Вот спасибо, дорогой!

– Давайте посмотрим, – доктор достал перчатки и махнул рукой в сторону кресла, – раздевайтесь и устраивайтесь.

Деваться было некуда. Отказ от осмотра мог вызвать кучу ненужных, а главное, неудобных вопросов.

– Поближе ко мне, пожалуйста, – попросил док, подходя ближе. – Да-да, ноги вот сюда.

Пришлось двигаться по холодному материалу кресла, к которому уже успела прилипнуть спина. Выставлять на обозрение пострадавшее место.

Пальцы в перчатке надавили на звездочку ануса, проникли внутрь. Омерзительно! Закрыл бы глаза, чтобы не видеть происходящего в кабинете, и заткнул бы и уши, да кто его знает, как воспримет такое выражение неуважения муженек. В задницу что-то пихали. Сначала тонкий гибкий провод, затем что-то холодное и большое, оно раздвигало стенки, делая не больно, но очень неприятно.

– М-м, никакого криминала не вижу, – комментировал врач, – ровные неповрежденные стеночки. Слизистая в порядке. Вы были очень осторожны с супругом, должно быть, он просто с непривычки испугался. Хорошая рабочая попка, – вынес вердикт эскулап, – можете пользовать!

Муженек появился в поле зрения внезапно, и его вид не предвещал ничего хорошего. Моей попке, блять.

– Я думаю, мы не будем откладывать, – ровно сообщил он, но глаза выдавали желание убить, – времени у нас не так много. Вы же не против?

Доктор оказался сообразительным и деликатным малым и при сеансе супружеских отношений присутствовать не пожелал.

Не успел я два раза выдохнуть, как муженек пристроился к моей несчастной заднице, и скажу честно: все медицинские железки ни в какое сравнение не шли с той штукой, которая ввинчивалась мне в кишки. Не знаю, с чем это можно сравнить, когда что-то довольно крупное, немного шершавое самопроизвольно заползает в тебя, тычется в разные стороны, извивается и ползет дальше, становясь все больше по мере продвижения.

Я сглотнул и посмотрел на стоящего неподвижно между моих ног скрейла. Его член сам делал что-то у меня внутри. Физиология, мать его! И какое удовольствие он находит вот в этом? Зачем, за каким чертом я понадобился ему в виде супруга? Неужели нельзя было найти другого соплеменника, с подходящей анатомией?

Та штука, которая ползала внутри, внезапно стала еще больше. От нее распространилось легкое покалывание, как будто скрейлочлен был весь в ворсинках, и они встали дыбом.

– Сейчас, – произнес муж отстраненно.

И «сейчас» наступило армагеддоном местного масштаба, чудовищной по своей силе болью, когда внутренности сжигает концентрированная кислота. Она проедала кишки и заставляла орать, срывая голос. Вроде бы прибежали врачи, белые халаты я еще видел на периферии угасающего сознания, а потом отключился, соскользнув в блаженное ничто.

Очнулся в палате. Живой. Судя по общему состоянию, напичканный обезболивающими по самые уши. Пошевелил руками, ногами – двигаются. Повернул голову, на соседней кровати спал скрейл в черной своей хламиде. Поди разбери, муж это или чужой, просто охранник. В горле першило, как будто я брел по пустыне неделю, на мгновение показалось, что даже песок на зубах хрустит. Мои шевеления разбудили спящего.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, и по голосу стало ясно – муж.

– Пить, – просипел я, разговаривать в таком состоянии невозможно, хотя вопросов накопилось изрядно.

К губам прижался край стакана, и я с наслаждением напился тепловатой, пахнущей лекарствами воды.

– Пока не понял, как себя чувствую, – сказал я чистую правду, он кивнул в ответ, видимо, понимал, почему. – Что это вообще было?

– Разница физиологий. Ты не выпил антидот, а я разозлился и забыл.

– Черт! Теперь буду всегда пить.

– Теперь нет необходимости. Тебе вживили имплантат, он стоек к секрету моих желез, а по свойствам и чувствительности ничем не уступает твоей родной части тела.

Пока я пытался осознать информацию, пришел врач и за осмотром подтвердил все, что только что сказал муженек, добавив, что по инициативе медиков имплантат с подобными же свойствами мне вживили и в горло, защитив слизистую от неприятных сюрпризов.

– Так что теперь свою супружескую жизнь вы можете ничем не ограничивать, – обрадовал меня доктор.

– А если в желудок попадет? – с последней надеждой спросил я и узнал, что теперь могу совершенно спокойно переваривать гвозди и мышьяк, но что-то мне подсказывало, что вряд ли это станет моей излюбленной диетой.

Повисшая тишина была вязкой. Нарушать ее не хотелось из боязни увязнуть в ней или в бессмысленных и беспомощных барахтаньях, пытаясь выбраться на твердую почву. Какая к чертям в наших отношениях может быть вообще основа, когда я даже имени муженька не знаю?

– Как мне тебя называть? – не выдержал я.

– Ай-Лау.

– Очень приятно, а меня зовут…

– Линн-Лау.

– Джейк, – по инерции закончил я. – Мне что, и имя поменяли?

– Ты обращаешься ко мне как к старшему, я могу называть тебя как угодно, но предпочтительнее все же не отступать от традиций. «Младший» не вызовет вопросов и сразу покажет твой статус.

– У вас такое статусное общество? – по большому счету про скрейлов я не знал почти ничего. Злила сама ситуация, но на все это я подписался сам, винить некого, и как говорил мой бывший командир: пока ты жив, ищи выход, сдохнуть всегда успеешь.

– У нас статусное общество, – скрейл выделил слово «нас», – ты теперь принадлежишь к нему.

– Слушай, объясни по-простому: зачем я тебе сдался? Одна морока же.

– Ты убил моего жениха и лишил возможности занять значимый пост и впоследствии права на размножение. Я просил Совет разрешить замену в надежде хотя бы не выпасть из иерархии и остаться в сообществе.

Про размножение мне не понравилось. Снова всколыхнулись былые страхи, что придется рожать. Как-то все это плохо укладывалось в моей бедной голове. Книжек, что ли, попросить, чтобы хоть немного разобраться в ситуации?

– Размножение…

– До него еще далеко, потому что мы только вступили на этот путь. Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, то я бы предпочел вернуться домой. Медики уверяют, что сделали все возможное.

Пришлось сознаться, что состояние – средней паршивости, но лежать мне совершенно все равно где. Я действительно не видел разницы между койкой и белыми стенами здесь и кроватью в спальне там. Из развлечений все равно предполагался только муж.

– Хорошо, тогда я распоряжусь, – он натянул на голову капюшон от черной хламиды, которая напоминала плащ-палатку из старых хроник о войне, и вышел.

Все было странно и непонятно. Чего ожидать от будущего, тоже неясно, но я жив, и это вселяло надежду, что останусь живым и дальше.

– Одевайся, – мне кинули на постель такую же черную штуку с капюшоном.

Я накинул ее поверх больничной одежды и, не удержавшись, спросил, зачем, мол.

– Ты теперь один из нас.

– Это просто мода? – я застегнул плотную и грубоватую ткань под горлом.

– Нет. Солнечная радиация может нанести вред коже. И еще ваши женщины неадекватны.

Насчет адекватности земных женщин я мог и согласиться. Скрейлов можно было назвать образчиками мужской красоты, насколько я мог судить по тем экземплярам, которых удалось увидеть. Действительно, прыткие дамочки в желании заполучить себе такого самца запросто могли перейти границы разумного. Я живо представил себе несчастного скрейла, который не может отбиться от настойчивой поклонницы, и едва не рассмеялся.

– Готов?

Я кивнул, шагнул к двери, пошатнувшись от слабости, и был пойман сильной рукой мужа. До самого выхода из дверей клиники он так и держал меня за локоть, не позволяя упасть.

Дома я кое-как дополз до кровати, оставив мысль о душе как о несбыточной мечте. Просить кого-либо помочь было унизительно, еще слишком свежи были в памяти воспоминания и стыд за беспомощность.

– Отдыхай. Я буду рядом.

Муж вернулся в комнату в легких домашних брюках и майке, вызвав во мне чувство острой зависти: как бы я ни работал в спортзале, таких мышц добиться никогда не удавалось. Кстати, надо бы возобновить тренировки, а то тело постепенно превращается в желе. Сначала тюрьма, потом замужняя жизнь. Какая только ерунда не лезет в голову от усталости.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: