— Опять пса приволок! — послышался его грозный оклик. — Сколько раз тебе говорил: не тащи собаку… Здесь ей не место. Тут храм науки, а ты поганишь его собачьим присутствием!

— Какой же тут храм науки, Панферыч? Здесь проходная, преддверие, так сказать… — возразил механик, стараясь поймать собаку за ошейник.

— То есть как это преддверие? — продолжал Панферыч обиженным голосом. Территория у института единая.

Он приблизился к вошедшим степенной и неторопливой походкой. Это был старик лет семидесяти, с «козлиной» бородкой. Его голубоватые, чуть прищуренные глаза горели тем веселым огоньком, который часто встречается у сухопарых, подвижных и хорошо сохранившихся старых людей.

— Здравствуйте, товарищ Панферыч! — громко приветствовал его Олег Николаевич, желая таким образом прекратить спор о собаке. — Прибыл к вам на работу. Кому мне нужно здесь сообщить об этом? Я инженер Крымов.

На лице вахтера появилось гордое и радостное выражение одновременно. Возможно, ему польстило, что только что прибывший инженер уже знает его.

Через минуту все трое сидели в маленькой комнатке возле телефона, стоявшего на столе. В вестибюле жалобно повизгивал пес.

— Геологические вопросы и прочие проблемы — дело почетное, — говорил Панферыч. — Чем больше различных машин мы тут повыдумываем, тем страна у нас будет более богатая. Это факт! Вот возьмите хотя бы буровые машины, что у нас строят. Почему не сделать одну такую, которая бы землю километров на десять пробуравила! Я как-то говорил об этом директору… А он отвечает: «Трудно, Панферыч! Как ты ее сейчас сделаешь? Твое предложение используем несколько позже…» А я вот строго научно рассуждаю так…

— Что-то долго не звонят, — вставил Костя, протягивая руку к телефонному аппарату.

— Позвонят, позвонят! Нечего тебе волноваться, — недовольно заметил Панферыч. — Успеешь еще навозиться со своей собакой.

— Собака — мой фронтовой товарищ, — как бы оправдываясь, проговорил Уточкин. — Действительно, не могу с ней расстаться! Вот как было дело…

И Крымову пришлось выслушать краткое повествование Кости о причине его привязанности к собаке, спасшей ему жизнь во время войны при самых необычных обстоятельствах.

Вскоре на пороге появилась, позвякивая связкой ключей, женщина в белом халате, «хозяйка гостиницы», как ее тут называли, и попросила инженера следовать за собой.

Крымов простился с вахтером и в сопровождении Кости вышел из помещения.

Проснувшись, Крымов оглядел комнату и убедился, что она такая же уютная, какой показалась ему вчера поздно вечером. Письменный стол, стулья, книжный шкаф — все подобрано строго, со вкусом. И в том, как эти вещи были расставлены, и в других мелочах чувствовалась чья-то заботливая рука.

Комнату заливало яркое утреннее солнце.

Крымов быстро вскочил с постели и распахнул окно. Бодрящий свежий воздух ворвался в комнату вместе с шумом, которым обычно наполнен по утрам двор большого дома.

— На практику, что ли, приехал? — послышался женский голос.

— Нет, не на практику. Работать тут будет. Только что окончил институт, отозвался другой женский голос.

— Молодой?

— Очень молодой. И наружность у него приятная…

Крымов почувствовал, что слушать подобный разговор ему неудобно, и хотел захлопнуть окно. Но голоса утихли. Перед ним с высоты третьего этажа открывался замечательный вид. Красивые постройки Научно-исследовательского института, показавшиеся ему вчера при свете луны сказочным замком, утопали в молодой, только что распустившейся зелени огромного парка. Вдали, слегка покрытое голубоватой дымкой, виднелось поле. Справа и слева возвышались зубчатые стены леса. В бесконечной глубине прозрачного неба звонко щебетали птицы. Их стрекочущий хор то затихал, то снова приближался, словно управляемый чьей-то невидимой дирижерской палочкой.

Проделав несколько гимнастических упражнений, Крымов стал торопливо одеваться. Неожиданно раздался стук в дверь.

— Войдите! — громко сказал Олег Николаевич.

— Простите… — раздался густой бас, и из-за приоткрывшейся половины двери показалось сонное лицо.

— Заходите, заходите…

— Прошу простить… — начал вошедший. — Понимаете, какое дело! Буквально через полчаса я должен быть у директора, вызывает… А с небритой физиономией, вроде моей, лучше не появляться совсем — он этого страшно не любит. А лезвие я вчера хотел купить, но, понимаете, встретил Васю, как раз когда шел в магазин. А Вася и говорит: пойдем да пойдем ко мне. Он, конечно, живет недалеко, можно было бы и успеть, а получилось совсем обратное…

— Вам нужно лезвие для бритвы? Проходите! Что же вы стоите?.. Сейчас поищу…

Незнакомец медленно вышел на середину комнаты и остановился в нерешительности. Это был человек лет сорока, одетый немного неряшливо.

— А парикмахерская у нас открывается поздно… — продолжал он ворчливо. Форменное безобразие! Не хотят считаться с народом. Бездельники!

— Вот вам лезвие, — Крымов подошел к гостю. — Может быть, заодно познакомимся? Меня зовут Олег Николаевич. Фамилия моя Крымов.

— Горшков Пантелеймон Евсеевич… — глухо пробасил гость, пожимая руку Крымова. — Механик по сборке в экспериментальном цехе, — добавил он через некоторое время, внимательно разглядывая свои нечищеные ботинки.

— Очень рад познакомиться. Нам, наверное, придется встречаться по работе. Я как раз собираюсь осуществлять один новый проект, и экспериментальные работы предстоят большие.

— Так, так… — пробормотал Горшков. — Экспериментальные работы, говорите, новый проект… Оно, конечно, было бы ничего, если бы не разные безобразия, встречающиеся на каждом шагу…

— Какие безобразия?

— Разные, говорю… Вот поработаете — увидите сами. Что ни шаг, то непорядок. То же самое касается и опытных работ. Все мудрят, мудрят! А в конечном итоге получается много неувязок, недоговоренностей…

— Позвольте, а как же на это смотрит директор?

Услышав слово «директор», Горшков сразу спохватился и, извиняясь, удалился из комнаты своей немного неуклюжей походкой.

Спустя некоторое время Крымов не спеша направился в Научно-исследовательский институт, где ему предстояло увидеть директора Константина Григорьевича Гремякина. Он прошел через проходную будку и очутился в парке. Широкая песчаная аллея вела к большому двухэтажному зданию.

В приемной Крымова приветливо встретила пожилая женщина с пышными седеющими волосами, секретарь директора.

— Нина Леонтьевна, — проговорила она, здороваясь.

Крымов уселся в кожаное кресло и принялся ждать.

Вдруг из кабинета директора послышался шум резко отодвигаемого стула и даже, как показалось Крымову, удары кулака по столу.

— Что там такое? — тревожно спросил он, кивая головой на массивную дверь, обитую черной клеенкой. — Директор сегодня, кажется, не в духе?

На лице секретаря директора появилось строгое выражение, говорившее о легком недоумении.

— Почему не в духе? Наоборот! Разве вы не слышите, как он бодро разговаривает?

— Слышу, — подтвердил Олег Николаевич. — Однако…

Но в это время дверь бесшумно распахнулась и на пороге появился Горшков. Крымов, к своему удивлению, заметил, что вид его нисколько не напоминает вид человека, которому только что пришлось пережить неприятность.

— Вот, — сказал Горшков, обращаясь к секретарю директора, — Константин Григорьевич просил передать вам для приказа. Тут благодарность за досрочное выполнение сборки по узлу Д-35.

— Ну что ж… поздравляю вас, Пантелеймон Евсеевич! — ответила Нина Леонтьевна, внимательно разглядывая врученную ей бумажку.

— А чего тут поздравлять, — проговорил тот. — Дело самое обычное… Если бы не безобразие с подачей деталей, то наряд был бы выполнен еще быстрее.

— Заходите, товарищ, — предложила Нина Леонтьевна, обращаясь к Крымову.

Олег Николаевич переступил порог и очутился в просторном кабинете, отделанном под мореный дуб.