– Серж! – Гвидо взял меня за плечи и встряхнул. – Тебе было со мной так плохо?

Я зажмурился и помотал головой.

– Я просто развлечение на один день? Ты не хочешь повторять? Считаешь ту ночь ошибкой?

Я снова помотал головой.

– Серж! Пожалуйста, ответь. Я не хочу чувствовать себя ненужным.

– Пойдем, – я выпихнул его из комнаты, благо стояли рядом с дверью. – Иди. Туда!

– Не понимаю!

– Иди! В комнату. Туда! – я гнал Гвидо по коридору почти пинками. Проклятый языковой барьер! Но уж в мастерской все вопросы должны отпасть сами собой.

– Я не понимаю! – на пороге он обернулся и растерянно посмотрел мне в глаза.

Я разозлился и обеими руками толкнул Гвидо через порог, а затем с чувством выполненного долга вернулся в спальню. Совсем дураком я не был и примерно мог представить реакцию темпераментного итальянца на мою наскальную живопись, временами весьма откровенного и даже интимного характера. На память я не жаловался и кое у каких месяцев придал некоторым деталям дополнительный объем и колорит, а потому совершенно логично решил ждать моего натурщика на кровати. В мастерской из горизонтальных поверхностей был только пол, который не устраивал меня не только по санитарно-гигиеническим соображениям, но и по уровню комфортности тоже.

Я быстро достал из ящика в шкафу презервативы и смазку. Она, конечно, была немного просрочена, но что такое месяц после срока годности по сравнению с любимой попой? Все равно что проблемы садово-огородного товарищества по сравнению с мировой революцией! Да и сомневался я, что Гвидо будет так уж тщательно изучать дату выпуска, по моему скромному разумению в тот момент его будет волновать кое-что совершенно другое.

Немного поколебался: раздеться сразу или погодить? Решил на всякий случай избавиться от одежды и нырнул под одеяло. Оставалось ждать, когда блудный «котик» изволит оторваться от созерцания себя любимого во всех позах и ракурсах и изволит вернуться. Более наглядно признаться в любви и желании сложно придумать.

– Серж! – Гвидо ворвался в комнату совершенно очумевший. – Серж! – простонал он, увидев меня в постели.

На всякий случай я подтянул одеяло повыше: сверкавшие то ли страстью, то ли яростью глаза несколько пугали.

– Серж, Серж, – как заведенный повторял он, пытаясь дрожащими от нетерпения пальцами расстегнуть рубашку и снять брюки.

Я залюбовался представшим передо мной обнаженным телом. Он совершенно не стеснялся и, даже можно сказать, гордо демонстрировал свою эрекцию. Господи, сделай так, чтобы сегодня тоже не меня, а я! От внезапного приступа паники я непроизвольно зажмурился и пропустил момент, когда он забрался под одеяло. Навалился сверху, прижался стояком к моему животу.

– Се-ерж, – почти благоговейно выдохнул он и накрыл мои губы своими.

Все опасения отступили на второй план. Чистое, незамутненное сомнениями и страхами удовольствие накрыло с головой, заставляя теснее прижиматься к телу, тянуться за дарящей наслаждение рукой и с энтузиазмом отвечать на поцелуи.

– Лубрикант где? – на секунду оторвавшись от своего занятия спросил он.

– Здесь, – каким-то чужим, неподвластным мне голосом ответил я и полез под подушку.

– Повернись.

Ну вот, а так все хорошо начиналось. Решив не рефлексировать по этому поводу, послушно повернулся на живот: какая разница, раньше или позже, что-то подсказывало: вместе мы надолго.

Гвидо провел пальцами по хребту, вызвав неконтролируемую волну мурашек.

– Приподнимись, – под живот мне подсунули подушку, отчего задница бесстыдно выпятилась и разве что не умоляла: «Трахните меня».

Он снова что-то говорил по-итальянски, перемежая речь нежными поцелуями. Шея, лопатки, поясница… Легкий укус в правую полужопицу оказался внезапен, как звонок будильника в воскресенье и заставил застонать. Кажется, мне это понравилось.

Теплые ладони легли на обе половинки, слегка сжали и медленно развели их в стороны. Таких острых ощущений я не испытывал никогда! И начал непроизвольно дрожать, не от холода, нет. И не от страха.

– Серж, – Гвидо выдохнул мое имя почти в самую дырку, обдав горячим дыханием, и затем сразу же лизнул сжавшееся от неожиданности отверстие.

– Что ж ты делаешь, сука, – беспомощно простонал я, понимая, что еще чуть-чуть – и я кончу.

– Все хорошо? – забеспокоился он.

– Да! – рявкнул я, недовольный заминкой. – Сделай что-нибудь. Не могу больше!

Просить два раза Гвидо не пришлось. Скользкие пальцы, обильно смоченные клубничной смазкой, ловко ввинтились в мою девственную задницу. Немного холодно, немного непривычно, но терпимо.

– Ты точно уверен, что хочешь быть снизу?

Вот нашел время для вопросов! Нет! Совсем не уверен, но и что-то решать, совершать какие-то осмысленные действия я тоже был не в состоянии.

– Да, – отрывисто сказал я, отрезая все пути к отступлению.

Гвидо развернул меня лицом к себе и поцеловал со страстью, которую даже не пытался сдержать. Губы мгновенно заныли и даже почему-то онемели. Так что захотелось еще и еще целоваться, слиться, соединиться и больше никогда не разделяться с ним, стать сиамскими близнецами.

– Черт! – член у Гвидо был что надо, как раз нужного размера, чтобы разорвать мою задницу на бахрому. Отпихнуть его не получилось, слишком крепко держал. Пришлось вспоминать совет расслабиться. Увы, об удовольствии речи пока не шло. Оставалось терпеть и надеяться на аккуратность любовника. Вряд ли он заинтересован в нанесении мне тяжких телесных повреждений.

– Все, все, – бормотал Гвидо, – уже все. Все хорошо? – он замер, чуть отстранился и с тревогой вглядывался мне в лицо.

– Продолжай.

Но он не двигался, пережидал бунт моих внутренних мышц, недовольных вторжением совершенно постороннего члена.

Не знаю, сколько бы он так продержался, но мне надоело лежать и изображать бабочку на булавке. Дернул бедрами, показывая, что хватит уже бездействовать. Гвидо застонал, прижал меня к себе и, сминая наши губы в безумном поцелуе, сорвался на бешеный темп.

Наверное, все это продолжалось меньше минуты, затем движения стали хаотичными и какими-то рваными. Еще пару раз ворвавшись внутрь меня, Гвидо со стоном кончил. Я гладил его влажную от пота спину, ощущая как послеоргазменные судороги постепенно затихают. Что ж, первый опыт в такой позиции состоялся. Удовольствия, конечно, не получил, но и сказать, что было как-то нестерпимо больно, я тоже не мог. Иногда, когда член задевал простату, были даже намеки на возможный кайф в будущем, когда такого рода упражнения станут более привычными.

– Сейчас, сейчас, одну минуту, – прошептал Гвидо, скатываясь с меня и с трудом садясь в кровати.

Минет в его исполнении был великолепен, хотя пальцы в многострадальную мою задницу можно было бы и не совать. Я бы и без стимуляции простаты кончил за милую душу.

Гвидо облизнулся, убирая с губ остатки спермы и душераздирающее зевнул. Устал с дороги, наверное.

– Поспишь?

– А ты? – вернул он вопрос.

– Я бы тоже не отказался.

Одеяло отыскалось на полу. Недовольно бурча на пару, мы замотались в него и заснули обнявшись. Все деловые разговоры остались на потом. Лично меня вопросы бизнеса сейчас волновали в последнюю очередь, и подозреваю, что Гвидо бы со мной согласился.

Гвидо очень быстро освоился с ролью натурщика. Упустить такой момент и не пользоваться тем, что само шло в руки? Нет-нет-нет! Иначе бы я не был сыном своих родителей. Мой итальянец, не страдавший излишними комплексами и стеснительностью, быстро привык ходить дома без одежды, благо в квартире было тепло.

– Тебе не надоело? – задумчиво поинтересовался он как-то недели через две после нашего воссоединения, когда мы пили чай на кухне. Вернее, он пил кофе, а передо мной стояла чашка с остывшим чаем и я привычно водил карандашом по бумаге.

– Нет, – удивился я, не понимая, чем вызван вопрос. Потом подумал и решил, что Гвидо сомневается, что интерес с моей стороны продержится долго. – Нет. Ты красивый. Ты удивительный. Ты мне очень нравишься.