Джимми откидывает свои длинные до плеч, белокурые волосы назад и подмигивает, хватая пиво.

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Он долговязый и безобидный, ему где-то около тридцати пяти. Фу!

Но больше всего мне никогда не нравился Хейз. Ему около сорока, худощавый и жилистый, с взъерошенными темно-русыми волосами и красным лицом. Несколько раз я приносила им пиво или пиццу, которую доставляли к нам, его темные глаза смотрели на меня с хищным блеском, пока он сидел в кожаном кресле, положив свою левую ногу на колено другой ноги. Я всегда старалась держаться от него на расстоянии, и даже сейчас остаюсь в стороне, протягивая ему пиво, и нетерпеливо говорю: «Вот».

Но он не просто забирает его у меня, а хватает меня за руку, дернув к себе и усадив на колени. Кресло закручивается от моего приземления, но он крепко обхватывает меня за талию и смеется.

— Черт, ты мне напоминаешь мою бабу, прежде чем она забеременела и потолстела, — говорит он. — Эта сумасшедшая дура перестала следить за собой после того, как произвела на свет это подобие сына.

Он начинает скользить рукой вверх по моей рубашке, я визжу от возмущения, колотя ногами по полу и пытаясь оттолкнуть его, чтобы освободиться.

— Отпусти меня! Уолт убьет тебя!

Джимми тихо посмеивается, попивая пиво маленькими глотками и смотря на нас остекленевшими глазами.

— Он ни черта не сделает, — говорит Хейз, сжимая рукой мою грудь и наматывая мои волосы на кулак другой рукой. — Все это время я тосковал по огненным волосам на женском лобке. Такими же, как у Бренны.

Желчь подкатывает к моему горлу, когда он начинает тяжело сопеть, и что-то твердое упирается в мои ягодицы. Это что, его... О боже! Я ударяю его ногой по лодыжке, потом еще раз другой ногой, царапаю ему руки. Ничего не помогает, я не могу от него освободиться.

— Гребная сука! — кричит он, сильно дергая меня за волосы и вынуждая меня закричать. — Не дергайся, маленькая задира. Я просто хочу попробовать на вкус.

Слезы катятся из моих глаз, и я рыдаю, пока он расстегивает мой бюстгальтер и хватает меня за грудь своими грубыми пальцами. Это не случится. Это не произойдет.

В дверь влетает Уолт, его обычное бесстрастное лицо превращается в маску ярости, он моментально вырывает меня из лап Хейза.

— Какого хрена, Хейз! Она еще ребенок.

Хейз поправляет свой член в брюках и поднимает упавшее пиво на ковер. Открыв его, он пожимает плечами и вытирает вылившуюся пену о свои джинсы.

— Она возбудила меня, стоя там вся такая дерзкая.

Выпихивая меня в дверь нашей квартиры, Уолт бормочет:

— Пойди, покорми Амелию... И никогда не входи сюда. Никогда.

Амелии потребуется ее булочка. Я заминаюсь, пытаясь застегнуть крючки на лифчике, прежде чем иду в ее комнату.

— Ей, бл*дь, всего лишь двенадцать лет, ты, извращенный сукин сын! — кричит Уолт.

— Будь осторожен в своих выражениях. Не забывай от кого ты зависишь, — парирует Хейз, угрожающим тоном.

Прижав к себе напряженную Амелию, я несу ее в свою комнату, напевая, чтобы успокоить. Мое тело подрагивает от пережитого, я подхожу к окну и смотрю вниз. Мой взгляд останавливается на пожарной лестнице, я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться, и продолжаю дышать, раньше мне это помогало. Мое сердце колотиться, как бешеное, и взгляд опять останавливается на лестнице. Голоса Хейза и Уолта становятся более тихими, но я по-прежнему слышу, о чем говорят, ведь они забыли закрыть за мной дверь.

— Я не шучу, Хейз. Держи свои проклятые руки при себе.

— Тогда тебе лучше найти другой способ оказаться мне полезным, потому что сейчас она твой лучший актив.

— У меня есть несколько идей, как расширить сеть.

— Идеи — это дерьмо, Уолт. Мы не можем развиваться без денег. У меня есть зацепка на денежные транзакции. Некоторые «гнилушки» должны быть уничтожены.

— Мы не убиваем людей, — шипит Уолт.

Хейз фыркает.

— Мы делаем все, чтобы выжить, мудак. Теперь заткнись и смотри игру.

— Перестань копаться в своих мыслях, — произносит Кэс мне в ухо, вытаскивая меня от тех ужасных переживаний, которые до сих пор живут в моей памяти.

Я уже долгое время не вспоминала о мудаке Хейзе. Наверное, мой разговор с Миной всколыхнул все это. Все оставшееся время, я жила в страхе, особенно, когда ложилась спать, что Хейз может прийти за мной, пока я сплю, поэтому каждую ночь ставила стул под дверную ручку, не доверяя хилому замку, который явно не мог его остановить.

Я вздыхаю и выдыхаю в темноте.

— Я еще не готова.

— Я поняла, потому что ты по-прежнему напряжена. Почему бы тебе не сказать мне, что будет сегодня днем в четыре, а?

Я мельком смотрю на часы. Четыре часа утра, мне нужно вставать через пару часов.

— Ты слышала?

Она фыркает.

— Я, конечно, была пьяна, но не глуха.

— Просто кофе, — отвечаю я, расслабляясь, потому что думаю о Себастьяне.

— Хорошо, — говорит она, уткнувшись носом сзади в мою шею. — Я тоже люблю тебя, Талия.

Я от раздражения дергаю плечами, ожидая в пробке, направляясь обратно в Хэмптон, после того, как съездила в дом моей тети на Манхэттене. Мне пришлось сегодня встать очень рано, но теперь я застряла в этой нескончаемой веренице машин.

Взглянув на часы, я крепче обхватываю руль. Почти два часа, если я буду двигаться такими черепашьими шагами, то не уверена смогу ли попасть в кафе к четырем.

Ожидание в пробке дает мне массу времени для размышлений. Теперь я совершенно по-другому рассматриваю и понимаю то, что происходило тогда между Уолтом и Хейзом. Мой ум ведет войну с моим сердцем. Сейчас, когда я знаю, что относилась к наркоторговцам, связанным с группой, которая, возможно, шантажировала Мину, несмотря на то, что это было восемь лет назад, я действительно не хочу, чтобы Себастьян узнал о моем прошлом или мое настоящее имя. Почему я встретила его опять?

Потому что он хороший парень. Ты чувствуешь это своим сердцем, Талия. Потому что, когда ты думаешь о нем, то начинаешь дрожать, и это не имеет ничего общего с тем, что, когда я первый раз сегодня писала, его имя вылетело из моего рта, как проклятие, и я вздрагиваю всякий раз, когда собираюсь пойти по нужде.

Я вспоминаю, как руки Себастьяна скользили по моей коже, с каким мастерством он играл моими самыми интимными частями тела, соблазняя меня снова и снова, заставляя мое тело гореть и желать. Я не могу избавиться от его образа в голове. От того с какой уверенностью он соблазнял, точно зная, как прикасаться. В памяти всплывают его губы, обрушивающиеся на мои, когда он привязал меня к кровати, и эта сцена снова и снова прокручивается в моей голове. Когда он навис надо мной, контролируя свое скольжение в меня, поцелуй Себастьяна был настолько всепоглощающим, возбуждающим и пленяющим все мои чувства.

Застигнутый врасплох, мужчина, подобный Себастьяну, не позволит никаким ненужным мыслям прокрасться незамеченным. Но, пожалуй, лучшее его качество, что когда он все контролирует, он может нейтрализовать их полностью. Но в момент, когда он испытывал собственное всепоглощающее желание, добиваясь полного ответа моего тела и направляя его так, что оно полностью подчинялось ему, он стал центром моей вселенной.

В вечерних тенях его мощная харизма была неотразимо соблазнительная, но боюсь, что при свете дня его грозный магнетизм будет намного сильнее, и я задаюсь вопросом, смогу ли справиться с ним. Я чуть ли не вцепляюсь в руль, ерзая на сиденье, в ожидании увидеться с ним, испытывая волнение и трепет.

Пару часов спустя, я паркуюсь намного дальше от «Grinder», через несколько магазинов, зазывающих своими витринами. Маркус говорил мне, что открытая веранда кафе огибает его по кругу, так как заведение находится на углу в конце торговых рядов. Я думаю подойти с другой стороны, чтобы взглянуть на Себастьяна при свете дня. Я уверена, что он уже ждет, потому что показался мне парнем, который никогда не опаздывает.