«Дай ей бог, – пожелал Щеглов, – я порадуюсь за нее. Может, Горчаков захочет взять ее в жены? Он ведь еще не женат. Хотя шансов мало, тот, поди, на графиню Веру смотреть будет».

Подумав о хозяйке Солиты, капитан вспомнил и о ее госте.

Печерский ему сильно не понравился – говорил тот все как будто правильно, вот только выглядел неубедительно: избегал взглядов собеседника, покашливал между фразами и нервно перебирал пальцами темные деревянные четки. Щеглов впервые в жизни видел человека в военной форме, перебирающего четки. Это смотрелось так чудно, не по-русски! Впрочем, граф Печерский и сам напоминал перса или турка, какими капитан их запомнил по кампании девятого года. Пленные турки так же косо поглядывали на русских из-под тяжелых век и так же перебирали четки с кисточками на концах.

– Стоп! Кисточка!.. – поразился капитан, – на православных четках висит крест. Неужели Печерский – мусульманин?..

У приезжего улана были русская фамилия и графский титул, может, его мать – мусульманка? Тогда это объясняет его восточную внешность. Но это казалось странным, обычно ребенка определяют по вере отца. Щеглов знал, что сейчас в северной столице стало модным переходить в католичество, но не в мусульманство же. Пожалуй, ему следовало доехать до Солиты и побеседовать с графиней о ее странном визитере, а потом уже отправляться к Буничу.

– Сначала приятное, а противное – на потом. Верно? – поинтересовался Щеглов, то ли у себя самого, то ли у лошади, тихо бредущей по лесной дороге.

Теперь посещение Дыховичей можно отложить по уважительной причине. Исправник обрадовался, подобрал поводья и свернул на дорогу, ведущую к Солите. Скоро он выехал из леса, теперь дорога вилась вдоль зарослей черемухи и ольхи, за ними прятались мелкие, похожие на большие ямы озерца, а с другой стороны к ней подступали бесконечные поля.

«Да, хороший подарок получила графиня Вера, – оценил Щеглов, – никто от такого не отказался бы. Земли много, ну и дом почти восстановлен».

Он щелкнул вожжами, лошадь побежала быстрее, и вскоре за поворотом показался купол барского дома. Двуколка поднялась на горку, и перед капитаном, как на ладони, открылись сверкающий свежей побелкой главный дом, колоннада и оба флигеля. Во дворе, к его удивлению, сгрудилось больше двух десятков подвод, а у хозяйского крыльца стоял запряженный тройкой экипаж.

– И куда же это они собрались? – пробурчал заинтригованный Щеглов и, погоняя лошадь, поспешил в усадьбу. Скоро он оказался во дворе и с любопытством осмотрел телеги. Все они были доверху нагружены плотными мешками.

«Похоже, что мои барышни излишки муки продают, – прикинул он, – значит, им одна дорога – на ярмарку в Смоленск. И что же это девицы одни поедут? Да как же они покажутся на ярмарке? Это всех шокирует, тогда разговоров не оберешься. Графиня – девушка богатая, а вот Марфе в уезде все кости перемоют.

На крыльце хозяйского флигеля появились наряженные в светлые платья и шелковые шляпки Вера с Марфой, и капитан поспешил к ним.

– Добрый день, сударыни, я смотрю, вы уезжаете? – поинтересовался он.

Вера ответила на его приветствие и объяснила:

– Мы едем в Смоленск, дня на три.

– Вы считаете, что за три дня сможете продать столько муки? Богатые купцы вас сразу к себе не подпустят, будут присматриваться, потом торговаться, а лавочники много не возьмут.

– Мы не муку везем, это – соль!

– Да что вы?! Когда же вы успели солеварню поставить?

– Нам не нужна солеварня, у нас – шахта, – объяснила Вера, – вот вернемся из поездки, приезжайте к нам, мы все вам расскажем. Кстати, если хотите, можете сейчас пообедать и отдохнуть в Солите.

Щеглов отмахнулся:

– Спасибо, я уж лучше с вами отправлюсь. Как можно в такую дальнюю дорогу без сопровождения ехать?! Вот в пути все мне и расскажете.

Вера, прекрасно понимавшая, что их с Марфой поездка на ярмарку станет вызовом общественному мнению, в глубине души обрадовалась, но все-таки сочла своим долгом отказаться:

– Нет, Петр Петрович, я не смею загружать вас своими заботам. У вас в уезде дел полно!

Однако исправник от ее возражений не принял и предложил:

– Вы с обозом все равно поедете медленно, я успею заскочить домой и собраться, а потом буду ждать вас на повороте у старых вязов.

Вера вопросительно посмотрела на свою помощницу, та молча кивнула, дав понять, что знает место, о котором говорит капитан. Забавно, но Марфа в присутствии Щеглова замолкала и предпочитала объясняться жестами.

«Нужно наконец-то разобраться с ней, похоже, что здесь что-то серьезное» – решила Вера.

Она посмотрела вслед отъехавшей двуколке Щеглова и повернулась к своему экипажу. Марфа в задумчивости покусывала кончик синей шелковой ленты из пышного банта под подбородком.

– Смотри, все завязки от шляпки изжуешь, придется новую покупать, – засмеялась Вера.

– Да, действительно, – смутилась ее помощница, – такая красивая шляпка, тем более она одна у Алана была.

Бродячий торговец Алан в запряженной буланой лошаденкой кибитке появился в имении с неделю назад. Товар у него оказался никчемный – вещи скроены грубо и из самых дешевых тканей, но непритязательной Марфе понравилась темно-синяя шелковая шляпка-капор. Сегодня она ее обновила.

Вера начала разговор издалека, собираясь потом повернуть его на интересующую ее тему:

– Что, у Алана всего одна шляпка была?

– Шелковая – одна, и хорошо, что она оказалась синей, – подтвердила Марфа, любовно разглаживая смятую ленту.

– Синий тебе очень к лицу, глаза сразу засияли. – плела сети Вера. – Впрочем, не только я это заметила. По-моему, Щеглов тоже оценил твою шляпку.

– Вы все шутите! Какое ему дело до меня и моей шляпки?

Марфа запылала, как факел, и Вера отвела взгляд, чтобы не смущать ее.

– А тебе до него? – настаивала она.

– Да я что…Кому есть дело до моих чувств?

– Почему ты так думаешь? Чем ты хуже других, если так считаешь?

– Я – бесприданница, очень высокая, хожу в штанах и занимаюсь неженской работой – вот и все причины, чтобы ни один мужчина не посмотрел в мою сторону.

– Мы будем много работать и соберем тебе денег на приданое, – парировала Вера, – а все остальное, по-моему, не имеет значения. Я тоже ношу мужской костюм, ведь это удобно, и вместе с тобой занимаюсь делами. В свете не принято, чтобы женщины работали, а мне это нравится.

– И где же ваш жених? – уточнила Марфа. – Пока вы снова шелковое платье не наденете и в гостиной с пяльцами не сядете, вряд ли кто-нибудь из мужчин решится к вам посвататься.

Ее помощница произнесла вслух то, о чем Вера думала сама, пришлось ей признаваться:

– В этом ты, наверное, права, но я и не собираюсь выходить замуж. Мое сердце занято, а я выйду лишь за того, кого люблю, и других женихов мне не нужно.

– Ну, и мне не нужно, – совсем тихо сказала Марфа.

Вот и прозвучало признание! Вера улыбнулась и потянула за ниточку:

– Значит, я права, ты влюблена в Щеглова? И давно это случилось?

Марфа опустила глаза, сомневаясь, стоит ли откровенничать, но, решившись, объяснила:

– Сразу, как он здесь появился, я еще девочкой была. Только он никогда меня не замечал. Все знают, что он жену и сына похоронил, а теперь на женщин не глядит.

– Совсем? – удивилась Вера, – что, так никого рядом с ним и не видели?

– Никого не было…

– Видишь, какой благородный человек, не зря он сразу мне понравился, – призналась Вера, но, заметив, как вздрогнула Марфа, уточнила: – Я имею в виду, что он – прекрасный человек, я не говорю о Щеглове как о мужчине. Успокойся и не ревнуй, я же сказала, что мое сердце занято.

Дочка управляющего виновато улыбнулась, и Вера поняла, что сказанный ею комплимент насчет шляпки – истинная правда. Марфа стала очень хорошенькой – настоящая русская красавица. Ее большие глаза под синими шелковыми полями мягко сияли, а уже отросшие до середины шеи каштановые кудри выбивались пушистыми завитками на щеках и надо лбом.