- Пойдем, Дубов, прогуляемся во двор. Только аккуратно, без резких движений!

   Прихватив Славу под руки и весело переговариваясь между собой, похитители двинулись в сторону лестницы. Со стороны все трое выглядели, как добрые приятели, прогуливающиеся по торговому залу. Капитану ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Ловкие ребята, подумал он. Под стать уважаемому Семену Марковичу! Выйдя во двор, "ловкие ребята" подвели его к неброскому Фольксвагену-"Пассату" и не очень ласково усадили его в автомобиль. Сев по обе стороны Славы, они его быстренько ощупали с ног до головы.

   - Чисто, - сказал тот, который был подлиннее, - пушки нет. Поехали!

   - А пошмонать по карманам? - спросил второй.

   - Пошмонаем, когда привезем. Здесь народу много.

   Машина сорвалась с места и, выехав на улицу Барклая, поехала в сторону Большой Филевской. Не прошло и нескольких минут, - Поплавскому едва хватило времени поблагодарить судьбу, что он не взял с собой "Макарова", и службиста дежурного, что заставил его отдать на продление служебное удостоверение - как она остановилась у входа в парк. Похитители вывели Славу, и неразлучная троица углубилась внутрь. Достигнув безлюдного места, конвоиры остановились и вывернули все его карманы. После этого продолжили движение вперед, и за поворотом капитан увидел высокого мужчину в длинном черном кожаном пальто. Когда его подвели к нему, незнакомец разлепил бескровные губы и лениво спросил:

   - Что же от меня Московскому уголовному розыску нужно?

СРЕДА, 10-15 - 12-40. БАРАНОВ

   Славе Поплавскому первым удалось дозвониться, и он с легкой душой ушел на встречу со своим клиентом: судя по всему, там больших проблем не ожидалось. В отличие от него Виктор никак не мог дозвониться - в театре было постоянно занято, а у Вострикова никто не подходил. Механические манипуляции с телефонным аппаратом не требовали участия головы, и поэтому у майора была возможность подумать, во-первых, о Лиде - ей было бы уже пора вернуться из Матросской Тишины, и о догадке Поплавского по поводу "театрального следа". На первый взгляд все выглядело достаточно натянуто: логическая цепочка из двойного повторения слова "опер" к именительному падежу множественного числа "оперы" и отсюда скачок к иному значению этого слова - к родительному падежу единственного числа, мол, "из оперы", не выдерживал никакой критики с точки зрения здравого смысла. Но, с другой стороны, поведение заложника, пытающегося непонятно для похитителей подсказать, где его следует искать, имеет право быть логически небезупречным. Короче, у Баранова появилась вторая причина для беседы с коллегами Аллы Перминовой.

   Первым отозвался Борис Востриков. Баранов, представившись Славой Уткиным, сослался на Розу Кантемировну и начал достаточно путано просить о встрече.

   - Я в курсе, - энергично оборвал Востриков "Уткина". Устроит в пятнадцать часов у памятника Героям Плевны?

   - Как скажете, Борис. Ведь это нужно мне, а не Вам.

   - Правильно мыслишь. Считай, одно очко заработал. Во что будешь одет?

   - Буду в синих джинсах и в синей же куртке "Аляске".

   - Н-да, редкое сочетание, один на тысячу! Ладно, я буду в рыжей дубленой куртке с белым воротником, не перепутаешь. До скорого!

   Как часто бывает в таких случаях, майор тут же дозвонился и до театра. Директор оказался на месте. Он с готовностью согласился на встречу, попутно сообщив, что в девять тридцать началась репетиция, в которой занято большинство ведущих актеров, так что Баранов разом сможет побеседовать со всеми интересующими его людьми. Взглянув на часы, Виктор ответил, что сможет приехать сразу после одиннадцати. Перед выходом он позвонил на мобильный телефон Лиде, выслушал ее комментарии по поводу встречи с Наумовым, попросил соблюдать осторожность, и обещал часам к семи приехать в Управление.

   Баранов любил театр, хотя в последние годы, а точнее, после окончания университета, бывал там редко: в нечастые выходные не до хорошего, отоспаться бы! Поэтому, входя в 11-20 в служебный вход драматического театра, он испытал нечто вроде легкого трепета: подумать только, какие великие актеры поднимались за прошедшие десятилетия по этим ступенькам!

   Вахтерша, посмотрев в удостоверение, безошибочно догадалась о причине визита майора:

   - Вы по поводу убийства Аллочки Перминовой? До Вас, другой милиционерик ходил, вроде бы, капитан... Уж скорей бы поймали вы этого ирода! Такой она человек была замечательный! Как бы ни торопилась, всегда остановится: "Как ты, теть Маш?". То конфетки подарит...

   Если бы Виктор не спросил, как пройти к директору, она, похоже, еще долго делилась бы этими трогательными воспоминаниями. Директор оказался пухлым пятидесятилетним коротышкой, определенно не смирившимся за прожитые годы с этим своим недостатком, о чем наглядно свидетельствовали туфли на высочайшем каблуке и высоко взбитый кок седеющих волос. Тщательно проверив документы майора. Он усадил его в кресло, благожелательно улыбнулся и осведомился:

   - Коньячку не желаете, господин майор? Или правильнее по-старому, товарищ майор?

   - Уставное обращение пока не меняли. А что до коньяку... Спасибо!

   - Спасибо, "да", или спасибо, "нет"?

   - Спасибо, нет: рановато, да и вообще, дел много.

   - А я себе налью, простудился, знаете ли...

   Директор открыл сейф, и достал пузатую бутылку.

   - Всегда, знаете ли, держу под рукой этот целебный напиток. Время от времени на сцене с актерами происходит одна и та же страшная вещь - пропадает голос. Ладно, если это "кушать подано". У них, кстати, такого и не бывает. А если у главного героя? Тогда на помощь приходит директор! Стакан коньяку (я Вам когда-нибудь расскажу, что молоденькие актеры, бывало, вытворяли на сцене после моего лечения!), и голос возвращается, до конца спектакля - гарантированно. Но потом, конечно, длительный больничный... Как говорится, жертва искусства! Ваше здоровье!

   - Кхм, я бы хотел обсудить с Вами несколько вопросов в связи с расследованием убийства артистки Перминовой.

   - Да, да, такой ужас! - директор помотал головой и содрогнулся, то ли от воспоминания о преступлении, то ли оттого, что душа плохо приняла дозу алкоголя.

   - Как Вы думаете, мог ли кто-нибудь в театре быть заинтересованным в смерти актрисы?

   - Упаси Бог, что вы! Меня об этом уже расспрашивал Ваш предшественник. А, кстати, где он? Такой веселый молодой человек... Надеюсь, с ним ничего не случилось?

   Я тоже надеюсь, что пока ничего серьезного с ним еще не случилось, подумал Баранов, но интересно, почему ты об этом спрашиваешь? Улыбнувшись, майор ответил:

   - Нет, с ним все в порядке! Но Вы не ответили на мой вопрос.

   - Извините. Аллочку абсолютно все в коллективе любили, это был ангел во плоти. Я не могу представить себе такого изверга. Даже искать его среди актеров труппы бессмысленно, и даже вредно. Вы себе не представляете, как негативно это страшное происшествие сказалось на творческом тонусе коллектива! Но говорят, что у нее был ужасно ревнивый возлюбленный...

   - Скажите, где и как я мог бы поговорить с актерами? В первую очередь с теми, с кем Перминова была особенно дружна?

   - Пойдемте в зал, сейчас, я думаю, Кирилл Кириллович объявит перерыв - он всегда это делает в двенадцать часов. Я Вас представлю труппе, а дальше уже, как говорится, Вам и карты в руки! Начните с Эллы Мурашовой, они с Аллочкой очень дружили.

   Когда взялся за ручку двери, ведущей в зрительный зал, он предупредил о необходимости соблюдать сугубую тишину: "Кирилл Кириллович человек очень эмоциональный, и любые посторонние звуки его просто выводят из себя". В зале было темно, только где-то на уровне 5-го - 7-го ряда горела настольная лампа, освещавшая седую шевелюру и грузную фигуру знаменитого режиссера. На ярко освещенной сцене несколько актеров благоговейно слушали, что он им говорил: