— Ну что ж, приехал, это хорошо… Для матери это большая радость… Помни о своем долге! Учись, пока есть на это время… Пока я могу еще предоставить тебе эту возможность…

Было в доме Ирека немало и детских шалостей. Когда младший из братьев, Лесь, становился совершенно невыносимым или запускал уроки, не обращая внимания на нравоучения матери, Ирек применял к нему безотказное средство — потихоньку брал головку чеснока и, подкравшись к брату, принимался натирать его, выкрикивая: «Какос, какос!» Здесь он подражал предрассудку греческих мамаш, которые именно так «оберегали» своих детей от «дурного глаза». Лесь настолько боялся этой операции, что тут же обещал Иреку исправиться. По отношению к другому брату, Лялеку, который, кстати сказать, был мальчиком усидчивым и старательным, применялся иной воспитательный прием — Ирек просто не брал его с собой на морскую прогулку, а занятия парусным спортом были для Лялека увлечением не меньшим, чем музыка. Со своей стороны, младшие братья находили средство держать в повиновении и старшего брата, поскольку им не раз случалось видеть его на прогулках — то с русской девушкой Наташей, а иногда и с другими девушками. Кроме того, возвращаясь поздним вечером домой, Ирек производил опустошения в кладовой и в буфете. Пани Леонардия сваливала всю вину за уничтоженные продукты на кошек, но братья прекрасно знали, кто был этой кошкой. Вообще-то семья жила довольно дружно, а в случае конфликтов Ирек всегда вставал на защиту самого слабого — чаще всего кузины Лильки, которая жила у них до возвращения в Варшаву.

Будущий наш герой ничуть не предполагал, что его действия когда-либо будут вынесены на суд общественности и читателей, поэтому он не заботился о своей биографии и небрежно относился ко многим своим обязанностям. В его ученическом табеле преподаватели французского лицея в Салониках отметили в 1931—1932 годах, что Ирек, хотя и отличается сообразительностью и способностями, мог бы учиться значительно лучше; что он, хотя и проявляет интерес к истории, но не слишком усердно занимается ею; что мальчик он умный и любознательный, но по прилежанию имеет отметку «удовлетворительно» и «догоняет» класс только во второй половине учебного года.

При подготовке к экзаменам на аттестат зрелости он сделал школе сюрприз, выбрав в качестве факультативного курса польский язык. Директор отправился посоветоваться с французским консулом, и они вместе решили обратиться за помощью к некоему Ежи Пянтковскому, руководителю представительства польских авиалиний «ЛОТ» в Салониках.

Пянтковский пришел в школу в качестве экзаменатора, подтвердил широкую начитанность восьмиклассника в польской литературе, поставил ему высокую оценку, выпил с профессором традиционный стаканчик вина и с тех пор стал другом семьи Ирека.

Но нелегким был путь к победе. Иреку иногда казалось, что теперь он уже навсегда покончил со школярством, тем более что ему был вручен аттестат зрелости с подписью самого министра просвещения в Моде. Выпускник французской школы в Афинах, а точнее, ее филиала в Салониках получил степень бакалавра, что давало ему право преподавания философии во всех средних учебных заведениях. Но не успели еще в голове Ирека пронестись мысли и надежды на участие в соревнованиях по плаванию и парусному спорту, как отчимом был поставлен зловещий вопрос:

— А куда ты теперь намерен поступать? Мама хотела, чтобы ты сдавал экзамены в Лувенский университет, но я предложил бы тебе изучать коммерцию в Антверпене… На чем ты намерен остановиться? Видишь ли, поскольку в основе всего лежит коммерция…

Осторожно подчищая приобретенную недавно большую картину, Ян Ламбрианидис излагал пасынку свои чисто купеческие взгляды на мир.

— В том и другом случае тебе придется серьезно заняться иностранными языками… Ты сам видишь, что незнание иностранных языков является постоянной помехой в моих делах… В торговле это вещь крайне необходимая…

— Отец, я ведь уже говорил тебе, что не собираюсь становиться коммерсантом, — ответил юноша.

Но Ламбрианидис невозмутимо тянул свое:

— Куда бы ты ни поехал и чем бы ты ни занялся, иностранные языки тебе пригодятся… И заниматься ими нужно серьезно, не так, как до сих пор, хватая верхушки… Ты думаешь, я ничего не замечаю… Плавание, парусный спорт, рыбалка, охота, а учеба — как бы дополнение ко всему этому… Однако теперь, когда ты становишься взрослым человеком, должно быть наоборот. Спорт должен стать у тебя занятием второстепенным и уступить первое место учебе…

Красочные надежды серели и затягивались туманной дымкой по мере того, как отчим выкладывал ему свои планы на будущее.

— Итак, пусть будет Лувен, — закончил он свои размышления. Увидев помрачневшее лицо пасынка, добавил: — Но только постарайся умно выбрать специальность, остановись на чем-нибудь попрактичнее…

Жили они на маленькой улочке Маврокордато у самого моря. Ирек любил Салоникский залив. По утрам море было голубым, отделенным от столь же голубого неба белизной каменных строений и зеленью высящихся над городом гор. По ночам ласковое море тихо пульсировало загадочным фиолетовым блеском, окруженное золотым ожерельем освещенных набережных. Небо казалось здесь более высоким, чем в Варшаве, а звезды ярче и ближе, чем на далеком севере. По ночам парнишка украдкой подсматривал за возвращением рыбацких судов, следил за таинственными световыми сигналами, которыми обменивались стоящие на рейде корабли. Он уже хорошо разбирал азбуку Морзе и радовался, когда ему удавалось расшифровать довольно прозаическое их содержание, например: «нужна запасная якорная цепь» или «выслать патруль в…». Здесь, на берегу, можно было поговорить о запретном и потому притягательном мире салоникских предместий, пользующихся недоброй славой, но пока что только Пандос, товарищ по школе и по прогулкам, мог кое-что рассказать об этом, да и то не было уверенности в том, не являются ли все его россказни чистейшим вымыслом…

В солнечный, но не слишком жаркий день, когда северный ветер разгонял тучи и стелющуюся над морем дымку тумана, можно было, глядя на юго-запад, рассмотреть лежащую в ста пятидесяти километрах трехтысячеметровую вершину Олимпа в окружении других высоких гор. Однако не легендарный Олимп привлекал внимание ребят. Их воображение было занято тремя вытянувшимися на юго-восток пальцами-полуостровами Халкидики — Касандрой, Ситоньей, Агион-Оросом с горою Афон. Берега этих трех огромных массивов суши, выступающих наподобие трезубца Нептуна между Салоникским заливом и Дарданеллами, славились частыми бурями. Гора Афон привлекала туристов со всего мира своими древними монастырями. Сохранившиеся на протяжении тысячи лет неизменными обряды и богослужения, акулы, которые встречались в тех водах, связанные с этим приключения — все это служило постоянной приманкой для юной команды «Леонардии».

«Леонардия» — большая и стройная парусная лодка, на которой ребята, сперва под наблюдением старого рыбака Бугаса, а позднее самостоятельно путешествовали по морю. Юный мореплаватель навещал поочередно отдельные места, лежащие на берегу залива. На полуостровах он сиживал с моряками в тавернах или осматривал археологические раскопки деревень, стоявших здесь 4000 лет тому назад; в Пирей он отправлялся поваляться на пляже: в деревне Миханиона он покупал у местных рыбаков рыбу, но больше всего его манило устье одной местной речонки, кишмя кишащее дикими утками, гусями, черными аистами и другими птицами.

Афон, или иначе Святая гора, особенно интриговал наших друзей. Известно было, что еще с IX века здесь «дикарями» жили отшельники, а уже в следующем столетии в этих местах выросли каменные стены первого монастыря, который успешно отразил натиск сарацинов. Еще сто лет спустя монах из Трапезунда Святой Анастасий создал монастырский устав, и монастыри стали расти как грибы, образовав нечто вроде монашеской республики, то подвергавшейся нападениям, то, наоборот, поддерживаемой различными завоевателями. Считалось, что тот, кому удавалось проплыть вдоль берегов пользующегося недоброй славой мыса Агиос-Георгиос с горой Афон, получал право именоваться настоящим моряком… Слава, слава! Магически звучит это слово для таких юношей, как Ирек. Сколько же трудов и подвигов можно совершить во имя ее!