Сквозь щели в окне потянуло стужей в Юркин аквариум. Он был маленький, аквариум, в котором жили мальки, и в этом-то была вся беда: озера всегда замерзают медленнее, чем лужицы. Лужица что — дохнул студеный ветер, вот и нет ее, зазвенела под ногами тоненькими осколками прозрачного льда, а озеро — и земля от мороза зазвенит, а оно все ворочается в берегах, неохотно, неторопливо расставаясь с накопленным за лето теплом.

Метались мальки-закорючки по всему аквариуму, но только самые сильные смогли опуститься ко дну, остальные повисли на стеклах, на растениях, замерли.

Еще можно было спасти часть рыбок, ввинтить новую лампочку, но мальчишка спал крепким сном, и снился ему далекий и знойный остров Суматра, и барбусы, которых он бесплатно раздавал на Кисловке. А красный столбик в термометре медленно полз вниз...

Юрка проснулся от нестерпимо яркого света, широким потоком плеснувшего в комнату: мама отдернула на окне портьеру. Все последнее время он просыпался в сумерках — по утрам за окном качался туман, и вместо солнца, едва открыв глаза, мальчик видел неясный глазок лампочки на стенке аквариума, похожий на яичный желток на сковородке. Куда ей, этой маленькой лампочке, было тягаться с солнцем! Вот появилось оно — желтое, отполированное морозом, протянуло в комнату свои лучи-щупальца, и Юрка мгновенно вскочил на ноги. Разве улежишь, если свет аж глаза режет.

Вначале Юрке показалось, что лампочка в рефлекторе горит, просто ее тусклый свет растворился в ярких солнечных лучах. Но потом что-то насторожило его, и он торопливо подался к подоконнику, на котором стоял аквариум с мальками. Глянул — и ничего не различил: после того как он начал давать малькам инфузорий, воду в аквариуме испортил сенной настой, так что разглядеть в ней мальков было трудновато, а термометр повернулся вокруг своей оси. Нечаянно он коснулся рефлектора и отдернул руку, словно его ударило током,— рефлектор был холодным.

Тогда, замирая от предчувствия непоправимой беды, Юрка приподнял верхнее стекло и увидел на поверхности воды грязно-серую шапку... Он сразу все понял, но еще зачем-то ткнул в эту шапку пальцем, и она расплылась невесомыми хлопьями и пошла ко дну. И он чуть не закричал от пронзительной боли: грязными серыми хлопьями были погибшие мальки.

До рези в глазах вглядывался Юрка в мутную воду, надеясь рассмотреть хоть одного уцелевшего малька. Но мертвой, неподвижной была вода, и одни лишь инфузории, наверно, кишели в ней, но инфузории — не мальки, без сильной лупы их не рассмотришь, да и зачем на них глядеть?.. Нет мальков, ни един не выжил, а сколько их было?.. Пятьсот?.. Семьсот?..

Какая теперь разница, сколько их было...

Юрка повернул термометр, механически отметив, что он показывает всего тринадцать градусов — ровно наполовину упала температура в аквариуме за одну ночь. Потом отнес аквариум в ванную, слил воду и начал перемывать растения, на которых скопилось много мути. Мыл, осторожно подставляя стебли и листочки под теплую струйку, а глухая усталость овладевала им, сковывала его движения. Недомыл, бросил водоросли, не думая о том, что могут перепутаться корни, поломаться стебельки, и пошел в спальню.

Он лежал в тишине, как в сурдокамере, куда не проникает ни один звук, и не отозвался, когда мама позвала его завтракать. А она, наверно, увидела в ванной пустой разоренный аквариум, все поняла и не настаивала на том, чтоб Юрка шел к столу. И утешать она его не стала, только молча погладила по спутанным волосам, и от этого осторожного прикосновения у Юрки словно оттаяло что-то внутри, и он заплакал.

Он плакал, зажав зубами угол подушки,— сколько радости принесли ему эти рыбешки, сколько было связано с ними надежд, и вот — все пропало, и ничего теперь не вернуть. Хотя — почему? Недели через две можно снова отсадить взрослых рыбок на нерест, снова, затаив дыхание, следить за тем, как самец строит гнездо, как всплывают и прячутся в сероватых пузырьках красноватые икринки... А зачем?.. Опять внезапно перегорит лампочка, упадет температура, и всплывут мальки грязной шапкой, и опять тоскливо сожмется сердце от пронзительной жалости к ним и к себе. Нет, к черту! Хватит с него рыбок, которых подарил дядя Гриша,— Юрка даже забыл о них за это время, а они вон плавают как ни в чем не бывало: и меченосцы, и пецилии, и гуппешки... Надо бы покормить их, да нет сил встать с кровати, пошевелить рукой — и то нет сил...

Глава четвертая

ДОГОВОР

Юрка заболел. Несколько дней он метался в жару и то выкрикивал названия водорослей и рыбок, бессвязно бормотал что-то о Суматре, о Сашке Короле, то затихал, тяжело и прерывисто дыша.

Нет, Юрка не горевал по своим малькам так, как по погибшим барбусам,— словно что-то надломилось в нем в то солнечное утро, когда в город пришла зима, и теперь равнодушно, безразлично думал он о рыбках. По утрам бросал в старый аквариум щепотку сушеной дафнии и больше к нему не подходил.

Впервые с того дня, когда дядя Гриша так некстати подарил ему аквариум, Юрка почувствовал себя совершенно свободным человеком. Выздоровев, он жадно накинулся на книги, потом решил закончить давно уже начатую модель планера.

Юрка спустился в подвал за инструментами, и там на глаза ему попался Сашкин аквариум. Мама предусмотрительно убрала его из квартиры и в сарае поставила на самую верхнюю полку, в темный угол, но Юрка сразу увидел пустой аквариум, и неожиданно вновь всколыхнулась в нем уже заглохшая боль.

«Это просто потому мальки погибли, что я такой невезучий,— думал он, достав аквариум и рисуя пальцем на его запыленном боку силуэты рыб.— И еще — у меня, наверно, вправду слабая воля. Первая серьезная неудача — и уже сдаюсь. Разве это дело?» И сам себе зло ответил: «Дело! Не хочу больше! Хватит! »

Юрка решил отнести ненужный теперь аквариум и взрослых микроподов Сашке — пусть сам выводит мальков или поручит какому-нибудь другому мальчишке. Закутал банку с рыбками старым шарфом, чтоб не остыла вода, стер пыль со стеклянного ящика и начал одеваться.

Валил снег, крупные сырые снежинки падали медленно-медленно, словно к каждой был прикреплен маленький парашютик, и пятнистые черно-белые тополя вдоль улицы ловили их окоченевшими пальцами-ветками. По асфальту длинными языками тянулись ледяные дорожки — мальчишки выскользили. У Юрки чуть-чуть кружилась голова — больше недели из дому носа не показывал, и он шел осторожно, чтобы не поскользнуться и не разбить банку с рыбками или аквариум.

Сашка был дома.

Он лежал, задрав ноги на спинку кровати, и читал какую-то потрепанную книгу.

Юрка впервые увидел знаменитый «рыбокомбинат» Короля. Увидел и — оторопел.

Все двенадцать Сашкиных аквариумов помещались на одной полке, маленькие стояли под самым потолком, большие — внизу. Аквариумы были, как змеями, обвиты шлангами для подачи воздуха. Шланги подходили к фильтрам, очищавшим воду, и к распылителям. Из воды торчали головки соляных подогревателей, больших технических термометров. Сверху тянулись молочно-белые трубки ламп дневного света, электропровода, шляпками огромных черных гвоздей в стене торчали розетки.

Сашка понял, что его «хозяйство» поразило Юрку, и искоса наблюдал за ним, не вставая с кровати: пусть осмотрится.

А Юрка со смущением чувствовал, что все это нагромождение аквариумов не затрагивает его сердца, не заставляет ощутить ту восторженную дрожь, что охватила его возле аквариумов Кожара. Он смотрел на тяжелую серебристую полку у стены, на переплетение проводов, на сверкающие плоскости стекол, задерживая на мгновение взгляд, только чтобы отметить: интересная рыбка! А вот еще одна! Надо спросить, как она называется, ни разу такой не видел...

И вдруг Юрка понял, почему это необозримое, сказочное богатство не волнует его, оставляет равнодушным. Нет, вовсе не потому, что после гибели мальков рыбки перестали его интересовать,— Сашкино «хозяйство» просто было некрасивым. Это и впрямь «рыбокомбинат», где все подчинено одной цели — получить от рыбок мальков, вырастить, продать, снова получить и снова продать...