— Сегодня утром, — сказал Герсен, — вы наметили в общих чертах тот порядок действий, которого нам следовало бы придерживаться в отношении «Эттилии Гаргантир».

— Это не более, чем предварительный набросок, так сказать, эскиз, — ответил Аддельс. — Весь этот план рухнет, едва мы только появимся с ним в Эстремонте. Очередной арбитр ни за что не вынесет благоприятное для нас решение.

— Вы чересчур пессимистично настроены, — заметил Герсен. — Мало ли что может случиться — ведь практически непредсказуем исход почти любого судебного разбирательства. Действуйте, пожалуйста, в тех направлениях, которые мы обсудили. Приобретите «Куни-банк» и немедленно зарегистрируйте его отделение в Форт-Эйлианне. Затем, едва только откроется люк «Эттилии Гаргантир», забросайте его любого рода документами, какие только вам удастся придумать.

— Все будет исполнено в строгом соответствии с вашими указаниями.

— Не забывайте о том, что мы имеем дело с людьми, для которых ответственность перед законом — пустые слова, не больше. Удостоверьтесь в том, чтобы была выставлена надежная охрана корабля. Документы предъявляйте только в присутствии усиленного наряда полиции, и немедленно освободите корабль от экипажа, вплоть до самого последнего человека. Установите силовой барьер, опечатайте все сочленения, а сами печати подстрахуйте саморазрушающими пломбами. Вскройте люк грузового отсека и оцепите его. Затем поставьте надежную охрану, состоящую по меньшей мере из шести хорошо вооруженных часовых, и организуйте круглосуточное дежурство. Я хочу, чтобы корабль ни при каких обстоятельствах не мог покинуть Форт-Эйлианн.

Аддельс попытался было не очень-то весело отшутиться:

— Я лично расположусь в каюте капитана и стану охранять корабль изнутри.

— Для вас мной предусмотрена несколько иная роль, — сказал Герсен. — Вам не удастся столь легко отделаться.

— Запомните, дело подсудно только Межпланетному Третейскому Суду. Очередная его сессия, в соответствии с заранее составленным расписанием его работы, может открыться только через несколько месяцев.

— Что ж, владельцу корабля будет предоставлено достаточно времени, чтобы он мог сюда прибыть к открытию сессии, — сказал Герсен. — Проверьте, чтобы в составленном нами иске утверждались, пусть даже голословно, злонамеренность, преступный сговор и умышленное совершение мошенничества, подпадающего только под юрисдикцию межпланетного права — обвинения, опровергнуть которые должным образом может только подлинный владелец.

— Он начисто все отвергнет, едва войдя в зал судебного заседания, после чего арбитр швырнет нам в лицо материалы по делу, и нам останется только унести подобру-поздорову ноги из зала суда.

— Дорогой мой Аддельс, — сказал Герсен, — вы совершенно не понимаете истинного смысла моих намерений — и это даже к лучшему.

— Ладно, — поникшим голосом произнес Аддельс. — Мне, по правде говоря, даже не хочется задумываться над этим.

* * *

Месяцем позже Герсен снова встретился с Аддельсом на смотровой площадке Прастера. От утренней мглы над склонами Данвири осталось только несколько клочьев тумана. Видимость была превосходной, и зрелище, являвшееся взору со смотровой площадки, поражало своим великолепием даже несмотря на скромную яркость холодных лучей Веги, пробивавшихся сквозь облачность на большой высоте.

Как и раньше, Герсен взобрался на площадку по тропе, которая вилась вверх из лесопарка «Ффолиот» на западной окраине Форт-Эйлианна, и стоял, прислонясь к парапету, когда к смотровой площадке чинно и важно подкатил автомобиль Аддельса.

— «Гаргантир» приземлилась, — торжественно объявил Аддельс. — Документы предъявлены. Капитан взбеленился и попытался было вернуться в космос. Его сняли с корабля и обвинили в намерении уклониться от судебного разбирательства, выразившемся в попытке бегства. Сейчас он находится под стражей. Приняты все меры предосторожности. Капитан, разумеется, не преминул уведомить руководство компании о случившемся. — К этому времени Аддельс уже знал во всех подробностях программу действий, намеченную Герсеном, и несколько подрастерял былую самонадеянность. — Он также нанял адвоката, который, судя по всему, весьма компетентен и вполне в состоянии заставить нас горько раскаяться в том, что затеяли столь нелепую склоку.

— Давайте лучше надеяться на то, что Его Светлость Верховный Арбитр разделит нашу точку зрения по данному делу.

— Оптимизма вам не занимать, — проворчал Аддельс. — Вот только хотелось бы еще надеяться на то, что назначенные нам сроки пребывания за решеткой и условия содержания нисколько не повлияют на этот ваш оптимизм.

«Если религии являются, как утверждает философ Гринтолд, заболеваниями человеческой психики, то религиозные войны должны расцениваться как гнойные язвы, поражающие весь организм человеческого общества. Из всех войн такие войны достойны наибольшего осуждения, поскольку ведутся не ради достижения каких-либо осязаемых выгод, а только для того, чтобы навязать умам других людей несколько иной комплект случайно подобранных символов веры.

Немногие из подобных конфликтов можно сравнить с Первой Веганской войной по части смехотворно нелепых излишеств. Поводом для нее, как оказалось при более близком рассмотрении, явился участок залегания священного белого гипса, который элойзианцы наметили использовать для возведения храма в честь Святого Ревелраса, в то время, как амброзианцы стали претендовать на этот же самый участок для храма в честь своего Святого Беллой. Решающая схватка на Ржавом Болоте представляет из себя эпизод, почти не поддающийся осмыслению. Место действия — подернутое туманом нагорье в Горах Скорби. Время — незадолго до захода Веги, когда ее лучи лишь кое-где с трудом пронизывают клубящиеся кучевые облака. На верхних склонах располагается группа изможденных амброзианцев в развевающихся по ветру коричневых рясах с искривленными тисовыми посохами в руках. Чуть ниже собирается более многочисленная группа братьев-элойзианцев, невысоких, пухлолицых толстячков. У каждого — ритуальная козлиная бородка и пучок редких волос на макушке. В руках — кухонные ножи, лопаты, сапки и грабли.

Брат Уиниас издает громкий боевой клич на непонятном языке. Амброзианцы плотной массой скатываются вниз по склону, оглашая местность истеричными выкриками, и оголтело набрасываются на элойзианцев. В течение часа сражение длится с переменным успехом, ни одной из сторон не удается добиться решающего преимущества. Уже на самом закате звонарь амброзианцев, ставший по необходимости их горнистом, неукоснительно следуя издревле заведенному ритуалу, издает призывные двенадцать нот — сигнал к вечерней молитве. Амброзианцы, повинуясь глубоко укоренившемуся условному рефлексу, тотчас замирают в благочестивых позах. Элойзианцы же мгновенно засучивают рукава и уничтожают все амброзианское воинство за добрый час до своей собственной молитвы, тем самым завершая сражение на Ржавом Болоте.

Оставшиеся в живых немногие амброзианцы тайком, в мирской одежде, возвращаются в Старый Город, где со временем образуют среди его жителей сугубо прагматическую прослойку, состоящую из купцов, пивоваров, содержателей питейных заведений, продавцов антиквариата и, не исключено, воротил и более неприметного и предосудительного бизнеса.

Что же касается элойзианцев, то не прошло и столетия, как орден полностью деградировал, а прежний религиозный пыл отошел в область преданий. Единственным зримым свидетельством былого могущества ордена остался величественный Кафедральный Собор Св. Ревелраса, ставший со временем самой роскошной гостиницей в системе Веги под названием «Кафедральная». А вот Храм Св. Беллоу в настоящее время всего лишь унылое нагромождение замшелых камней».

Антик, Барон Бодиссейский. «Жизнь», том I.