на милой и богатой женщине, но всегда хотел, чтобы Катеньке в столице было плохо, чтобы она наконец-то поняла, как в свое время ошиблась. Какую приятную новость привез сегодня капитан Щеглов! Старшего сыночка Катеньки выкинули из армии, а младшенький уже давно сидит в крепости. Учитывая, что два ее средних сына мертвы, комплект несчастий стал полным.

«Эти сыновья должны были стать моими, а раз их мать предпочла другую судьбу – так пусть они теперь хлебают горе полной ложкой», – злорадствовал Бунич.

Но прошлое – прошлым, а сегодняшние дела взволновали Льва Давыдовича гораздо сильнее. Труп в соседском овраге мог выбить из колеи кого угодно! Бунич хотел выяснить у исправника все подробности и постараться обезопасить свое имение от любой угрозы. Впереди он заметил Щеглова, тот уже повернул на липовую аллею, ведущую к большому светло-желтому барскому дому в Хвастовичах. Это был единственный на всю округу уцелевший во время войны дом. За красоту его выбрал любимец Наполеона – маршал Мюрат. Тот дважды останавливался в этой усадьбе и, уходя, распорядился ничего не жечь. Вслед за исправником Бунич свернул на подсохшую под апрельским солнцем аллею и догнал капитана уже у крыльца.

– Я с вами, Петр Петрович, похожу, послушаю, что люди говорят, а то уж больно странные дела у нас в уезде творятся.

– Вот и отлично, вдруг что-нибудь важное заметите, – обрадовался Щеглов, и они вместе вошли в вестибюль.

Дом поразил Бунича: тот совершенно не изменился и как будто заснул в ожидании своей синеглазой хозяйки. Так же сверкал паркет, темный бархат штор обрамлял проемы высоких окон, и картины висели на прежних местах. Как это было несправедливо – ведь дом Бунича сгорел, не сохранилось ничего, связанного с его юностью, а здесь через распахнутые двери гостиной он видел большой портрет пятнадцатилетней Катеньки в первом «взрослом» платье. Бунич не удержался и подошел поближе. Художник, как видно, и сам пришел в восторг от своей модели, Катенька получилась, как в жизни – яркой, прекрасной и полной огня. И на этом портрете она очень походила на девушку, занимавшую теперь все мысли Льва Давыдовича – на графиню Веру Чернышеву. Наконец-то жизнь сделала круг и вернула Буничу то, что он не смог получить в юности, и он не собирался упускать свой шанс.

По ступеням крыльца легко взбежал управляющий Татаринов – умный и оборотистый мещанский сын из Смоленска. Увидев гостей, он дружелюбно поздоровался и поинтересовался:

– Чем обязан, господа?

Исправник вновь рассказал о найденном теле, потом по очереди опросил всех дворовых, но никто и слыхом не слыхивал о шорнике из уездного городка.

– Да, незадача, никто ничего не видел и не слышал, – подвел капитан неутешительный итог. – Теперь только ваши Дыховичи остались. Поедемте к вам, Лев Давыдович.

Буничу перспектива искать убийц среди своих мужиков показалась забавной, и он расхохотался, но спорить не стал, а лишь предупредил:

– Да ради бога, милости прошу. Только если бы в Дыховичах хоть один человек что-нибудь знал, мне это сразу же доложили бы. Мой Поляков – лучший управляющий во всей губернии: в кулаке всех держит, мужики только подумают – а он уже все знает. Бесполезно это…

Попрощавшись с Татариновым, они отправились в Дыховичи. Бунич, как всегда, оказался прав, толку от этой поездки было столько же, сколько и от предыдущей. Четыре часа спустя, не услышав ничего нового, исправник уехал в уездный город. По дороге он так ничего и не смог придумать ничего путного. Не было ни одной идеи… Что за бестолочь такая? Никто ничего не видел и не слышал…По всему выходило, что убийство бедолаги шорника, так и останется нераскрытым. Настроение у Щеглова сделалось хуже некуда. Можно сказать – просто мрак!

Полный мрак, и лишь в круге света – обольстительная нагая красавица. Вот она вытащила из волос последнюю шпильку, и волна черных как смоль кудрей хлынула ей на плечи. Пряди скользят по белой коже, закрывают упоительно гибкую спину. С этим невозможно смириться! Закрыть такую красоту!

Кокетка прекрасно понимает, какой пытке подвергает человека, жадно взирающего на нее из темноты. Она шаловливо качает головой и грозит ему пальцем.

– Не сразу!

Человек глотает слюну, ведь обольстительница повернулась к нему лицом. Колышется масса черных кудрей, мелькает круглая грудь с острым соском. Сладкая пытка продолжается, он хочет эту дивную женщину, до безумия, до боли, но, замерев в темноте, не делает даже попытки приблизиться к ней.

– Нельзя! – говорит она.

Длинные белые пальцы сжали костяную щетку, и тонкая рука взлетела к макушке. На безымянном пальце этой руки нет кольца – пресловутого знака, что у женщины есть хозяин. Щетка скользит по черному покрывалу волос, а мужчина следит за рукой обольстительницы. Это так интригующе! Белоснежная рука свободна. Кто возьмет ее, кто станет хозяином этой красоты?