Сейчас, глядя в насмехающиеся серо-зеленые глаза Сильвестра Гольшанского, Стас неожиданно почувствовал взбирающуюся по телу ледяную оторопь, щекотную дрожь между лопаток.

— Если хотите убедиться в моей… — Сильвестр гадко усмехнулся, — в моей подлинности, то я могу подробно рассказать, как я убивал их. Хотите? Или…

Глаза Гольшанского сверкнули лихорадочным азартом.

— Я могу напомнить вам дату дня рождения вашей прелестной дочурки, господин подполковник.

Стас с маской невозмутимого равнодушия на лице, изучающе глядел на Гольшанского.

Бронислав разглядывал Гольшанского пристальным свирепым взглядом. Стас незаметно пнул его ногой под столом. Коршунов обратил взор к Стасу. Корнилов заметил, что Брон в бешенстве. Глаза юноши горели праведным гневом.

— Ещё какие-то вопросы у вас будут, господин подполковник? — елейным голосом поинтересовался Гольшанский.

— Да, — кивнул Стас. — Не могли бы, господин Гольшанский, рассказать мне о… судебном разбирательстве, которое происходило четыре года назад в Аргентине, между вашей дочерней компанией, Argstrong и производителем овощных консервов, «Елизар»?

Стас заметил, как на лице Гольшанского дрогнули скуловые мышцы. Корнилову было интересно, какую стратегию защиты предпримет Сильвестр.

— Какое это имеет отношение к делу?! — резко спросил он.

— Такое, что вы в это время, почти год, — Стас сделал ударение на последнем слове, — находились в Аргентине.

Гольшанский чуть опустил голову, исподлобья недобрым, угрожающим взглядом обжег Стаса.

— Не представляю, откуда у вас эта информация…

— От исполнительного директора консалтинговой компании, услугами которой вы воспользовались, перед тем, как решить купить территорию в Санта-Фе, возле Росарио-усмехнувшись, ответил Стас.

Бронислав с изумлением уставился на Корнилова.

— Судебное разбирательство между моей дочерней компанией и «Елизаром» действительно было, — ответил Сильвестр, глядя в глаза Стасу. — Но проходило оно без моего присутствия. Я вполне мог контролировать ход дела, оставаясь здесь, в Москве.

— Неужели? — спросил Стас.

— Да, — рыкнул в ответ Сильвестр.

— Тогда, выходит, бывший исполнительный директор компании «Perfecto», Лаврентий Титов врёт?

— Вероятнее всего, — ровным голосом проговорил Сильвестр.

Он почти идеально владел собой. Почти. Его выдавали только глаза, точнее взгляд. Ненавистный, испепеляющий и раздраженный взгляд.

— Тогда, наверное, и правда, что консалтинговая компания «Perfecto» развалилась по вашей вине?

— Отчасти, — осклабился Сильвестр.

— В таком случае, — продолжил Стас, — зачем же Титову давать нам сведения, которые могут вызывать сомнения в вашей причастности к убийствам Портного? Ведь его должно полностью устраивать, что вы попали за решетку. Не так ли?

— Вам лучше спросить у него, — процедил Сильвестр. — Я не знаю, чем он руководствовался.

— Ну, разумеется, — ответил Стас. — И последний вопрос.

— Да? — чуть склонив голову к плечу, спросил Сильвестр.

— Из какого материала вы шили платья для жертв?

Сильвестр поджал губы, вздохнул.

— Чего вы добиваетесь, подполковник?

— Просто задаю вопрос. Вам сложно ответить? Вы же хотите, чтобы я думал, что Портной-это вы?

Гольшанский фыркнул, снова едко усмехнулся.

— Это был ситец.

Стас качнул головой.

— Надо же…

— На сегодня, думаю, вопрос достаточно, — вставая со стула мрачно проговорил Сильвестр.

— Как скажите, — пренебрежительно бросил Стас.

— Охрана! — позвал Сильвестр.

***

Они вышли из здания, и направились к центральным воротам. Бронислав шел молча, чуть опустив голову, хмуря брови, он глядел вниз перед собой. Стас окинул взглядом засыпанные снегом, огороженные площадки для выгула заключенных.

— Могу я спросить, зачем? — не выдержав, спросил Бронислав. — Зачем вы рассказали Гольшанскому о Титове? Вы же понимаете, что теперь будет?

— И что же будет? — не глядя на него, спросил Стас.

Бронислав посмотрел на Стаса со смесью возмущения, страха и смятения.

— Как… Как «что»! — прошипел он. — Вы же только что, фактически, подписали приговор Титову!

— Успокойся, — лениво и небрежно отозвался Стас, продолжая разглядывать внутренний двор «Черного дельфина». — Ничего я ему не подписывал.

— Но, ведь его теперь убьют!

— Во-первых, мы за ним следим, и просто так пристрелить его не выйдет, — возразил Стас. — Во-вторых, ради чего его теперь убивать? Единственное, о чем может сейчас жалеть Сильвестр, это о том, что не убил Титова раньше. А сейчас… Смысл? Если с Титовым что-то случится, мы легко свяжем это с тем, что происходило в Аргентине, четыре года назад. И донесем это до всех источников СМИ. Гольшанского и МосИнвест так обольют грязью, что их инвестиции вообще больше никому не понадобятся.

— Как у вас всё просто, — проворчал Бронислав. — А если Гольшанский решит провести акцию устрашения? Чтобы другие свидетели того дела молчали в тряпочку?

— Брон, сейчас не девяностые, — хмыкнул Стас. — И потом, такой «акцией устрашения» Гольшанские смогут добиться только обратного эффекта. Который, к слову, их конкуренты легко смогут использовать против них. Мы живем во времена не прекращающихся информационных войн, Коршунов. И сегодня войны ведутся общественными мнением и системой взглядов, на формирования которой усиленно влияют те или иные силы. Понимаешь?

— Интересно, только зачем тогда олигархи стреляют друг друга периодически, — с мрачной иронией ответил Бронислав.

— Стреляют они друг друга всё меньше и реже, — возразил Стас. — А вот случаи разборок с огнестрельным оружием между обычными людьми, к сожалению, учащаются.

— Значит, вы уверенны, что Титову ничего не грозит? — вздохнул Бронислав.

— Скорее всего, — ответил Стас.

— Скорее всего? — переспросил Коршунов.

— Да. Я не могу ничего знать наверняка.

— Вас как будто радует, что его могут убить.

— Если его попытаются убить, значит мы копаем в нужном направлении.

— А если его все же убьют? — с нажимом на последнем слове спросил Бронислав.

— Тогда мы, опять-таки, сделаем все, чтобы СМИ связали это убийство с Гольшанскими и банком МосИнвест, Бронислав. И доказательства мы найдем, уверяю тебя. И Сильвестр, и Елизавета, и Орест, все это отлично понимают. Поэтому, уймись. Они не станут рисковать миллиардным контрактами из-за трепли Титова. Им дешевле отбрехаться, и обвинить его во лжи, в фальсификации, и проплаченной клевете.

Они уже подходили к машине, когда Брон вдруг спросил:

— А вы уверенны, что Сильвестр все же не Портной?

— Он хорошо играет роль, — пожал плечами Стас. — Но он не Сумеречный портной. Теперь я в этом уверен.

— Почему?

— Потому, что платья жертв Портного были из вискозы, а не из ситца, — ответил Стас. — Садись.

Они забрались. Бронислав ошарашенно качнул головой, и сел рядом с Корниловым.

Стас вставил ключ в замок зажигания, и вдруг замер, несколько раз втянул носом воздух.

— Что случилось? — спросил Бронислав.

Стас обернулся назад. На заднем сидении его внедорожника сидел рыжий щенок Викинг, и виновато махал хвостиком. А рядом с ним, на обшитом кожей сидении красноречиво поблескивало влажное пятно.

Бронислав тоже оглянулся, заметил «подарочек» щенка, которого ненадолго оставили в машине, и виновато посмотрел на Стаса.

Корнилов глядел на него каменным, осуждающим лицом.

— Я… — Бронислав прокашлялся. — Я оплачу чистку…

— Не сомневаюсь, — проворчал Стас и, отвернувшись, завел двигатель.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 18 января

Письма содержали в себе неудержимую страсть и яростное желание. Читая строки из писем, написанных Людмиле неизвестным поклонником Стас физически ощущал его маниакальную одержимость этой девушкой. Он жаждал её сильнее, чем замученный жаждой человек в жаркой пустыне. Эта девушка была для Поклонника, как желанный, но недоступный наркотик.

Стас читал уже четвёртое письмо, и мог сделать выводы.

Первое, Тот-кто-слал-письма следил за Людмилой. Воочию. Иным образом нельзя, просто не возможно объяснить описанные им в письмах подробности её повседневной жизни. Стремясь показать Людмиле, насколько близко он находится, Тот-кто-слал-письма выдал себя.

Второе, он действительно готов убивать ради неё. Она, и только она имеет для него значение. Она для него предмет желания, страсти и даже… своеобразно поклонения. И именно на этом, его можно взять. Понятно теперь, откуда такая фанатичная жестокость, проявленная в убийстве не состоявшихся адвокатов Гольшанского.