Я вышел покурить. На темнеющем небосводе зажигались яркими точками далекие звезды. Вечер последней субботы мая был тих и свеж. По-настоящему жарких дней еще не было, соответственно, вечера тоже дышали прохладой, но организм, замученный долгой зимой, радовался запаху свежей зелени, влажной земли и скорому лету.

Сколько лет прошло, а сердце все томительно ждет чего-то. Я затянулся, задержал горький дым в легких и неспешно выпустил через нос. Горько. Примерно так, как и на душе, когда вспоминаю те события. До сих пор не знаю, как относиться к тому, что произошло, к тому, что так изменило жизнь. Вернее, расставило по местам, наверное. Только вот я по глупости все равно как бычок на веревочке следовал ранее намеченному курсу, пытаясь отрицать, стараясь выбросить из головы. Как же! Я же мужик, я должен! Кому должен? Оказывается, так трудно признать, что некоторые векселя лучше рвать сразу, а не пытаться выглядеть джентльменом, оплачивая мнимые обязательства.

Тогда, как и сейчас, был конец мая. Даже погода как назло сыграла шутку, и недельный потоп, который собственно усилил депрессию, заставил в конце концов искать общества себе подобных. Да, тогда тоже хотелось напиться до зеленых чертей, потому что отношения с Леночкой подошли к логическому финалу: нужно было или жениться, или разбегаться, и душа металась, не зная на что решиться.

Если закрыть глаза и прислониться к шершавому дереву, то можно мазохистически воскресить в памяти тот вечер. Представить, что еще все впереди, еще все будет и что можно переиграть…

Я затянулся. Судорожно, почти со всхлипом.

Пять лет назад я стоял точно так же, подпирая спиной стену с облезшей краской.

Там, за дверью черного хода осталась разношерстная компания, в которую меня привела чистая случайность. Двоюродный брат моего школьного друга решил созвать к себе на свежеприобретенную дачу институтскую компанию. К ней присоединилась туча народа, совершенно незнакомого между собой, Серега притащил меня, хотя ни к тому институту, ни к его двоюродному брату я отношения не имел. Просто так сложились звезды, он знал, что мне нужно отвлечься, сменить обстановку, и помог таким вот незатейливым способом.

Сознание как будто раздваивалось. Одной своей частью я был здесь и сейчас, а другой ждал, что вот-вот распахнется дверь и темная фигура скользнет наружу, вставая рядом, небрежно обнимая за талию.

- Закурить есть?

Голос, который будет потом сниться мне ночами и грезиться наяву. Голос, от которого мурашки и ноги ватные.

- Конечно, - едва совладав с дыханием, отвечу я и протяну полупустую пачку. Теплую оттого, что лежала в кармане.

Мы молча курим. Рука, обжигающе горячая ладонь лежит на моем бедре. И шум в ушах, и ноги не держат, хорошо, что стена рядом, и не понять, от чего так шумит в голове: от выпитого, от пьянящего вечернего воздуха или от присутствия рядом незнакомца, который зачем-то обнимает.

Теплое дыхание на щеке гонит вниз по хребту волну мурашек. Слишком близко. Зачем? Воздух вдруг наполняется, кроме запаха дыма, еще чем-то неуловимо приятным. Я торможу и тупо соображаю, что скорее всего это дезодорант или крем после бритья, смешанный с запахом разгорячённого тела. Хочется дышать глубже, и я шумно втягиваю воздух в себя. Легким вдруг становится мало кислорода, и нужно дышать еще и ртом, чтобы хватало. Губы пересыхают, вынуждая провести по ним языком…

Где-то рядом слышится тяжелое дыхание, и внезапно ко мне прижимается крепкое тело и чужие губы накрывают мои.

Ступор. Что может еще испытать человек в такой ситуации?! От растерянности я не отталкиваю его, а он, пользуясь заминкой, прижимается ближе и врывается в мой рот своим языком.

Оглушенность. Наверное, так можно охарактеризовать, что я испытал тогда. Сказать, что мне было неприятно, наверное, нельзя, скорее интерес, даже жгучее любопытство.

И возбуждение. Не сразу, спустя целую вечность, я понял, что он трется своим возбуждением о мое. У меня встало на мужика. Этот факт не сразу дошел до моего затуманенного сознания, а затем отозвался горячей волной внизу живота.

Я не гей. Нужно просто оттолкнуть наглеца и объяснить: ты ошибся, приятель, я не такой. Поднимаю руки, чтобы оттолкнуть, но вместо этого почему-то через минуту понимаю, что наоборот притягиваю ближе, обнимаю, тянусь за поцелуем и не хочу, чтобы все закончилось так. Как так? Не знаю. Помню только эту свою назойливо повторяющуюся мысль.

- Пойдем, - выдыхает он мне в ухо и тянет в сторону темнеющего на другом конце участка сарая.

Не сарай, скорее летний домик. Взгляд из настоящего на ту часть сада, где тогда было хлипкое строение. Его уже давно нет, но перед глазами он стоит как настоящий. И даже слышится едва слышный скрип ржавых петель, и хочется зажмурить глаза от света пыльной голой лампочки под потолком.

Старый рассохшийся шкаф с зеркальной створкой посередине отражает меня. Я выгляжу встрепанным, как воробей, ошарашенным и оттого покорным. Мне не дают насладиться своим видом и, может быть, прийти в себя, толкают к древнему диванчику, жалобно взвывшему пружинами, когда два отнюдь не легких тела рухнули на него.

Я тяжело сглатываю и успеваю только заметить, что навалившийся на меня парень примерно мой ровесник, светловолос, короткострижен и голубоглаз.

А потом все потеряло значение. Его губы терзали многострадальные мои, руки были везде, не знаю как это у него получалось. Тёплые ладони одновременно проникали под пояс узких синих джинсов и в то же время оглаживали бока и расстегивали рубашку.

Я запаниковал, когда его пальцы залезли в трусы и, одарив мимолетной лаской стоящий колом член, скользнули ниже, раздвигая половинки и безошибочно находя анус.

Я напрягся, сжался и попытался сбросить его с себя. Замычал, потому что сказать ничего не мог – губы все еще были в плену его рта.

Он отступил. Прервал затяжной поцелуй и хрипло, тяжело дышал мне в ухо. Прерывисто, как загнанная лошадь. И молчал. Я слышал бешеный стук сердца под своей грудной клеткой. Мое билось почти с такой же силой и скоростью, как будто пробежали пять километров на время.

Он приподнялся и пристально посмотрел мне в глаза. Снова втянул в очередной сводящий с ума поцелуй, но больше на самое дорогое не покушался. Сжал сильной и слегка шершавой рукой мой член, чуть отстранился, расстегивая свою ширинку. Два члена в ладони, которую он демонстративно лизнул секунду назад, резкие, сильные движения. Такие правильные, такие необходимые сейчас.

- Тише, тише, - усмехнулся он мне в губы, когда от оглушительного оргазма, накрывшего внезапно, как сошедшая лавина в горах, я чуть не заорал.

Что это было? Биохимия? Резонанс? Я недостаточно технарь, чтобы найти разумное объяснение происходящему. И недостаточно романтик, чтобы просто принять как данность и получать удовольствие. Чертов рационализм.

Мы лежим, и между нами мокро и липко, но шевелиться не хочется. Нет сил. Мне не хочется даже скинуть его с себя, хотя тяжесть чувствительна. Дыхание и сердцебиение медленно приходят в норму. Наверное, нужно поговорить, но глаза закрываются. Все разговоры потом.

- Вадим! – громом раздается от дома чей-то зычный голос.

Мой – любовник?, – чертыхаясь, вскакивает и лихорадочно приводит себя в порядок. На зеленых камуфляжных штанах и такой же футболке не видно пятен, очень удачно.

- Иду! – кричит он и бросает на меня взгляд, полный сомнений, хочет что-то сказать, но шаги, громко отдающиеся по гравийной дорожке, уже рядом.

Резким движением руки решительно выключает свет, погружая мир в темноту, и хлопает дверью. Сворачиваюсь клубком, краем пыльного и пахнущего сыростью покрывала вытираю разводы остывшей спермы на животе. Застегиваю штаны на автомате и, закутавшись все в то же покрывало, погружаюсь в сон без сновидений до самого утра.

Сигарета, сгоревшая до фильтра, обжигает пальцы. Шиплю и отбрасываю подальше. Это было хорошее средство вернуть меня, замечтавшегося, в реальность. Достаю слегка мятую пачку, долго смотрю на белеющий в темноте прямоугольник и понимаю, что курить больше не хочется. И так горечь на губах, и в душе неясное чувство потери, как ностальгия по неслучившемуся.