— Ой, доченька, это так давно было… Слова вроде бы знакомые, а мелодию я, кажется, и тогда не знала.

Но Петьку это не огорчало. Она сама придумывала мелодии ко всем песням в тетради. Они не запоминались, и каждый раз Петька пела по-новому. Но больше всего привлекали в тетради Петьку не песни, а рисунки. Рисунков было много. Что и говорить, мамина подруга тётя Нина была настоящей художницей.

На самой первой страничке были нарисованы мальчик и девочка. Они стояли по разные стороны гигантской (совсем как Камень в Петькином дворе) ракушки-рапана. Девочка прислонилась к ракушке спиной и заплетала косу. А мальчишка (с пушистой белой головой, как у Олежки) лёг на ракушку пузом, растопырив руки, будто хотел её обнять. Рот его был смешно округлён. От удивления, что ракушка такая большая. Или что в ней поёт море. На верхушке раковины-громады сидела кошка и умывалась. Рисунок был очень четкий, детальный, как фотография. Каждый волосок вырисован у мальчишки, каждый узор на девочкином платье. И травинки, и камушки… Много было рисунков в тетради: сказочные города, влюблённые пары, быстроногие олени… Было четыре больших портрета. Самый любимый — мамин. На весь лист — молодое мамино лицо. Полуулыбка, взгляд насмешливый, брови вразлёт. Мама здесь чуть старше Иринки. И не скажешь, что МАМА.

Ещё был суровый моряк в порванной тельняшке. Девочка в панамке (закусила пухлую нижнюю губу и куда-то тянется рукой, и Петьке казалось, что девочка гладит дельфина). Был портрет Ихтиандра из кинофильма «Человек-амфибия». Петька в который раз подумала, что Ихтиандр похож на Денька, такой же узколицый, смуглый, с острыми скулами. Петька улыбнулась. Как хорошо всё вчера закончилась! Теперь Денёк тоже будет Бродягой Заколдованного леса. Надо попросить Ленкину маму и ему сшить плащ. И тогда можно будет устроить настоящее посвящение в Бродяги! Как раньше посвящали в рыцари. Как хорошо, что Денёк оказался ни в чем не виноват, что он такой честный и добрый, настоящий друг, что однажды Петька забрела в Лавровый переулок!

Петька захлопнула тетрадь и огляделась. В Хижине был порядок, устроенный и поддерживаемый Ленкой. Но Петьке так хорошо было здесь среди тишины и уютных знакомых вещей, что захотелось сделать что-нибудь полезное.

Она замурлыкала песенку из старой тетради, стала расставлять «по росту» книги на этажерке. Потом вытрясла половики, подмела пол самодельным веником. Полюбовалась своей работой и решила сходить за Ленкой. Эх, вот бы устроить сигнальную систему, как в «Тимуре и его команде»! Крутанул штурвал, и все Бродяги в сборе, не надо ни за кем бежать!

От порога Петька ещё раз оглядела Хижину. Ласковая радость прокатилась по Петьке, будто солнечный ливень. Как здорово в Хижине! Какая она уютная, родная! И как хорошо, что она есть! Что можно прибежать сюда, когда дома становится неуютно или когда хочется побыть одной! Как замечательно собираться здесь всем вместе, зажигать свечку, рассказывать страшные истории про далёкие миры и придумывать сказки, в которые они будут играть. В Хижине не хочется ссориться, и быть злым не хочется. Петька от избытка чувств широко качнула колокольчик, висящий у двери, и побежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Солнце припекало уже вовсю, время шло к полудню, и Петька знала, что дома ей попадёт за то, что убежала до завтрака, никого не предупредив, но даже это не испортило ей настроение. Пробегая через двор, она потрепала за уши дворовую собаку Найду, подобрала по дороге блестящую гайку, кивнула весело Морюшкину, сидящему на железной горке.

— Петь! Петя, подожди! — окликнул её Морюшкин.

— Чего тебе?

— Петь, там Лёшка ваш… С Алёнкой разбирается.

— Че-его?

— Ну, за то… за шалаш.

— Где?!

— У ручья… Петь, подожди!

Но Петька ждать не стала. Ну, Летите! С Алёнкой разбираться! С такой маленькой! Вот бессовестный! Ну, Петька ему даст!

Петькино знакомство с Лёшкой Ахмеджановым началось с драки. Было это сто лет назад, ещё до школы. Весёлая Петька прыгала в новых валенках по снегу и смотрела, какие следы остаются. Прыгала она по-разному: с места, с разбега, как зайцы и как олени. До тех пор, пока чуть не сбила с ног угрюмого незнакомого мальчишку в стареньком, но аккуратном и чистеньком тулупчике, с огромным красным шарфом на шее (сразу видно, одевала мальчика заботливая мама).

— Куда прёшь? — огрызнулся мальчишка тонким голоском. Петька застыла на месте от такого напора. В их дворе задиристых не было. А этот вообще нездешний! Но Петьке ссориться не хотелось. Она заглянула в мальчишкино лицо и увидела, что глаза у него мокрые. Совсем недавно плакал незнакомый мальчишка.

— Ты плакал, да? — участливо спросила Петька.

— А тебе-то что?

— Бедненький! — пожалела его Петька.

— Сама ты бедненькая! — вдруг закричал мальчишка. — Как вот врежу сейчас.

Этого Петькина гордость стерпеть не смогла. Без лишних разговоров Петька ударила мальчишку в плечо. И тут же они, сцепившись, покатились по снегу. Чем бы всё закончилось, неизвестно, если бы из Лёшкиного кармана не выпала пачка этикеток от лимонадных бутылок. Этикетки были новенькие, хрустящие и пахли, как новые книжки. Такие бы подошли для разных игр, которые они устраивали с Олежкой и Генчиком!

— Ух, ты! — выдохнула Петька. — Где взял?

— Где надо, там и взял.

Петька рассердилась:

— Ну, чего ты такой противный? Я же с тобой по-хорошему!

— Да-а… — вдруг жалобно протянул мальчишка. — У тебя бы собаку отобрали…

И он рассказал, что раньше они жили в своём доме, у вокзала, и был у него, у Лёшки, верный пёс Пират. Но недавно папе дали квартиру в Директорском, и старый дом решили продать.

— А Пират? — спросила Петька, сама мечтавшая о собаке.

Они говорят: «Ты не понимаешь, это дворовый пёс, он в квартире жить не сможет…» А он везде сможет, если со мной!

— Они — это родители?

— Ну да.

— Пошли! — решительно дёрнула его за руку Петька.

— Куда?

— К твоим родителям. Им надо объяснить, что собак бросать нельзя.

— Да объяснял я, — устало и горько сказал Лешка. — Всё бесполезно. Папу не переубедишь. Он уже продал его вместе с домом. Говорит: «Он к конуре привык, пусть там и живёт. Нам он зачем в квартире, никакой пользы. А здесь он на свежем воздухе, ему хорошо будет, в своём дворе». А я вчера к воротам подошёл, Пират воет. И я ничем помочь не могу.

Петька тоже не могла, но её готовность Лёшка оценил. Они подружились. Лёшка сказал, что его отец работает на газ-заводе. Волшебные слова «газ-завод» означали завод, где делают газированную воду. Это было одноэтажное серое здание за высоким забором на берегу Ямолги. Лёшка в тот же день повёл туда Петьку — «пить газировку». Они смотрели, как выстраиваются в ряды на конвейере зелёные бутылки, как едут под мойкой, как наполняются шипучей душистой водой, как потом железная рука запечатывает их крышками. Они брали с конвейера прохладные мокрые бутылки без крышек, выпивали, бегом несли их к началу конвейера и снова и снова сопровождали их по всему пути. Лёшку здесь все знали.

— Лёш, и что, даже платить не надо? — восхищённо спросила Петька.

— He-а! Вообще-то я иногда помогаю… штампы на этикетки ставлю, бутылки составляю.

— А можно, я тоже?

— Ну… можно, наверное.

Они проторчали на заводике целый день, а назавтра пришли уже вчетвером — с Олежкой и Генкой. Девять женщин, работавших под началом Лёшкиного отца, давали им несложные задания, угощали газировкой, благодарили за помощь. Лёшка прикипел душой к спокойному, немногословному Генчику, и скоро они стали неразлучны.

Петька нашла Лёшку и Алёнку у ручья, в Заколдованном лесу, как и говорил Морюшкин. Алёнка прижала к себе маленькую плюшевую собачку, глаза её подозрительно блестели. Петька подошла, не здороваясь, села рядом с Алёнкой на скамейку. Лёшка, что-то говоривший, сбился. Смутился и подтолкнул Алёнку: