Идти оказалось охренительно тяжело. Чертов ранец давил на плечи, пригибая к земле и норовя сплющить позвоночник. Пока добрался до выхода, а идти пришлось с учетом расположения видеокамер, взмок так, что буквально текло в трусы. В шлюзовой камере вышла заминка, и я испугался, что все, отбегался, что вся затея летит к чертям собачьим, но гидравлика после некоторой задумчивости все же решила выпустить меня наружу.

Поверхность астероида возле базы была залита ярким искусственным светом. Если бы не стекло-хамелеон, глазам пришлось бы плохо, а так понадобилось не больше нескольких секунд, чтобы перестать чувствовать себя слепым кротом. Я поежился, ощущая себя, как таракан, выползший из щели на покрытый хлебными крошками стол и застуканный человеком, внезапно включившим свет. Меня было отлично видно отовсюду. Шлем глушил звуки, но я был уверен, что сигнальная сирена не молчит, что команда охраны, чертыхаясь, напяливает дежурные скафандры и вот-вот пустится в погоню… До границы зоны искусственной гравитации оставалось полтора десятка метров, когда меня начали окружать. Экипировка у преследователей была на порядок легче моей. Я попытался мужественно пробежать последние несколько метров. Теоретически там, где начиналось поле естественного тяготения астероида, можно было врубить реактивную тягу и стартануть с поверхности в открытый космос. Конечно, поступок сам по себе самоубийственный, но от такого психа, как я, вполне ожидаемый.

Скрутили меня буквально в паре шагов от заветной цели. Если бы нападавших было меньше, шансы, пожалуй, бы были пятьдесят на пятьдесят, а так тупо взяли количеством и, особо не заморачиваясь, отправили сразу на скрейловский корабль. И я вздохнул почти с облегчением, когда остался один на один с муженьком. Почти по одной простой причине – предстояли разборки, и не факт, что он примет во внимание мои оправдания.

Он сдирал с меня скафандр, очень эмоционально выражаясь, переходя порой на крик. К сожалению и к счастью, язык я так и не выучил и потому мог с чистой совестью не обращать внимание на шум, вяло шевеля руками и ногами – вроде как помогая выколупывать себя из скафандра. Побег меня вымотал, не думал, что окажется настолько тяжело. Несколько месяцев без нормальных тренировок – и все, огрузнул, обленился, чуть не жиром заплыл.

– Ты сумасшедший, – наконец, скрейл перешел на понятный язык, – зачем ты устроил побег?! Эти вояки тебя чуть не убили, понимаешь?!

– Да не убили бы, – отмахнулся я, – зачем им дипломатические неприятности.

– Или ты не хотел возвращаться? – он отшатнулся от меня, продолжая удерживать за плечи. – Наверное, ты прав. Мы слишком разные…

– Эй, ты чего? – я искренне удивился горечи в его голосе. – Мы же договорились: разведка, потом…

– Никакого «потом» не будет.

– Совет испугался и решил пойти на попятный?

– Нет. Я решил. Мы что-нибудь придумаем.

– Ага, что ж вы столько лет думали и все без толку? Ладно, в принципе, я догадывался, что так и будет. Хорошо, что принял собственные меры.

– О чем ты?

– Хм, а разрешение на взлет у нас есть?

– Последние минуты перед стартом, пилот сверяет маршрут. Нам, кстати, надо занять кресла и пристегнуться. Жаль, что придется тащить этот хлам с собой, – скрейл недовольно пнул скафандр.

– Ну уж нет! Вот этого совсем не жаль! Я даже рассчитываю, что он окажется в музее. Есть у вашей расы музеи?

– Твои шутки…

– Какие шутки! – я от души пнул ранец, крышка откинулась, и на светлый пол выкатились несколько камушков тускло-серого цвета.

– Не может быть, – скрейл наклонился и взял один из них в руки.

– Займите места, взлетаем! – в рубку влетел еще один скрейл. – Что это за мусор?

– Это не мусор. Прижми силовым полем на время полета, – Ай-Лау кинул камушек к остальным и подтащил меня к креслу, больше похожему на кушетку. – Ты ненормальный. Какой же ты ненормальный!

– Пристегнитесь! – рявкнул пилот, и корабль дернулся.

Мы со скрейлом упали на кресло вдвоем, и я, недолго думая, пристегнул нас обоих. Он не возражал. Только странно смотрел и гладил по щеке.

– Сумасшедший. Сколько его там?

– Не знаю, – я уткнулся ему куда-то в ключицу, – килограммов около двадцати, наверное.

Пилот издал какой-то невнятный возглас.

– Они же догадаются!

– Кто? Я честно положил вместо годония пустую породу, внешне довольно похожую на него. Пока суд да дело, понять, когда пропал ценный продукт, будет уже невозможно. Владелец очень жадный, и видео с камер хранится только трое суток, мощностей не хватает.

– Ты сумасшедший…

– Нет, – я не мог согласиться с такой характеристикой, – я все продумал и очень верил в тебя, что поддержишь игру. И вообще я жить хочу, капсулы…

– Нет никаких капсул.

– Нет?! Ты меня обманул? Зачем?

Скрейл вместо ответа прикрыл глаза и долго-долго молчал.

– Не хотел, чтобы ты на самом деле сбежал, – наконец ответил он, когда слова уже были и не нужны.

Меня разобрал смех от переполнявшего облегчения и какой-то детской радости.

– Куда я денусь!

– Следует ли понимать эти слова как согласие и далее оставаться в браке со мной?

Мне стало несколько не по себе, и я уже не так уверенно ответил:

– Ну да, если и ты не против.

– Очень сильно не против, ты даже не представляешь, насколько не против, – пробормотал скрейл и неожиданно прижался губами к моим, – я знаю, что людям нравится целоваться, я научусь, правда научусь и все про физиологию выучу, уже почти выучил! У вас принято по именам обращаться, я Риен.

И что-то мне так хорошо стало от этих слов, таким теплом как будто окатило, но тут я случайно взглянул на нашего пилота, который смотрел на все это настолько ошарашенно, что меня разобрал смех, и я прижался еще ближе к мужу. Делать этого все-таки не стоило, под тонкой тканью полетного комбинезона нервно бился скрейлов член…

– А что, земные мужчины все такие темпераментные? – как бы невзначай поинтересовался пилот, успевший принять привычно невозмутимый вид после нашего представления.

А что делать? Лично мне было совершенно по барабану, сколько у нас зрителей, да и муженьку, в общем-то, тоже. Он только раз рявкнул на пилота, чтобы, значит, своим делом занимался, но тот все равно время от времени пялился.

– Не знаю, – буркнул Риен, – у меня такой.

– Да, мы очень любвеобильные и страстные, – ляпнул я, находясь все еще в эйфории от близкого общения.

Пилот замолчал, а я, взглянув на его задумчивое, очень-очень задумчивое лицо, испугался: а не подставил ли я часом всех наших мужиков?!

Конец.