Маленький комочек шерсти.

Татке было уже четыре с половиной года. И она чувствовала себя ужасно взрослой. А как же иначе? Ей, подумать только, доверяли младшего братишку Дюшку, который был еще бестолковым малым, но во всех играх от Татки не отставал: ходил за ней, как хвостик, и повторял все то, что делала старшая сестра.

За домом, где жила Татка с родителями, находился огромный по меркам малышей двор. Впритык к этому двору стояла контора, а сам двор был огорожен высоким деревянным забором и огромными зелеными воротами, на которые так любила лазать Татка. Заберется наверх, бывало, по деревяшечкам, набитым изнутри на ворота, усядется на верхнюю грань и обозревает, как капитан, все вокруг: летящие по дороге машины, спешащих по своим делам людей, бегающих собак.

Сидит Татка с важным видом на воротах, а Дюшка попискивает снизу:

- Тата, Тата, сазь. Тата, я кочу тебе!

- Подожди, - раздается в ответ, - я еще не насмотрелась! Вот вырастешь, тоже будешь подглядывающим, - с важностью отвечала она.

А еще в этом дворе была огромная песочница. Видимо, контора когда-то проводила строительные работы, а потом вывезти песок забыла. И именно здесь основала свою епархию Татка. Раздолье кругом: хочешь, лепи куличи, хочешь, строй замки, а хочешь, залей водой и меси «глину», пыльно пахнущую землей и чем-то таким вкусным, похожим на запах сырой известки. Вот и в этот раз, разрыв ямку, Татка сбегала к колонке, набрала в маленькое ведерко воды, и, прибежав, вылила в ямку, с интересом наблюдая, как песок меняет цвет, оседает, убегает, всасываясь в землю. А потом, зачерпнув, это влажное месиво начинала переминать в руках. И так ей нравилось пачкать руки, что даже просьба мамы – не возиться в грязи - не могла возыметь действия. Как можно отказаться? Никак. И Дюшка, деловито, присев на корточки, спрашивает:

-Тево делись?

- Видишь, перемешиваю песок. Строить буду!

А что строить, так и не придумала.

Вдруг в отдушине, которая уходила в фасад конторы, раздался тоненький писк.

- Кто? Кто? – заволновался Дюшка.

- Мыши, наверное. Пойдем смотреть.

Дети присели у этого темного окошка и по очереди стали заглядывать, но там было так темно, что разглядеть ничего было нельзя.

- Не знаю, кто там поселился. Пищит, - деловито сообщила брату Татка.

Потом, что есть мочи крикнула:

- Эй! Выползай!

И вдруг отпрянула от неожиданности. Из окошка выглянула маленькая, смешная мордочка, с чуть подслеповатыми глазками.

- То ето? – спросил Дюшка.

- Сейчас разглядим, - решила Татка, и всунула свою грязную, мокрую от песка и воды, руку, и ухватилась за что-то мягкое. – О, это маленький комочек шерсти! – закричала восторженно.

Дюшка на всякий случай попятился, вдруг бабайка выскочит, но Татка с умным видом уже извлекла маленькое, худое чудовище, с тонкими лапками и дрожащим хвостиком. От грязных Таткиных объятий это страшное существо запищало пронзительным голоском.

- Не знаю даже, как это назвать, - сказала Татка. – Пойдем, спросим папу.

Дети, держа «нечто» в руках, понеслись сломя голову к отцу, который что-то мастерил на веранде.

- Папа, папа, смотри, что мы принесли! – закричала Татка. – Кто это, мы не знаем. Просто маленький комочек шерсти!

Отец заключил в свои огромные ладони это грязное чудовище, которое сунула ему дочь, и поднес к глазам.

- Это, дети, просто котенок, но очень маленький. Ему еще мама нужна. Где вы его взяли?

- В дырке. А мамы мы там не видели, - подытожила разговор Татка.

- Ладно, пойдемте отмывать ваш комочек шерсти. А то скоро вся его шерсть сцементируется от грязи, в которой вы его изваляли.

- А чем мы его будем мыть? – деловито спросила Татка.

- Не знаю. Давай, у мамы возьмем ее шампунь.

- Это ты здорово придумал! – похвалила отца Татка. – А мамочка ругаться не будет?

- Не знаю, - вздохнул отец, - но отмыть его надо.

- Мыть, мыть. – захлопала в ладоши Татка, а Дюшка от радости тоже стал подпрыгивать на своих еще коротких ножках.

Папа принес таз, налил туда теплой воды, которую согрел в чайнике, и, налив шампунь на шерсть, стал аккуратно отмывать котенка.

Дети внимательно следили за манипуляциями отца, который, отмыв котенка, завернул его в большое пушистое полотенце. То самое, которое так любила мама и которое использовала по личному назначению.

За эти важным делом всех «преступников» застала мама:

- Что вы делаете?! Это же мой любимый шампунь! Он очень дорогой! А полотенце! . . . О Боже, что это?

- Вот, . . кота . . . моем, - сконфузился папа.

- Моим шампунем? – возмутилась мама.

- Но, ведь он теперь будет вкусно пахнуть, - ответила за отца Татка. – Что такое шампунь? Просто жидкость. А тут – вот! Важнее всего – этот комочек шерсти. Ведь, правда, мама? – заглядывая в глаза, спросила Татка.

Маме ничего не осталось, как согласиться с несокрушимым доводом дочери. Похоже, тут все были счастливы. Кроме мамы, конечно. Но ей пришлось смириться с мнением большинства.

- А как мы его назовем? – спросила Татка.

- Мурзик. Просто Мурзик, - ответила, вздохнув, мама.

- А я его буду любить, и спать с ним, и кормить его, и … и . . . ловить с ним мышей.

И тут все дружно расхохотались, живо представив себе эту картину!