До берега осталось совсем ничего, как из расколовшейся молнией тучи полил проливной дождь. Даже отсюда было видно, каким свинцовым стало море, как по его поверхности гуляют тяжелые волны, становясь раз от раза все выше, вскипая барашками и с шумом накатываясь на берег.

- Э-эй! – донесся до альфы голос помощника, который оставался дожидаться их. – Идите сюда, я тут отличную пещерку нашел.

Алеф повернулся на голос и увидел, как из проема в скале им радостно машет человек. Помощник подготовился на славу – внутри пещеры пылал костер, стоял какой-то ящик.

- Зачем? – прорычал свой вопрос альфа.

- Ну нам же здесь придется пару дней пробыть, пока шторм не уляжется, - развел руками мужчина.

- Вы сошли с ума? – с надеждой уточнил Алеф. – Нам надо немедленно на корабль.

- Это вы сошли с ума, - отрезал тот, - посмотрите на море, при таком волнении наша посудина не сможет преодолеть полосу прибоя, да и капитан увел лайнер подальше, чтобы не напороться на рифы. Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома, потом будете вспоминать свое маленькое приключение с улыбкой.

Глядя стеклянными глазами на ливший стеной дождь, Алеф понимал, что это приключение будет еще долго сниться ему в кошмарах. Ловушка. Он сам загнал себя в ловушку, из которой не было выхода.

Уго жался к огню, стараясь согреться, но озноб был скорее от нервов, чем от холода. Помощник капитана, давно утративший свой апломб и самоуверенность, сидел рядом с точно таким же выражением недоумения и испуга, которое было и у юнги.

Людям было страшно: что-то происходило, но они не понимали, что. Под сводами пещеры, несмотря на пылающий огонь, было неуютно от почти осязаемого напряжения. «Противостояние», - слово само всплыло в мозгу Уго, заставив еще раз окинуть взглядом картину происходящего. Дирижер молча стоял в стороне, бессильно прислонившись к шершавой стене, его оркестр занимал позицию напротив, но, несмотря на то, что большинство музыкантов сидели, ощущение вызова не проходило. Это подчеркивалось позами – ни одной расслабленной не было, это было видно по дирижеру, у которого был вид человека, или идущего на смертную казнь, или только что узнавшего о своей неизлечимой болезни.

Алеф тяжело дышал, время от времени прикрывая глаза от ярких языков пламени – было почти больно от света; от красноватых отблесков на сером камне стен ощущение нереальности происходящего усиливалось. «Терпеть, сдерживаться, держать себя в руках, не провоцировать», - уговаривал себя альфа. Только вот омег кто уговорил бы прекратить вырабатывать феромоны. Даже сквозь ватные препоны смутный, но будоражащий аромат достигал нужных центров, проверяя выдержку альфа-самца на прочность.

Танейдо с жалостью смотрел на дирижера – вот кто вызывал настоящую жалость, потому что сам виолончелист представлял, что будет дальше. Омеги, лишенные привычных убойных доз гормоноподавляющих пилюль, потекут всем скопом. Кто чуть раньше, кто позже – зависит от фазы цикла, но разница в несколько часов никого не устроит. Рядом раздался тихий и полный муки стон – гобоист, обхватив колени руками смотрел почти черными от расширившихся зрачков глазами на Алефа.

Время шло, но ничего не менялось, снаружи бушевал шторм, донося раскаты грома в пещеру и заставляя вздрагивать особо впечатлительных особей, пламя костра металось загнанной птицей, подчиняясь порывам ветра, залетающим в их временное убежище, и создавая на стенах причудливую игру теней. Художнику-сюрреалисту и придумывать ничего не надо было бы – картина с натуры вполне была в этом стиле.

Уго смотрел на поскуливающих и сбившихся в кучу оркестрантов с недоумением, и пусть странное напряжение, царившее в пещере, никуда не делось, но человеческий организм уже немного адаптировался к состоянию ожидания непонятно чего, и в парне проснулось даже некое любопытство. Хотелось спросить, что происходит, но помощник капитана был осведомлен вряд ли лучше его самого, а музыканты не выглядели настолько вменяемыми, чтобы попытаться получить ответы на вопросы у них. Из середины толпы раздался странный скулеж, оборвавшийся на самой высокой ноте всхлипом. Музыканты пришли в движение, зашуршали… Уго не сразу понял из-за наступивших сумерек, что происходит, замер, внезапно оказавшись чуть не в центре странной процессии, которая почти ползком подбиралась к дирижеру. Завороженный тем, что видел, очнулся, только когда сильная рука неожиданно дёрнула, срывая с насиженного места.

- Пойдем, - Танейдо подтолкнул слабо сопротивляющегося парнишку в сторону, где давно сидел его товарищ по несчастью – помощник капитана.

Теперь картина была как на ладони. Хорошо было видно, как стоящий Алеф вздрагивает и пятится, упираясь спиной в стену, и медленно сползает по ней вниз, как будто ноги перестали его держать, как один из музыкантов, уже совсем обнаженный, с противным чавкающим звуком вытаскивает что-то из задницы, отшвыривая предмет в костер, отчего вверх полетел ворох ярких искр, озаряя вспышками искаженные гримасами лица оборотней и того, голого, который на пузе подполз к дирижеру…

- Ч-что это? – срывающимся голосом прошептал помощник.

- Течка, - пожал плечами Танейдо.

- И это всегда так происходит? – жалобно спросил Уго, смотря на то, как обнаженный музыкант у ног дирижера приподнимается на колени, бесстыдно отклячивая зад.

- Как так? – сухо спросил виолончелист. - Как правило, это происходит дома, один на один. Здесь форс мажор, стечение обстоятельств. Для того, чтобы всего этого не произошло вот так внезапно, нам всем надо было оказаться на корабле вовремя или взять с собой соответствующие лекарства и предметы гигиены.

- О Господи, - сдавленно воскликнул помощник, когда перед его глазами чопорный и высокомерный дирижер сорвал с себя одежду, не утруждая себя расстегиванием пуговиц, и утробно рыча, всадил свое нехилое орудие в призывно оттопыренный зад. – Что же совсем без подготовки-то: порвет ведь. Не по-людски это…

- Мы не люди, - отрезал Танейдо, - не стоит подходить к нам с вашими мерками.

- Но ведь ему больно, секс с мужчиной предполагает некоторые особенности …

- Думаете, что ему плохо? – скептически приподнял бровь оборотень, кивая на парочку, которая не обращала ни на что внимания, а омега к тому же страстно стонал, надрачивая себе член.

- Омеги же вроде не совсем мужчины, - с сомнением сказал Уго, припоминая обрывки знаний из школьной программы, выглядеть невеждой перед лицом представителя другой расы не хотелось.

- Совершенно верно, - согласился Танейдо. – Если у нас есть течка, значит есть и смазка, и мышцы ануса у нас иные.

Виолончелист решил не уточнять, что постоянное ношение гигиенических пробок делает проникновение еще более легким, особенно если ее вынуть непосредственно пред контактом.

Алеф протяжно закричал, сорвавшись в оргазм, ему вторил поскуливанием первая скрипка, разбрызгивая сперму на каменный пол. Альфа навалился на спину любовнику, прикусывая загривок, ставя свою метку, член увеличился у основания, плотно прилегая к стенкам ануса омеги, не давая семени вытечь. Сил стоять хотя бы и на коленях не было ни у того, ни у другого, и они рухнули в мутновато-белую лужицу. Оставалось только ждать, когда сцепка завершится…

Танейдо смотрел на стёртые в кровь колени альфы и понимал, что что-то надо делать, иначе долго тот не протянет. Цепная реакция течек давала о себе знать, выброс гормонов с той и другой стороны зашкаливал за все разумные пределы, превращая секс в бесконечный круговорот из спариваний. Омегам все же было проще: получив свое, они отрубались прямо под альфой, и Танейдо вместе с Уго осторожно отволакивали бесчувственные тела в сторонку, чтобы не мешали, и место выбывшего партнера занимал следующий.

Танейдо забыл, сколько раз поблагодарил всех известных ему богов за то, что он не такой как все, что не подвержен вот такому безумию, что может хоть как-то помочь продержаться несчастному дирижеру до конца шторма и прибытия помощи. Он благодарил дождь за то, что была пресная и чистая вода, которой можно было напоить Алефа, размочить в ней печенье до кашеобразного состояния и дать ему в момент сцепки, ласково уговаривая поесть, потому что другого времени просто не выбрать.