В своей резолюции шахтеры выразили протест против Временного правительства, осудили предательскую политику меньшевиков и эсеров. В этот день, 1 сентября 1917 года, шахтеры Челябинских копей прекратили работу.
А через неделю, 8 сентября, под руководством большевиков на копях снова состоялся десятитысячный митинг. Участники митинга приняли резолюцию:
«Решительно прекратить всякие колебания в деле организации власти; не допускать к власти кадетов…; отменить исключительные полномочия Временного правительства и его безответственность, создать власть из революционного пролетариата и трудящегося крестьянства…»
Шахтеры требовали немедленной отмены собственности на помещичью землю без выкупа, введение рабочего контроля над производством и распределением, национализации важнейших отраслей промышленности, заключения между воюющими державами демократического мира.
Собравшиеся единогласно голосовали за большевистскую резолюцию. Это явилось ярким подтверждением возросшего влияния большевиков на массы.
В сентябре 1917 года собрание войскового круга оренбургского казачества избрало атаманом и главой казачьего войскового правительства полковника Дутова. Опираясь на кулацкую часть казачества и офицерство, Дутов повел среди казаков контрреволюционную агитацию. Все наглее становились кулаки станицы Тугайкульской, на землях которой раскинулись копи. Атаман Федоров поддерживал постоянную связь с троицким казачьим атаманом Токаревым.
На копях распространились слухи, что большевики заберут у казаков землю. Трудовых казаков провоцировали на выступления против шахтеров. Вот что писал в газете «Союзная мысль» фельдшер Ашанинских копей:
«Пишу об угольных копях Урало-Кавказского акционерного общества, расположенного при поселке Тугайкуль… Мяса купить здесь негде. Каждый рабочий по силе возможности обзавелся коровкой, молоком которой и питается все семейство рабочего. Казаки пошли явно против рабочих. Они категорически отказывают в пастбище скота рабочих, требуя необыкновенную плату. С каждой головы скота по три рубля, а с солдатки со скидкой, то есть два рубля. Казаки в ночное время пасут своих лошадей вокруг жилья рабочих. Поступок этот явно доказывает, что казаки желают, чтобы скот рабочих голодал, впоследствии чего может быть валеж скота, а еще хуже может вспыхнуть эпидемия.
Казаки организовали поселковый комитет с наименованием «Общественная безопасность», который и сделал постановление… на свободную гонку опьяняющих напитков».
Утром 29 сентября на копях разнеслась неожиданная весть: казаки запретили шахтерам выпас скота на близлежащих пастбищах. Загудели, заволновались копи. Срочно собрался Совет рабочих депутатов, на заседание которого пришли все коммунисты поселка. Пригласили войскового штейгеря Оренбургского казачьего войска Губарева.
— Казаки являются собственниками этой земли, — заявил он, — и имеют право пользоваться всеми ее дарами по своему усмотрению.
Но Губарев не сказал шахтерам, что «занятая территория под разработки имеет 3309 квадратных десятин, из этого числа 349 десятин скуплено под выпас скота акционерного общества и рабочих».
Шахтеры направили делегатом к Витвицкому Леонида Горшкова.
Среди других руководителей акционерного общества Витвицкий отличался гуманным отношением к рабочим. Шахтерам было известно, что еще будучи студентом, он был осужден царским правительством к десяти годам каторжных работ.
— Сумеешь поговорить с Витвицким? — спросил Голубцов. — Дело не шуточное, откажут акционеры — начнется падеж.
— Попытаюсь, — усмехнулся Леонид. — Вообще-то с хозяевами я больше через палку разговариваю, но раз Совет решил…
— Палка, товарищ Горшков, о двух концах, — строго предупредил Евстигней Егоров. — Запомни это.
В дверях Совета Леонид столкнулся с шахтерами-казаками Васей Климовым и Захаром Костылевым.
— Сход станичники завтра собирают. Рекрутов в казачье войско будут набирать, — выпалили они. — Самогон варят.
Горшков тут же вернулся в Совет, позвав с собой товарищей.
— Дело серьезное, — задумчиво сказал Голубцов, выслушав их.
— Надо кому-то побывать, товарищи, на сходке, — обратился Егор к депутатам Совета, — призвать станичников к дружбе и солидарности с шахтерами. Разъяснить, что не о войне думают большевики, а о мире.
Взгляды всех невольно остановились на Никите Ряшине и Иване Стряпунине. Недавно они выступили на казачьей сходке. А вечером казаки подкараулили их и жестоко избили.
— Я пойду, — поднялся казначей Совета печник Максим Семенов. — Капля горы ломит. Поймут же когда-нибудь казаки, что с добром к ним идем.
— Будь осторожен, Максим, — сказал Голубцов. — На провокационные выходки казачьих богатеев не отвечай, но держись твердо.
А Вася Климов и Захар Костылев вместе с Леонидом Горшковым шли в это время по улице Тугайкульской станицы. Навстречу то и дело попадались пьяные казаки, провожавшие молодых парней недобрыми взглядами.
У кабачка, придерживая одной рукой кавалерийский карабин, стоял подвыпивший Шелехов. Увидев парней, он вскинул карабин и закричал:
— Это зачем еще приплелся, шахтер? А ну, проваливай с поселка, не то порешу.
Леонид быстро выдернул наган из кармана. Черные глаза сверкнули ненавистью.
— Ну, кто кого! Моя пуля промаху не даст.
— Дождешься, Ленька, доберемся до тебя, — прошипел Шелехов. — А вы, — злобно сузив глаза, кивнул он в сторону Климова и Костылева, — попомните свое иудово предательство. Особый с вами разговор будет по казачьим законам.
Он плюнул в сторону и пошел прочь.
Друзья попрощались, и Леонид вернулся в шахтерский поселок, а Климов и Костылев, минуя правление, пошли к Заломову.
— Знаешь, где хранится самогонный аппарат у твоего дяди? — спросил Захар Костылев.
Вася утвердительно кивнул.
— А потом и по другим самогонщикам пройдемся. Пусть знают наших.
Заломова не было дома. Вася уверенно повел товарища к бане, на огород. Через несколько минут самогонный аппарат был уничтожен.
В этот же день поломали они аппараты у казаков Курочкина, Шелехова. А вечером на берегу Тугайкульского озера, где собралась шахтерская молодежь, Климов и Костылев подошли к Горшкову. Леонид радостно сообщил товарищам, что Витвицкий с готовностью помог шахтерам: выпас скота разрешен.
— Знаешь, Леня, мы самогонные аппараты у кулачья разломали, — прервал Леонида Вася Климов.
— Вот это зря, — ответил Горшков. — Так казаков правде не научишь.
На полянке у берега парни и девчата лихо отплясывали кадриль. А вот и Клава. Девушка помахала Леониду рукой:
— Ладно, ребята, — засмеялся Леонид. — Меня зовут.
Не знал он, что видит своих товарищей последний раз. Иначе не пошел бы с берега, не стал бы прогуливаться с Клавой по опушке березняка, вдали от веселящейся молодежи. Не видел он, что на берег озера явился старший милиционер казачьего поселка и предъявил Васе и Захару обвинение в краже денег у Заломова. Это была провокация.
Члены станичного правления под руководством комитетчиков «Общественной безопасности» Ф. Г. Сорокина и И. И. Федорова в присутствии 63 казаков вынесли приговор Климову и Костылеву: за нарушение казацких законов — смерть.
Упорно сопротивлялись молодые казаки, но силы были неравны. Их связали и стали избивать досками с гвоздями. Стоны и крики слышали на улице многие, проходившие мимо. Услышал их и Максим Семенов. Когда он ворвался в помещение, Костылев и Климов были уже мертвы.
— На каком основании устроили самосуд над нашими шахтерами? — гневно спросил он.
— Они — казаки, мы их и присудили к смерти, — шагнул к нему Федоров. — А если и ты будешь ерепениться — убьем, как муху.
Накинув петли на шеи трупов, казаки потащили их в сарай.
«Надо срочно сообщить в Совет», — решил Максим, выбегая из правления.
— Порешить убийц! — гремел Леонид Горшков. — Кто пойдет со мной? Оружие у кого есть?