Теперь Георгий уже не терял ни секунды и не выбирал наиболее уязвимых мест, он даже не слишком глубоко нырнул. «Черепаха» приклеилась в каком-нибудь метре от ватерлинии под левым торпедным аппаратом, по крайней мере так показалось ему. Георгий настолько был обрадован выпавшей ему удачей, что от волнения потерял ориентировку и почти до самого рассвета не мог найти место, где спрятал свою одежду и корзинку.

На следующий день высланный в окрестности Мегары наблюдатель узнал у рыбаков, что подводная лодка отплыла утром в южном направлении. Наверняка это была У-372, погибшая при загадочных обстоятельствах. Ею Георгий Иванов закончил список своих подводных подвигов в Греции.

После на редкость удачных диверсий в Новом Фалироне и в заливе Элефсис, после того, как благополучно удалось выпутаться из сложного положения на острове Парос после поджога флотилии лодок с бензином и боеприпасами, в деятельности Георгия наступил период некоторого спада. Удача, ранее сопутствовавшая ему, стала изменять. Теперь не все его предприятия проходили с прежним успехом. Так, например, получилось, когда он вторично направился на уже знакомый по прежним диверсиям аэродром. Поехали они втроем: Георгий с корзинкой, в которой динамит был прикрыт листьями салата, бывший полковник Мелас и жокей Валианос. Пробираясь уже в сумерках, они неожиданно наткнулись на офицера итальянских карабинеров в сопровождении двух солдат. Офицер крикнул им, чтобы они остановились. Иванов сделал вид, что не понимает, и пошел прямо на них. Обозлившись, итальянцы подняли крик. Спутники Иванова нерешительно остановились, затем повернули назад. Валианос уже успел подумать о своей матери и жене, как вдруг раздались три выстрела. Оглянувшись, жокей увидел, что итальянский офицер свалился на землю, второй солдат шатается, а третий удирает со всех ног. Георгий был совершенно спокоен и держал раненого под прицелом, но тот уже бросил оружие.

— А теперь бежим, — сказал Иванов.

На следующий день в газетах появилось сообщение, что неизвестные террористы убили итальянского офицера и ранили солдата. Это только разозлило оккупантов, однако главная задача Иванова так и осталась невыполненной. В другой раз Георгий, направляясь к складам горючего в Маркопулоне, вместо «черепах», запас которых подошел к концу, взял с собой обычный заряд динамита с запалом и бикфордовым шнуром. Манипулировать с такой адской машиной было значительно сложнее: одна только необходимость поджигать фитиль в непосредственной близости от огромной массы бензина уже составляла большую опасность. Именно так и случилось: когда зажигали шнур, от страшного взрыва горючего погибли два лучших помощника Георгия, отважные братья Баркас. Сам Георгий, подстраховывавший братьев, тоже чуть было не погиб. От места взрыва его отделяло всего каких-то триста метров. Ему пришлось что есть мочи бежать напрямик по полю, в то время как огненные фонтаны, настигавшие его, целыми пластами выжигали траву вокруг…

Наконец пришла весть о скорой высылке подводной лодки за Ивановым — депеша была послана в начале августа 1942 года, однако больше никаких сообщений не поступало. Можно было только предполагать, что выделенная для этой цели подводная лодка погибла еще до рейса в греческие воды — немцы хвастались тем, что им удалось затопить в окрестностях Тобрука подводную лодку «Тор». Произошло это в августе, как раз в то время, когда Георгий ожидал точного указания места, откуда его возьмут на борт, — скорее всего с мыса на острове Эвбея.

В начале сентября новая депеша снова уведомила Иванова, что в самом ближайшем будущем он будет эвакуирован в Египет, а вскоре после этого пришла шифровка с подробным сообщением о том, как это будет сделано. Приказ взять Георгия на борт был отдан командиру греческой подводной лодки «Тритон», однако мероприятие это на некоторое время откладывалось, поскольку «Тритон» был занят другими, более важными делами. Во всяком случае, теперь следовало бы всерьез подумать о том, как пробраться на остров Эвбея. Благодаря близости Афин это не представляло особой трудности. Георгий повеселел, приободрился, перспектива предстоящего отдыха придала ему сил. На Эвбею он собирался отправиться первым же попавшимся рыбацким судном из Пирея или даже на лодке из окрестностей Марафона.

…Фронт под Эль-Аламейном за это время окончательно стабилизировался. Англичане перебороли кризис и теперь приходили в себя после понесенных потерь. Обе воюющие стороны срочно подтягивали подкрепления, готовясь к решающему сражению. Теперь, казалось, весь мир ждет результатов двух колоссальных сражений. Первое из них — у берегов Волги — решало судьбу русской кампании Гитлера, второе — у берегов Нила — судьбу Северной Африки. Фюрер все поставил на карту — огромные клещи, стремящиеся захватить весь Средний Восток, жали одновременно на Кавказ и на Египет, чтобы сомкнуться где-то в нефтеносных арабских странах, В этот необычайно трудный момент, когда миллионы людей затаив дыхание ждали решающих событий, Иванов передал из Афин поразительную весть. Он сообщил, что один из главных актеров африканской драмы пребывает сейчас в санатории под Афинами. В центре «004» ему не хотели верить, но вскоре легендарный командующий Африканским корпусом генерал Роммель разразился сенсационной речью в берлинском Спорт-Паласе.

— Можно считать, что Египет уже взят, — говорил знаменитый генерал, однако на этот раз чувство реальности изменило ему. В Африке следовало ожидать совершенно иного исхода: массы накопленных англичанами танковых сил в соединении с абсолютным превосходством в воздухе сулили Африканскому корпусу бесславное завершение его «одиссеи». Таким образом, к осени 1942 года можно было немного передохнуть всем тем, кто в тылу врага боролся на африканском фронте. Георгий Иванов-Шайнович, который не покидал своего трудного поста в критические минуты, выполнил до конца свой долг — парализовывать снабжение немцев и итальянцев с территории Греции, — теперь он чувствовал себя спокойнее. Готовясь к новым, еще неизвестным подвигам, «главный агент» на Балканах пока пользовался временным затишьем, пытаясь отоспаться за многие бессонные ночи. Последняя его квартира — он снова поселился у Кондопулосов — была наиболее удобной, и теперь можно было подумать об общем положении дел, подвести итог своей деятельности, помечтать о будущих делах. Особенно радовало Георгия то, что ему удалось устоять перед соблазном бегства в Афонские монастыри, где он наверняка нашел бы безопасное убежище, но, вероятно, полностью был бы исключен из участия в «большой игре» чуть ли не до конца войны…

Центр «004» был само олицетворение любезности. Англичане понимали, что их агента следовало бы как-го вознаградить, хотя бы морально. Так, например, Иванов с большим удовольствием расшифровал следующую депешу:

И вообще, когда его деятельность в Греции подходила к концу, Георгий охотно занимался подведением итогов, анализировал свои успехи и неудачи, подсчитывал нанесенный врагу урон, а урон этот оказался огромным. Поэтому Георгий со спокойной совестью ждал сигнала о возвращении. Рапорт его, даже если и есть в нем какие-то ошибки и недочеты, наверняка будет воспринят в Каире с удовлетворением. Однако еще больше Георгия радовала перспектива перехода в польскую армию. Теперь-то уж он появится там не как проситель — польскому штабу, а может быть, и самому генералу Сикорскому он представит такой отчет о результатах своей работы в Греции, что его вынуждены будут признать даже самые недоброжелательные и завистливые из польских офицеров. А в том, что он вернется, у Георгия не было ни малейшего сомнения…

— Деньги будут доставлены вам домой в ближайшие дни, — доносила ему неуловимая связная из Египта, а это означало, что он сможет, наконец, расплатиться с долгами и обеспечить своему заместителю возможность работать довольно длительный срок. В тот вечер он отослал свою последнюю депешу: