Матильда не могла сказать правды, она не могла заявить: «Любовные дела меня не интересуют…» Такая правда всегда вызывала у людей улыбку жалости. И эта улыбка заставляла Матильду беспокоиться и огорчаться из-за своих неудач. Она сочинила несколько стихотворений, очень неясных и надуманных, о жажде плотской любви — жажде, которой она никогда не испытывала. Платоническая любовь как тема в поэзии казалась ей немного нелепой. Среди друзей эти стихи имели шумный успех. Теперь она знала, что они не стоили ровно ничего: она была не артистической натурой, а организатором, деятельницей. Сейчас она стыдилась даже вспоминать об этих поэтических опытах.

С Даниэлем Матильда познакомилась, когда один приятель повел ее на концерт, в котором дирижировал Даниэль. Матильда была совершенно немузыкальна, и этот человек с вьющимися волосами, с дирижерской палочкой в руке показался ей настоящим гением. Приятель Матильды туманно пояснил:

— Это светский тип… Растрачивает свои способности по салонам, в обществе герцогинь. В молодости он сочинил кое-что стоящее. Но потом уже ничего не писал.

Их представили друг другу, и Матильда удивилась: отчего так волнуется и смущается перед ней этот странный «светский» сеньор? Даниэль сделал ей несколько смешных комплиментов.

С тех пор она стала встречать его на улице — оказалось, они живут в одном районе. Даниэль, всегда франтовски одетый, здоровался с комичной галантностью. Однажды он подошел к Матильде и, трепеща и краснея, попросил, как огромной милости, разрешения пригласить ее в кафе.

Матильда охотно согласилась. Она привыкла к обществу мужчин, привыкла болтать и спорить с ними. Но, разумеется, никто из ее друзей не походил на этого сеньора. И когда он, заикаясь, в величайшем смущении, признался, что влюблен в нее, она была поражена и заинтересовалась им.

— Ваша ручка… ручка, которой вы касаетесь стакана… я поцеловал бы ее, невзирая на всю грязь и микробы.

Матильда, девушка очень чистоплотная, руки которой были так же тщательно вымыты, как руки самого Даниэля, даже не смогла рассердиться. Она рассмеялась и встала, чтобы уйти. Тогда Даниэль чуть ли не бросился перед ней на колени, и Матильде, очень удивленной и недовольной, потому что на них уже смотрели, пришлось остаться.

В то утро она наслушалась всякого вздора о своей шляпке, о своих пальчиках.

— Вы, Матильда, девушка скромная, простая по происхождению, однако я испытываю к вам уважение, как к настоящей даме.

Матильда покраснела. Она вспомнила, что ей говорили, будто этот странный человек вращается в высшем обществе. Но она вовсе не считала, что у нее внешность горничной. Если что-нибудь и было примечательного в ее наружности, так это подчеркнутая интеллигентность. Даниэль поднял к ней лицо с пухлыми щечками и крохотным ротиком, он с любопытством наблюдал, как она краснеет. Матильда почувствовала, что ненавидит его.

После этого свидания дом Матильды был буквально засыпан письмами и цветами. Ее мать поражалась успеху дочери.

Матильда ясно припомнила, как мать бежит по коридору, как просовывает сияющее лицо в дверь комнаты, где она работает.

— Девочка, у тебя есть мелочь, чтобы дать на чай? Тебе опять принесли цветы и письмо.

Матильда делала вид, что ей страшно надоело, но в глубине души чувствовала себя польщенной.

Письма были напечатаны на машинке, вместо подписи стояла буква «X» или фантастические псевдонимы: «Раджа Капурталы», «Шах персидский».

Это было хотя и смешно, но настолько необычно, что Матильда согласилась еще на несколько свиданий и даже с любопытством и в то же время с отвращением позволила Даниэлю прикоснуться к вожделенным пальчикам. Даниэль признался ей во всем. Он был женат, жена его носила титул и происходила из очень знатной семьи, но в то же время была просто коровой. Музыка не волновала ее, мужа она не уважала. Даниэль признался также, что сам он негодяй, который постоянно обманывает жену. Останавливает его только страх перед болезнями, профессиональные проститутки внушают ему омерзение.

— Так вы предлагаете мне стать вашей любовницей, чтобы уберечь вас от болезней? — спросила она однажды.

Матильда была по-настоящему возмущена, она строго смотрела на Даниэля с высоты своего роста, а он сидел несчастный и растерянный, поджав губы, тараща испуганные глаза.

— Нет, нет, вас я люблю. Я без ума от вас. Когда я думаю о вас по ночам, мне становится дурно и приходится вставать в туалет не меньше двух-трех раз.

Сердиться на него было невозможно. Матильду разбирал смех.

Наконец в один прекрасный день Матильда поняла, что ее нелепый знакомый действительно по уши влюблен в нее. Он ходил за ней по пятам, можно сказать, преследовал. Когда ему удавалось увидеть Матильду, он принимался объяснять, что находит ее некрасивой, ее лицо — болезненным и что влюбленность доставляет ему немало неприятностей. Невероятно, но слова эти изобличали истинное и все возраставшее чувство. В конце концов, потому, что он надоел ей, и потому, что она была порядочной девушкой, Матильда решила разорвать дружбу. Она сделала это по-своему, внезапно и без церемоний.

Как раз тогда Матильда опубликовала свой стихотворный сборничек, и, по правде говоря, многое из рассказов Даниэля о его грязных похождениях подсказало ей тему и слова для ее вымученных стихов. В то время она, к ужасу своей матери, склонялась к коммунизму. Матильда горячо обсуждала политические вопросы. В своей компании она пользовалась авторитетом, и это делало ее счастливой.

Два года она не встречала Даниэля. И, кроме друзей по кафе, никто больше не интересовался ее жизнью. Иногда в светской хронике среди имен присутствовавших на каком-нибудь приеме она встречала имена сеньоров и сеньориты Камино. Она знала, что у Даниэля есть сестра. О ней рассказывали разные истории. И Матильда вообразила ее себе настоящим вампиром. Единственное, что Матильда не могла представить — это ее внешность. Неужели у нее такой же крохотный ротик и вьющиеся волосы, как у брата? Невероятно, чтобы она тоже казалась робкой и нервной. В конце концов Матильда нарисовала в своем воображении изысканно одетую рыжеволосую женщину, распущенную и циничную. Она знала одного типа, правда, человека совершенно неинтересного, который похвалялся, будто был любовником Онесты. Тогда образ незнакомой Онесты стал для нее еще ярче.

Матильда была одинока, и иногда ей не хватало букетов Даниэля и его забавно осторожных писем.

Однажды она увидела его. Весенним утром Матильда рано вышла из дому, направляясь на уроки. Цвели акации, с гор долетал запах сосен. Мадридский воздух был напоен животворной, бодрящей свежестью. Наверно, эта прелесть начинающегося дня, молодая листва, пробуждение природы среди городского асфальта перевернули ей душу. Она чувствовала себя другой, она была точно отравлена горячкой молодости.

Даниэль шел впереди, не видя Матильды. Ее единственный поклонник! Сама не понимая почему, Матильда последовала за ним и с удивлением увидела, что он вошел в церковь. Она сделала то же самое. Даниэль преклонил колени. Она тоже — позади него. В сосредоточенной тишине храма она не очень ясно представляла себе, что с ней, но почему-то чувствовала себя задетой. Движения Даниэля, его богомольный вид оскорбляли ее.

Она знала, почему Даниэль в церкви. С отвращением припомнила она грязные истории, в которых он каялся перед ней; по его словам, потом он отправлялся просить у бога прощения. Старый похотливый козел! Она возмутилась. Подойдя к нему, Матильда легонько ударила его по плечу. Даниэль обернулся, его круглые голубые глаза восхищенно заблестели на пухлом веснушчатом лице. Рот округлился в маленькую букву «о».

— Раскаяние не пойдет вам на пользу. Рада, что могу вам это сказать. Лицемер!

И больше ничего. Она вышла из церкви, сердясь на себя за глупый порыв. Даниэль догнал ее, дрожа, задыхаясь, волнуясь, как всегда.

— Матильда, ради бога… выслушайте меня! Это очень серьезно.

Матильда остановилась. Даниэль смотрел на нее, неловко двигая шеей под холодным взглядом ее глаз.