В следующие секунды я заработал еще несколько ранений, особенно чувствительной оказалась рана от удара, что прошел по ушному щитку шлема, едва не вспоров мне шейные артерии. Урон несерьезный, но здоровье понемногу опускается ниже девяноста процентов и наконец, слава моей Стойкости, боль уходит на задний план. Ее, словно морскую пену, смывает и уносит куда-то далеко. Теперь моя очередь идти в контратаку. До моего противника доходит, что дело нечисто. По его мнению, я уже должен исходить кровью, словно свинья на бойне. А я, живой и здоровый начинаю обрабатывать его щит своим Крушителем. Противник ловко блокирует удары, но меня это ничуть не обескураживает. Я внутренне благодарю Возгаря за его руну. "Уд" полностью закрывает все кровотечения и будит во мне такую концентрированную злобу, что у меня сводит скулы. От нурманского меча на теле остаются лишь не слишком серьезные, не кровоточащие порезы. В обычном состоянии, я бы уже превратился в визжащий, окровавленный кусок мяса, но сейчас мне сам черт не брат. Его глаза расширяются от удивления. Альвар пытается контратаковать, но запал его атаки уже прогорел. Я вновь  пускаю в дело чекан. От деревянного блина вражеского щита летит щепа, еще немного, и он рассыплется в труху. Нужно отдать должное рыжебородому, не смотря на секундную растерянность, он грамотно парирует мои нападки. Но контратак нет, и я вижу, что скорость его заметно снизилась. Мой черед, и я пинаю в центр щита ногой. Молодец, успел отклониться назад, иначе поймал бы зубами окованный  железом край щита. И тут же следом мой вертикальный выпад. Топор ласточкой ныряет сверху вниз, грозя разрубить ключицу врага. Но тот снова не сплоховал, приподняв щит и встретил кромкой  топорище, остановив его полет. Носок моего орудия лишь слабо звякнул по металлическим вставкам наплечника. А я, легким движением, прижимаю  плашмя лезвие моего Крушителя к скуле врага. Движение выглядит настолько глупым и неопасным, что тот даже не делает попытки его остановить. За что немедленно наступает расплата. Раскаленное добела лезвие с шипением и чадом прижигает его щеку. Я отрываю лезвие от его лица, и цепляю зацепом край его щита. Рывок и  топор, на котором все еще шипят обрывки пригоревшей кожи, вырывает защиту скандинава из рук.  А на щеке остается уродливый ожог, в форме полумесяца. В воздухе резко запахло жареным мясом, и я демонстративно втягиваю воздух ноздрями, показывая, как мне нравится этот запах. Но, судя по выражению лица врага, того мало заботят такие мелочи. И даже потеря щита его не обескуражила. Он лишь дергает недовольно обожжённой щекой. Его выдержке стоит позавидовать. Я шагаю вперед и делаю ложный выпад в нижний уровень. Дезориентированный и лишившийся щита Альвар, пытается увернуться, и тут же получает восходящий удар локтем в переносицу. Следом, не дав ему прийти в себя, я провожу мощный толчковый удар щитом с плечевым упором, который отбрасывает его, не смогшего сгруппироваться, назад, словно он ничего не весил. Он оступается, и, чтобы не упасть, неуклюже опирается рукой о землю. Где вся та грация, с которой он только что порхал вокруг меня, заставляя клинок танцевать в воздухе? Это выглядит так, словно его удвоенная скорость в начале поединка сейчас обернулась для него неслабым "откатом", который играет против него.  Сверкнув на солнце, мой  Крушитель обрушивается на него вновь, рассекая руку, оставшуюся без щита, вместе с костью. Снова чадный дым, и обрубленная кисть валиться наземь. Кровь бьет фонтаном, а я наслаждаюсь зрелищем поверженного врага, секунду назад считавшего себя хозяином положения. Кошка с мышкой поменялась местами.

И тут реальность вновь напоминает мне обоснованность поговорки "не говори гоп, пока не перепрыгнешь!" Нурман и не думает умирать или сдаваться. Я смотрю в его глаза и вновь вижу, как белки его глаз наливаются зловещей краснотой, а зрачки непомерно расширяются. И за секунду до его новой атаки, я вспомнил. Вспомнил, что значило данково слово "волкоголовый", и что символизируют волчья шкура на голове. Я дерусь с представителем касты лучших воинов Скандинавии - зверовоинов. Впоследствии во многих языках прижился только термин "берсерк". Дословно слово "берсерк" с древнескандинавского языка переводится как "медвежья шкура". А назывались они так, потому что шли в бой без доспехов, прикрывшись одной лишь медвежьей шкурой, ибо верили, что тотемный зверь защитит их тело от любых ран. Но фактически зверовоинов было два вида - берсерки и ульфхэднары. Медведешкурые и волкоголовые. Эти мифические бойцы во время битвы впускали в свое тело дух дикого зверя. Как несложно догадаться, медведя и волка. И Дух-оберег давал им на время боя боевое безумие, а с ним и сказочную силу, невероятную скорость и точность, нечувствительность к боли от ран, бесстрашие и многое другое. Давая им такую мощь, что даже их собственные соратники их боялись. Берсерки в иерархии зверовоинов занимали верхнюю ступень, потому что совладать с духом Черного Медведя, не подчинившись ему и не поехав чердаком, было намного сложнее, чем с духом Белого Волка. Может, именно поэтому именно название "берсерк" и приобрело столь широкую огласку. Волкоголовые были слабее, но и они в состоянии боевого транса значительно превосходили обычных бойцов. И прямо сейчас напротив меня стоял ульфхеднар уже впустивший в себя священную ярость Волка, чтоб порубить меня в капусту. Он, окрыленным своим Зверем, наверное, даже не заметил, что лишился одной из своих конечностей. Под ложечкой мучительно засосало. Торжествующее ощущение близкой победы опадало осенней листвой, оголяя страх поражения.

- Тебе, Один! - голос его вибрирует от силы.

Ощущение было такое, будто он не пробежал, а просто телепортировался прямо ко мне. Вот, только что, он стоял в пяти метрах от меня, рядом со своей отрубленной рукой, короткий миг, за который едва успеешь моргнуть, и внезапно он оказывается прямо передо мной, и, улыбаясь, заносит свой клинок уцелевшей рукой. Его тройной выпад слился для меня в одно движение, потому что я просто не успел уследить за ним. Все, что я успел сделать, это приподнять щит, чтобы не дать ему выпустить мне кишки и самую малость отвернуть голову. Тупая боль в правом бицепсе и правой же ноге показали, что минимум дважды клинок достиг цели. Первая, самая опасная атака сорвалась. Он метил острием мне под ухо, туда же, где промазал в первый раз. Поворот головы, который я сделал в последний момент привел к тому, что его клинок прошелся по наушнику шлема, высекая сноп искр, и оставил глубокую борозду на нем.  Зато последующие два удара в атакующую руку и толчковую ногу были точны. Они, словно хирургический скальпель, мощным ударом рассекли мышцы. Я просто почувствовал, как Крушитель выскользнул из моей, ставшей вдруг непослушной, руки, а правая нога, не в силах больше держать мой вес, подвернулась, и я опустился на колено. Тупо пялюсь на практически перерубленную  надвое руку, из которой вяло сочится кровь. Правильно, действие "Уда" слабеет, да и рана чересчур обширная, повреждены крупные сосуды. Я разжимаю пальцы на левой руке, пельта падает наземь.

- Я же сказал, что ты умрешь. Что ж, это достойный бой и достойная смерть. Увидимся в Вальгалле, варяг!

Он подходит в упор и поднимает меч на уровень глаз, чтобы вонзить его сверху вниз прямо мне под кадык. Я вижу, как льется кровь из его обрубленной конечности, горячие капли попадают мне на лицо.

                - Одноглазый, прими мою жертву.

Секундная слабость и апатия, накатившие на меня за секунду до этого, схлынули, смытые забурлившим адреналином. Я хочу жить. А умирать совсем не хочу. Тело инициировало движение практически без участия мозга, автоматически. Словно сорвавшаяся пружина, закручиваемая последние полчаса все сильнее, на левой, работоспособной ноге, я распрямляюсь и выкидываю тело навстречу викингу, подныривая под направленный на меня лангсакс. Короткий, восходящий джеб левой, в который я вложил всю оставшуюся во мне энергию, плющит  хрящи гортани под рыжей бородой и дробит шейный позвонок. Левая никогда не была моей рабочей рукой но сейчас удар настолько силен, что от у меня, с глухим звуком, ломаются несколько суставов пальцев. Боли почти не ощущаю. Я слышу звук сминаемых и рвущихся хрящей и связок своего противника, и он для меня прекрасней пения ангельского хора. Викинг расширенными от удивления глазами смотрит на меня. Он еще не понимает, что проиграл,  силится чиркнуть занесенным клинком по шее, чтоб забрать меня с собой. Но перебитый позвоночник, это приговор. Я мягко принимаю его руку и эфес меча прямо поверх  враз ослабевших пальцев противника. Мой поврежденные и сломанные пальцы тоже слушаются плохо, но я терплю.