– Мы до них не дошли, – честно признался я, – и полога нет ни в одной.

– Действительно, – пробормотала мама и приложилась еще раз к горлышку, – какое упущение.

– Элеонора! – повысил голос шокированный Вито. – Я не понимаю, как можно так легкомысленно относиться к этой ситуации. Ты попустительствуешь греховной связи! Это ненормально!

– Чего? Греховной? Ну пусть тогда поженятся. Я не возражаю.

– Элеонора, ты издеваешься? Два мужчины не могут создать семью, это против природы! Цель семьи – это рождение детей, иначе это не семья и не имеет права на существование!

– Вон оно что, Семеныч, – задумчиво произнесла мама, – хорошо, разводимся.

– Дорогая?!

– Ну а что, – мама задумчиво смотрела на мужа, – ты же сам сказал, что без детей нет семьи. Детей я тебе дать не могу, возраст не позволяет. Значит, наша семья не имеет права на существование. Разве не так?

– Элеонора, ты передергиваешь! Ты женщина, я мужчина, у нас есть дети, пусть и от других супругов…

– Тогда, следуя твоей логике, если мальчики заведут детей на стороне, то и их семья вполне себе нормальная.

Вито длинно выругался и выскочил за дверь.

– Какие мы нервные, – задумчиво заметила мама и зевнула. – Мальчики, шли бы вы погуляли, что ли. Перелет был длинный, я устала и хочу спать.

Гвидо, до этого момента все пытавшийся слиться с интерьером, отмер.

– Серж? – шепотом спросил он, когда увидел, как мама улеглась в кровать прямо в одежде.

– Пойдем, – я подтолкнул его к выходу. Нужно было еще довести до его сведения, что нас благословили.

– Я не понимаю, – как заведенный, твердил Гвидо почти всю дорогу до дома и продолжал допрос.

Сидя за рулем белого Land Cruiser Prado, я не мог связно отвечать по-английски на миллион вопросов, которые как горох сыпались из итальянца. От этого нервничал и боялся въехать кому-нибудь в корму. Почему-то мои немногословные заверения, что все хорошо, на Гвидо успокаивающего влияния не оказывали. Пришлось съехать на обочину и напрячь извилины.

– Все хорошо, понимаешь? Моя мама не против тебя, и Вито ей не указ.

– Он ее муж, – угрюмо сказал Гвидо и уставился в окно, – переубедит.

– Нет, мама не послушная домохозяйка и имеет свое мнение.

– Она была не слишком рада, когда увидела нас в одной постели.

– Конечно. Очень возмущалась тем, что мы именно в ее постели были. Понимаешь? Не тем, что мы были вместе, а только тем, что заняли ее комнату.

– Это очень мило с твоей стороны утешать меня. Но я помню, что был у тебя первым. Никакая мать не одобрит внезапную смену ориентации своего ребенка, – он посмотрел на меня и криво улыбнулся.

– Ну как тебе сказать, – я побарабанил пальцами по рулю, – когда мне было шестнадцать, я внезапно влюбился в новенького, который только перевелся в наш класс. Признаться не мог, страдал и думал, какой же я урод. Мама… Она поняла, что со мной что-то не так, и заставила признаться. Думал, что меня запрут дома, накажут, а то и лечить будут, а родители поддержали. Увезли на месяц подальше…

– А потом?

– Что потом?

– Как ты смог забыть первую любовь? – в глазах Гвидо застыло сочувствие, чего я терпеть не мог.

– Ну видишь ли, меня тогда змея укусила. Так вот, я думаю, что в змеином яде содержится универсальный антидот к разного рода любовям. Когда я вернулся в школу, все как рукой сняло, и потом я как-то больше на мальчиков не западал. Так что ты действительно у меня первый, с кем все так серьезно.

– О! – Гвидо был потрясен моим рассказом. – Не думал запатентовать это средство? – и прежде чем я оправился от потрясения, подмигнул.

Я фыркнул в ответ и вырулил на дорогу. Все же хотелось добраться до дома, а то от вчерашнего ужина в желудке не осталось даже воспоминания, а завтраком нас и не подумали накормить.

Дома Гвидо быстро приготовил нечто на основе пасты и потом утащил меня в кровать. Я чувствовал его неуверенность и опасения, что завтра все может измениться. Поэтому и секс в этот раз был пронзительно-нежным, как будто мы прощались навсегда. С этим я не мог согласиться. В конце концов, что бы там ни решили наши родители – пусть я в маме и не сомневался, но все же – терять едва найденное счастье было бы глупо. Насколько бы нашей любви ни хватило, я бы ни за что не хотел лишиться этого куска жизни и прожить в пустоте остаток дней. Потому что ничего ярче, горячей и пронзительнее мне никогда раньше испытывать не приходилось, даже в шестнадцать.

Я провел костяшками пальцев по его влажной коже, с удовольствием услышал судорожный вздох и ощутил под пальцами подергивание мышц – Гвидо ужасно боялся щекотки. Как можно добровольно лишиться вот этого?!

– Давай поженимся, – предложил я совершенно неожиданно для себя, и уже когда эти слова сорвались с губ, понял, что да, именно этого я и хочу: быть вместе.

Громкий визг, который прервался смачными шлепками, сменился обиженным ревом. Я пониже надвинул пляжную шляпу и съехал в шезлонге пониже. Как будто на небольшом частном пляже таким образом можно было спрятаться.

– Серж! Как отец этого чудовища ты должен принять меры! – мама приволокла пред мои светлые очи зареванную Ксению.

– Должен – приму, – сопротивляться все равно было бесполезно, мама проследит, чтобы карающая немезида в моем лице не манкировала обязанностями. – Ксения, что ты опять натворила?

– У-у-у-у!

– Отняла у брата машинку и закопала на берегу, – сдала ее бабушка.

Меня всегда напрягала эта показательность. Вот зачем вести ребенка к отцу, если сама уже отшлёпала и все объяснила? Создать видимость патриархата? Ну-ну!

– Я думаю, ты поняла, что так делать нельзя, и больше так не будешь, – стандартная, навязшая в зубах фраза, но она действовала на маму умиротворяюще. Дочь закивала головой, не переставая подвывать и выпячивать нижнюю губу.

– Серж! Что случилось? – Гвидо на мелководье учил плавать младших – Антонио, Филипп и Сальваторе с упоением били по воде ногами и руками.

– Все нормально! – ответил я и встал, нужно было срочно отвлекать дочь, а то она мастерица доводить себя до судорог. – Мы идем к вам!

Море ласково лизало мои ноги, пока я заходил в воду почти по пояс. Ксения уже забыла про все обиды и вовсю вертелась, предвкушая любимую игру.

– Папа! – она протянула руки к Гвидо.

– Иди ко мне, моя принцесса! – он перехватил эту маленькую обезьянку и прижал к себе. – Мальчики, на берег!

– Ну-у, – протестующе взвыли близнецы.

– Папа что сказал? – строго повторил Гвидо, и мальчишки поплелись к ожидавшей на берегу няне.

Я смотрел, как Гвидо играет с Ксюхой, и поражался. Мне казалось, что из всех детей он больше всех любил именно ее. Что было причиной, я не знал, спрашивать было неловко, но мне не нравилось, что он прощал ей все. Мальчишек, например, он держал в строгости. Они должны были слушаться беспрекословно.

– Мистер Ди Стефано, маленькой мисс пора обедать и спать, – напомнила няня-англичанка с берега. Папа Гвидо считал, что детей нужно учить языкам сызмальства и желательно привлекать носителей языка. С русским и итальянским проблем не было, а английский было решено доверить профессионалам.

– Сейчас, – Гвидо нехотя поставил Ксению рядом и повел на берег.

Я решил пока не вылезать. Живя у моря, поплавать удавалось не так часто – четверо детей, несмотря на няню, бабушку и дедушку, оставляли очень мало свободного времени.

– Вода отличная, – Гвидо догнал и поплыл рядом. На самом деле плыть тут было необязательно – песчаная отмель тянулась километра на полтора.

– Ага, – я поджал ноги и сел. В этом месте море намыло песка, и глубины было едва по пояс.

Гвидо пристроился рядом, покосившись на берег и убедившись, что отца поблизости не наблюдается.

– Ты ее совсем разбалуешь, – не удержался я от претензии.

– Она же девочка.