- Колись, гнида, - наклонился к Алексею Хандыбин, - кто тебя к нам прислал? Перо! - отдал он короткую команду своему подручному, который, насвистывая свой любимый мотивчик, в полной готовности стоял рядом.
"Качок" резким движением провел горелкой поверх головы Быкова, так, что пламя основательно подпалило волосы и слегка обожгло лоб. Ему было пока не больно, но жутко страшно, особенно страх усилился, когда в тесном помещении распространился запах паленого волоса. Его паленого волоса!
- Дядечку Хандыбин, - пуще прежнего заблажил капитан, - нихто меня до тебе не присылав, я сам приихав! Горячев я, Толик, з Запорижья!
- Адрес, - страшно улыбнулся директор, - говори адрес, где жил, и где работал!
- Хата на вулици Перемоги, семь, а працювал на Жовтневой.
- Номер дома на Жовтневой? - рявкнул Перо и еще раз махнул лампой.
- Та не помню я. Мабуть, четвертый?
- На улице Перемоги, казачок засланный, в доме N7, в двадцать второй квартире, проживает семья Гнатюков!
- А автосервис на Жовтневой располагается в доме семь! - поддержал шефа Перо.
Однако Хандыбин зыркнул на него глазами. Скорее всего, активное участие заплечных дел мастера в допросе не предполагалось - было очевидно, что всю жизнь объем бицепсов Пера увеличивался в обратной пропорции к количеству серого вещества в его узколобом черепе.
Быков внутренне перевел дыхание. Стало ясно, что подозрительного новичка "берут на понт": в хорошо знакомой Алексею квартире на улице Победы, ныне Перемоги, до сих пор жила его тетка Кристина Викторовна Горячева. Что же до здания автосервиса, то оно, насколько Леша мог помнить, располагалось в конце достаточно длинной Жовтневой (бывшей Октябрьской) улицы, и уж никак не могло нумероваться однозначным числом. Осознав все это, капитан почувствовал себя сильным, как Антей, прильнувший к земле. Поэтому он свободной рукой рванул на груди ворот рубашки, и дурным голосом потребовал:
- Режьте, если чего сбрехав!
"Дознаватели" переглянулись. Хандыбин едва заметно кивнул подручному. Тот, хозяйственно задрав штанину на ноге капитана, аккуратно махнул ему по обнажившейся икре горелкой. На этот раз стало по-настоящему больно.
- Может, ты и вправду оттуда, откуда рассказываешь, - снова заговорил задушевным тоном директор, но меня интересует, от кого ты: от ментов, или от каких конкурентов неведомых?
В этот момент Быкову стало ужасно жалко себя и маму, которая не переживет, если с ним что-нибудь случится. И еще он как-то мгновенно осознал, что означает выражение "до слез обидно". А обидно ему было оттого, что не может он сейчас от души врезать Перу по его круглой морде, по этим сложенным дудочкой жирным губам, снова насвистывавшим любимую его мелодию, веселенькую, и поэтому особенно в данных обстоятельствах жуткую. Никогда в жизни капитан не испытывал еще такую оглушающую ненависть, и она, наверное, убила бы его, если бы природа не открыла предохранительный клапан, и из его глаз не вытекли бы две слезинки. Ощутив их вкус, он заговорил почти шепотом:
- Родненький пане директор, або був я милиционэр, меня б вразумили, як отбрехаться! Шо, похож я на якого Дукалиса? Ну, а який из меня казачок? Мне гроши нужны, а не приключения на свою ж...! Отпусти меня, пан, только заплати за день работы и за трошки порченую ногу!
- Не, Кирилл Олегович, - рассудил Перо, - он точно хохол, обычный "мужик"! Ни один мент или "деловой" три рубля перед смертью требовать не будет!
СРЕДА, 18-50 - 19-55. КОЗЛОВ
Сейчас ему снова казалось, как это нередко случалось в последние годы, что он понимает того последнего, единственного динозавра, который упрямо продолжал вышагивать своей утиной походкой среди нагло резвящихся под ногами млекопитающих. Другое время, другие люди, иные условия, новые виды преступлений, даже страна изменила привычное название на неродное кургузое "РФ"... Не то, чтобы ему все нравилось в старые времена, скорее наоборот: многое хотелось бы изменить, но казалось, что можно улучшить уже существующее, не замахиваясь на основы. Да вообще, в эту сторону и голова-то думать отказывалась!
Что-то не о том печалюсь, спохватился Климент Степанович, философствую, а на решение составленного преступниками сканворда осталось всего сорок три часа! Но как освободить голову от посторонних мыслей: ведь раньше обыкновенное убийство считалось ЧП, а о покушении на милиционера докладывали министру! Сейчас же он столкнулся вообще с невообразимым: преступники дерзко похитили офицера Московского уголовного розыска и выставили более чем наглые требования... Воистину, o tempore, o mores! Полковник тяжело вздохнул и усилием воли заставил себя размышлять о вещах более практических. В течение ближайших суток - разумеется, чем раньше, тем лучше! - он должен был определить "направление главного удара". Это - тяжкий долг и привилегия любого руководителя, но если для штатского человека ситуация, когда от его решения зависит жизнь людей - редкость, то для владельца погон - норма. Ох-охонюшки, тяжело Афонюшке! Еще раз вздохнув, он протянул руку к очередной папке, содержание которых знал уже наизусть. Где же, все-таки, "горячо": у каскадеров, в автосервисе, на рынке или у порнографов?
Минут через двадцать зазвонил прямой телефон. По металлическому позвякиванию, которое явственно слышалось в голосе генерала, полковник понял, что тот не в духе. А кто у нас сегодня в духе? - задал сам себе риторический вопрос Козлов.
- Есть новости, Климент Степанович?
- Принципиальных нет, товарищ генерал. Работаем.
- Вторые сутки, между прочим, работаете, и все пока без толку. Зато у меня для тебя новости есть. Зайди.
...Они давно друг друга знали, Козлов и генерал. Они практически одновременно пришли в органы, и в сыске сполна поели горького хлебушка рядовых оперативников, которых, как известно, роднит с волками способ "кормления". Генерал был на несколько лет моложе, но обошел Климента Степановича благодаря тому, что имел дар и амбиции политика. При этом нынешний начальник Управления был и оставался профессионалом, в отличие от некоторых своих предшественников.
В знак уважения к старому другу, хозяин большого кабинета вышел из-за своего рабочего стола и уселся за приставной.
- Садись, Климент Степанович, в ногах правды нет. Чаю выпьешь?
- Если от твоих новостей не подавлюсь, и если с лимоном, то выпью!
С глазу на глаз полковник обращался к генералу на "ты", в отличие он начальника Управления: тот "тыкал" и наедине, и прилюдно. Через минуту, помешивая ложечкой в стакане, Козлов слушал генеральские новости.
- Как в анекдоте, Клим: есть две новости: плохая и хорошая. С какой начать?
- А ты другой анекдот помнишь, про татарское радио?
- Про армянское знаю тысячу, а про татарское что-то не припомню.
- Это из той же эпохи, еще когда мы студентами были. Так вот: татарское радио спрашивают, что лучше, чай или женщина? Ответ: нам, татарам, все равно, лишь бы пропотеть!
- Ну, раз все равно, начну с новости неприятной. Имел удовольствие получить выволочку от зам. министра. Цитирую: "В средствах мы Вас не ограничили. Любую помощь Вы вправе и даже обязаны просить. Но нужен результат. Пока еще мне удается держать прессу в стороне, но если к назначенному в ультиматуме сроку Вы этого опера не освободите, поднимется шум на всю страну, и полетят головы". Догадываешься, на чьи головы он намекал?
- Тут и гадать не надо: в первую очередь уберут нас с тобой, обвинив в старческом слабоумии и неспособности руководить. Только это не новость. Лично мне изначально было, так сказать, ясно, что, если Гусева освободить не удастся, я подам в отставку.
- Нет, Клим. В отставку подам я. А с тобой сложнее: Служба собственной безопасности, проанализировав записи бесед твоей привлеченной Овечкиной, подозревает, что она вымогает взятки. Зам. министра далек от мысли, что вы с ней решили погреть на этом деле руки, но соответствующая докладная в сейфе у него лежит. И если ты, то есть мы, не окажемся победителями, он вполне может дать ей ход. И пресса, кстати, тут же заткнется: виновник провала операции по освобождению заложника, полковник из "убойного отдела", оказывается, оборотень в погонах! Да зам. министра орден за тебя дадут! Вот так-то...